Через три дня войско князя Токугава, форсировав речку Сёнаи, что прорезала долину Нагакутэ, выстроилась на холме Комаки. Берег озера Бива, в которое впадала речка Сёнаи, обрывист и крут, почти на всем северном побережье.
Он сводил на нет любые попытки высадить подкрепление со стороны воды для каждой из сторон. Тот же берег был естественной преградой для обхода с фланга. Напротив, шелестя палатками и шатрами, дымя кострами, хлопая знаменами и штандартами, шумело войско Тоётоми Хидэёси.
Ставка самого Хидэёси разместилась в крепости Инуяма, полки же его, чуть неровной дугой, концами гигантской подковы обратясь на супротивника, заняли место в низинах. Хотя, быть может, его ставка находилась в храме в деревне Гакудэн, этого Токугава не знал. Лагерь Токугавы и его войска располагались на возвышенности, но даже это преимущество не давало возможности ясно различать позиции врага по низинам, оврагам, окруженным плотным кольцом частоколов, засад и заслонов. Как бы сейчас пригодился Томоёси! Но летать он пока не мог, и, значит, Токугава многого не знал.
Да, много не знал Токугава, а узнал – очень удивился бы. Весь прошедший день в небо, застланное облачной пеленой, поднимались дымки оружейных выстрелов. Стреляли, пожалуй, обе стороны, но больше – со стороны западного войска. К вечеру по дороге на Удацу заклубилась пыль – это отряд в две-три тысячи конников пошел на вражеские укрепления.
Атака была отбита. На холме Комаки не дрогнуло ни одно знамя, всё выглядело так, что ему отдан приказ не отвечать на вылазки противника, преследующего одну цель – проверить решимость и боевой дух восточного войска. Все военачальники находились в жгучем волнении: они присутствовали при переломе судеб страны. Кто бы не вышел победителем в схватке, становился властелином страны и вершителем перемен.
- Мне не удалось, как следует, помыться с тех пор, как я выехал из Осаки, воскликнул Хидэёси, отряхивая с себя дорожную пыль, - сегодня я наверстаю упущенное!
Ему устроили баню-фуро под открытым небом. Для этого слуги выкопали глубокую яму, выстлали её листами вощеной бумаги, и, наполнив яму водой, опустили в нее большой кусок железа, что накалили на костре. Затем прикрыли края ямы деревянными планками и огородили ширмами. Раздевшись, и приказав сменить одежду, Хидэёси отложил в сторону письмо и карту, что были спрятаны в складках прежнего одеяния, смешно переступая кривыми тощими ногами, доставая длинными руками чуть не до земли.
Забравшись в бесхитростную свою купальню, Обезьяна нежился в горячей воде, поглядывая в вечернее небо. Давно он не испытывал подобного умиротворения. После бани его ждал военный совет и принятие решения по плану, предложенному вчера Икэда Сёню. Сам Хидэёси не был склонен к хитроумным замыслам, он предпочитал медленно, но верно овладевать ситуацией. На этот раз предложение было крайне заманчивым, и сколь же рискованным, но Хидэёси уже принял свое решение. Прибывший вчера Сёню испросил для себя срочную аудиенцию, которую немедля получил.
- Мне хотелось бы обсудить с Вами один чрезвычайно важный вопрос.
Хидэёси откинулся назад, готовясь внимательно выслушать полководца, кивнул, приказав оставить их вдвоем.
- Сегодня Вы совершили осмотр войск, и, полагаю, составили себе мнение. Не представляется ли Вам приготовления, проведенные Иэясу совершенно безупречными?
- Да, они хороши, ничего не скажешь. Не думаю, чтобы кто-нибудь, кроме самого Иэясу, сумел бы управиться так быстро и умело.
- Я тоже несколько раз объезжал рубежи противника. Не знаю, каким образом нам удастся прорвать их, - заметил Сёню.
- Нам не остается ничего другого, кроме как встать лицом к лицу, - ответил Хидэёси.
- Если Ваша светлость позволит, я хотел бы Вам кое-что показать…
Сёню опустился на колени, разложил на полу карту и тщательно обосновал свой план.
- Если я получу Ваше разрешение, то силами своего клана обрушусь на Окадзаки. Лишь только мы вторгнемся в родную провинцию клана Токугава и атакуем Окадзаки, когда Токугаве станет известно, что копыта наших коней топчут его родину, мощь его укреплений на холме Комаки, и его собственное полководческое искусство, пусть и выдающееся, потеряет значение.