***

У последней черты ...
Эта история – истинная правда от первого и до последнего слова. Я не хочу что-либо доказывать, в чём-то убеждать и вступать в дискуссии. Тема слишком опасная, пугающая, неисследованная, но вечная и неизбежная. Рано или поздно она коснётся всех…

Каждый человек знает, что его дни, как и всё на земле, имеют начало и конец. И на банкетах торжественно, с фейерверками отмечая дни рождения, мы испытываем порой грусть и даже некий страх, что стали старше и ближе подошли к концу…

Время, отсчитывая секунды, минуты, часы, дни ... года ... десятилетия, летит незаметно и неминуемо приближает нас к вечности. А запас наш: «Годы жизни нашей развеиваются, точно паутина; мера лет наших — семьдесят лет, если же в силах мы, — восемьдесят лет, к тому же скорбь и болезни; этим обретаем мы смирение и назидаемся».*

Так и Виктор - жил в трудах праведных да и не успел заметить, как стал пожилым, а затем старым. Лет ему было за восемьдесят. Здоровьем отличался крепким, а по-иному и быть не могло: из двенадцати рождённых ещё перед Отечественной войной, выжило всего четверо. Самые сильные и жизнеспособные: Виктор – любимец матери и три сестры. 
Верой и правдой единственный сын служил Отечеству. В Бога не верил: поднимая в небо реактивные машины, любил повторять, что ни разу с ним не встретился. И о смерти не задумывался. До последнего дня, как скосила болезнь, трудился на даче, надолго уходил в лес за ягодами, грибами. Любил хорошую книгу, кино и каждый год в день защитника Отечества танцевал с супругой на офицерском балу. Хорошую жизнь они прожили. Торжественно отметили бриллиантовую свадьбу, богатую, аквамариновую … и кто только эти названия придумывает?

Болезнь подкрадывалась незаметно. Вначале ноги начали сильно уставать, затем внезапно возникала в них острая боль. Приступы учащались, увеличивались и усиливались.
Врачи удивлялись крепости здоровья старика и диагностируя атеросклероз всех сосудов и артерий, беспомощно разводя руками, говорили, что в таком возрасте это не удивительно. Прописали таблетки, инъекции и позавидовали деду, который впервые в жизни на девятом десятке обратился за врачебной помощью. Но коварная болезнь продолжала творить своё тёмное дело и в один день оторвавшийся тромб закрыл артерию. Гангрена развивалась молниеносно, убивая организм не только отмиранием тканей, но и своим ядом поражала мозг.
За двое суток Виктор, шалея от боли, перестал думать и забыл лица своих родных …
Дети тотчас засобирались в дорогу к тяжело больному отцу. На удивление медиков, полную ампутацию ноги он пережил. Метался жилистый мускулистый, необыкновенно сильный старик под воздействием морфина и других наркотиков на кровати и будучи в забытье, ловко освобождал привязанные руки и порывался встать. Он открывал глаза и обезумевшим от мук взглядом глядел на дочь Елену и не узнавал. Добрый и нетребовательный по жизни поглаживал её слабой рукой по плечу: «Ну чего вы тут со мною сидите? Идите – отдохните. Полежите. Вон кровать стоит пустая. Мне ничего не надо. Идите. Идите …».
Елена выходила в коридор и плакала. Жалея и страдая, нестерпима была душевная боль, усиленная тем, что папа потерял память. Сжимала кулаки от бессилия и, собрав волю – она была крепкая духом в отца, с улыбкой возвращалась…

Приехала вторая дочь и её он тоже не признал.
- Почему? – спрашивали лечащего врача, - он же несколько дней назад был не по годам бодр и умён.
- Гангрена опасна именно заражением крови, - привыкший к человеческим страданиям, спокойно отвечал он.
- Что его ждёт дальше?
- Я не Бог, - доктор, пожимая плечами, беспомощно разводил руками, - у него развилась сильнейшая почечная недостаточность … готовьтесь. Я удивлён почему он до сих пор жив.
Всю силу и крепость старика быстро забрала коварная смертельная болезнь.
Из трёх ампутаций  за это время в отделении, в течении нескольких послеоперационных дней умерли двое - значительно моложе. А Виктор жил.
Жил, но еле-еле поправлялся. Родные страдали: они понимали, что для активного необычайно подвижного Виктора, жизнь без движения будет пыткой, но ещё более страшным казалась потеря разума.
Вот тут-то родные и вспомнили про Бога. Столь тяжелы были их переживания, что они сами уже не справлялись и, собравшись дружной стайкой, пошли в церковь. Добрая женщина в свечной лавке первым делом спросила: «А крещён ли он?» И все вспомнили давно ушедшую в мир иной Акулину Денисовну – мать Виктора, которая была не просто верующим человеком, но и всю свою жизнь строила по заповедям. Именно она настояла на крещении внуков, правнуков. Вот только с Виктором справиться не смогла. Шустрый был. Времена полного безбожия. Вздрагивала, вспоминая, как привела его на причастие, а он … ой, и ворошить боялась … да ещё профессию такую опасную выбрал. Молилась за него - богопротивника - неистово.

Первым делом купили крестик и надели на Виктора. Он внимательно посмотрел на него, затем на дочек: «Спасибо». Сказал и улыбнулся. И в этот миг из-под низких серо-грязных туч выглянуло солнце.
- Папа, ты узнаёшь нас?
Он опять улыбнулся: «А как же, вы же мои дети» … Потянулся рукой и постарался их обнять. Это было невероятно, ещё вчера он принимал их за медицинских сестёр.

И его дочки заплакали и сердце их разрывалось при виде окровавленных огромных повязок, трубок, капельниц … и одной сильной мужской, но уже тоже опухшей ноги. Это было страшно и многие, в том числе и врачи, стали говорить о его смерти.
А он не умирал. Он жил вопреки всем прогнозам и к нему даже стала возвращаться память. Но о выписке речи не шло. Рана не затягивалась, начался остеомиелит, и врачи провели повторную операцию. Опять боль, стоны, привязанные руки, но уже не было сил их освободить.

Родные неистово молились. «Богородица Дева, радуйся …» читала, сидящая у постели отца Елена и гладила – гладила папу по ноге, которая тоже болела. «Чему же радоваться?» – думала она, но вспоминая, что говорил священник, прекращала рассуждать и молилась – молилась про себя.
- Да, - как-то сказал врач, - вот в данном случае я за эвтаназию.
А Елене было страшно. Конечно, она видела мучения отца, но он был живой и как можно …?

Сколько же человеческое сердце способно вынести боли? И чем страшнее боль, чем тяжелее мука, тем больше мы нуждаемся в поддержке. Нам надо на кого-то надеяться, кому-то верить и кому-то поплакаться. Родные стали надеяться на Бога и всё больше верить, что всё происходящее для чего-то нужно.
- Но для чего? - не понимали, они, - за что ему такой тяжёлый конец?
А Виктор вдруг заговорил о Боге. Вернее, стал упоминать о нём.
- Дай Бог, - говорил он, когда ему что-то обещали.
- Когда же меня Господь заберёт? Устал я, - вздыхал и брал в руки крестик. Смотрел на него и, казалось, о чём-то глубоко задумывался.
- Слава Богу, - радовался, когда родные к нему приезжали, - Слава Богу!
Как-то его переодевали и сняли крестик, чтобы постирать гайтанчик, а он вдруг резко вырвал его из рук: «Не снимай!» И … поцеловал. Надел, слегка похлопал себя ладонью по груди: «Не ты повесила» - и, как всегда, улыбнулся. 

Откуда и почему вдруг это у него появилось? Его атеистические взгляды не менялись по жизни и кроме того, он слыл ещё хорошим богохульником.  «Дурят вас», - смеялся и возмущался, видя членов нашего правительства со свечами в церкви.
Вспомнилось, как священник говорил, что душа человеческая по своей природе христианка, только не каждый верно реализует природу своей души и независимо от вероисповедания и религиозного воззрения, она всегда стремится к Истине и ищет своего Бога.

Прошёл месяц, второй, заканчивался третий. Виктора не выписывали: рана не заживала: сочилась, кровоточила, да и другие проблемы не отпускали.
- Я не понимаю, - удивлялся лечащий врач, - с такими анализами он не должен жить.
- Я хочу умереть, - говорил больной, - почему Господь меня не забирает? Вы уж попросите его, помогите мне.
Удивительны были его речи. Временами память полностью его покидала, и он вообще никого не узнавал, моментами возвращалась. Он был обречённо спокоен, стоически терпелив и только просил Бога его забрать и просил родных помочь ему уйти. Тогда он сердился: «Неужели вы не знаете, что надо делать?»
А они не знали. Елене вдруг стала сниться бабушка Акулина Денисовна. Смотрела во сне на неё с укором одну ночь, другую. Смотрела и молчала. Иногда осуждающе покачивала головой. За её спиной видела давно упокоенных родителей мужа. Лена просыпалась и чувствовала себя виноватой. Только в чём? И вдруг поняла: истинно верующая бабушка не хочет смерти грешной без покаяния и причастия своему любимому сыну.
- Неужто такое может быть? – спросила отца Сергия – настоятеля храма Рождества Пресвятой Богородицы.
- Смерть грешников тяжела, мучительна, исполнена страстей, ужаса, стыда и позора, - отвечал пожилой батюшка, - его душа страшиться уйти без покаяния, она терпит муки, стремясь очиститься и мать там молится за него.

И к больному пригласили священника. «Папа, - предупредила накануне Елена, - к тебе завтра приедет батюшка – отец Сергий. Ты согласен с ним поговорить?»
- Конечно, конечно, - засуетился старик, - пусть приходит.
Он потрогал своё лицо: «Побрейте меня и наденьте рубашку, не в белье же его встречать».
Елена утром причастилась сама и в страшном волнении везла священника в больницу. Виктор – помытый, чисто выбритый, приодетый, волновался. Он, словно ребёнок старательно внимал всем молитвам, иногда повторял и что-то рассказывал на исповеди. В какой-то момент, затаив дыхание, вдруг поднял голову и потянулся к кресту. Он хотел поцеловать его. Люди, что были рядом плакали. Старик на соседней койке неистово крестился и тоже шёпотом повторял слова молитв. Молодой парень с ампутированной стопой украдкой утирал слёзы и неумело торопливо накладывал на себя крестное знамение. У дверей палаты в коридоре стояли женщины и, прислушиваясь, молились. В отделении стало тихо и даже шустрые медсёстры и санитарки старались двигаться чуть слышно. Молодой врач удивлённо покачивал головой ...
«Спасибо, спасибо», - повторял Виктор после, провожая отца Сергия. "Благословите, батюшка", - больные выстроились вдоль коридора и склонили головы, сложив крест накрест ладошки.
Лена подняла взгляд вверх и прошептала: «Бабушка, я всё сделала. Его душа не погибла».
И счастливые радостные слёзы, смешанные с горечью, усталостью и болью за родного человека, полились по щекам. Она почему-то поняла, что пришёл конец мучениям и старалась запомнить спокойное умиротворённое отцовское лицо, вглядываясь в каждую его чёрточку.

Спустя время, удивительно смиренный Виктор вдруг сел на кровати и самостоятельно перебрался на стул рядом: «Пойдёмте погуляем. Два кружочка». Лена достала брюки и пока доставала другую одежду, отец сам их надел. Это было впервые. Его взгляд был ясный и столь разумный, что зять старика, радуясь, стал снимать его на телефон. 
В инвалидной коляске по усыпанному опавшей листвой дворику пожилая супружеская чета везла похудевшего донельзя ровно сидящего старика с густой седой шевелюрой, укутанного в клетчатый плед.  Он иногда поднимал взгляд усталых красивых голубых глаз в небо и, казалось, видит и понимает что-то одному ему известное. Взор был благодушный и полностью разумный.
- Я устал, езжайте домой. Вы ведь тоже со мной измучались.
Виктора уложили, Лена поцеловала его, а он с любовью погладил её по щеке: «Если бы ты знала, как я люблю тебя». Он слегка вымученно улыбнулся и заснул… заснул навеки. Он ушёл в жизнь вечную после исповеди, причастия, помазания. Как и положено истинному христианину …
Ушёл спокойно во сне…

***
Говорят, что когда человек чувствует близость смерти, он переоценивает жизненные ценности, вспоминая свой путь, заботы, убеждения.
Мудрый человек, учат отцы церкви, должен иметь память смертную. Все мы знаем, что когда-нибудь умрём, но бежим от этой мысли и не думаем с каким багажом деяний поступков мы подойдём к последней черте. Каждый хочет пройти свой путь чисто и достойно, оставив о себе добрую память, хотя бы ради детей, будущих поколений, но и их не станет и тогда зачем всё это? Если после смерти ничего нет, тогда в чём же смысл нашей суеты? А может всё-таки есть другая жизнь? Вечная. И по нашим деяниям в этой жизни зависит какая она будет? И по тому, как уйдём тоже?

***
Я не смогла придумать название этому рассказу. Не нашла слов, которыми можно было бы передать глубинный смысл случившихся событий.
Назвать его "У последней черты" предложила автор замечательных стихов Татьяна Комиссарова. Мне понравилось. Действительно: "У последней черты ..."

*Псалом 89.


15.11.2019