Фото из семейного архива: Новый год в начале пятидесятых годов. За пианино – автор; с аккордеоном Тимур, взявший инструмент для фотографии. Играть он не умел: пальцы на клавиатуре(безымянный и мизинец)сложились в «малую секунду».
Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2019/11/12/1293
Школьные друзья – категория особая. И вроде всё составляющие дружбы есть, но когда расходятся пути-дорожки дружеские отношения выстраиваются сложнее или они прекращаются вовсе. Взрослые люди занимают определенные места в жизни, и у них нет столько свободного времени, чтобы тратить его на неинтересные встречи и разговоры. Под воздействием социализации меняются ценностные ориентации или развиваются прежние, заложенные ещё в детстве и юности.
Встретились со старым школьным другом, и вдруг оказалось, что вы чужие в лучшем случае. А то и, как у Высоцкого:
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а - так,
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош...
А нужно ли тянуть такого в горы? Лучше отойти и «не стоять во всём этом».
Тимур, с которым я учился в одном классе жил напротив нашей коммуналки в отдельной шикарной генеральской квартире, напичканной диковенными вещами и старинной «трофейной» мебелью из Германии которую я ранее видел только на репродукциях картин старых мастеров в развороте журнала «Огонёк». Дед Тимура – генера-а-л ходил в штанах с лампасами и орденскими планками. Он появлялся в школе на утренниках и торжественных собраниях. В гостиной генерала стояло трофейное пианино и рядом, на готическом стуле красовался аккордеон «Weltmeister». Когда Тимур оставался дома один, он милостиво разрешал мне поиграть на инструментах.
Ему бабушка намазывала хлеб маслом и посыпала сахаром: такой вкуснятины ни я, ни мой друг Копчёный не пробовали - Тимур угощать не спешил, а мы с другом не показывали, что слюнки текут - горды были и независимы!
Тимур – неспортивный, толстозадый смуглый мальчик с ехидной улыбкой не принадлежал нашему дворовому кругу, не хулиганил и вообще не в чём предосудительном замечен не был. Ходил в одну и ту же школу, библиотеку, был не глуп и начитан. Он мечтал о журналистике и поступил с третьей попытки в МГУ, что говорило о его целеустремлённости. Наши пути разошлись сами собой и неожиданно в конце семидесятых, почти через двадцать лет Тимур нашёл меня в Ростове.
Я лежал в госпитале, и мне предстояла сложная операция. Состояние у меня было нервическое: даже письмо «на потом» сыну настрочил. Вот накануне операции в больничной палате и появился Тимур с баночкой чёрной икры.
Оказывается, проживал он в Волгограде и работал в местной газете. Его редакция получила новое помещение, и он похвастал перед своим начальством оснастить его мебелью – у него были друзья на Волгоградском деревообрабатывающем предприятии им. Ермана.
Но в советские времена любая подобная оптовая покупка по безналичному расчёту было делом не простым. Ему отказали, ссылаясь на отсутствие нарядов, которые распределяло Всесоюзное объединении в Ростове-на-Дону. Не знаю через кого и как он узнал, что я именно там и работаю, занимая ответственный пост - сразу носом почуял возможность отличиться.
Я не хотел никого видеть, тем более школьного товарища с икрой и просьбой о поставке мебели. Когда назавтра предстоит серьёзная операция, поневоле задрожат коленки, а ещё тебя накололи и продули до прозрачности, а тут такое счастье в виде школьного товарища. Только его и не хватало для полного комфорта с просьбами и ста граммами чёрной икры!
Выслушав просьбу, я ответил, что выйду из больницы – помогу, однако мебель из его списка производится не только в Ростове, но и на других предприятиях Северного Кавказа (стулья, кресла, столы). Поэтому надо подготовить письма соответствующим руководителям. Выйду – решу его проблемы по старой памяти, а пока…
Тимур вдруг как-то засуетился, вспотел. Глаза растерянно забегали по моей одноместной палате с не очень уместной здесь деловой обстановкой: телефон на тумбочке рядом с кроватью, а на столе папка с документами, из которой выглядывали служебные бланки «шапкой» Всесоюзного объединения. Тимур лихорадочно облизнулся и выпалил:
А ты сейчас напиши указание этим предприятиям, а то завтра мало ли что. Могу и без мебели остаться! Что тебе стоит сейчас бумагу написать?
- Вон отсюда, сволочь - заорал я, и страх перед операцией отступил.
Больше я его не видел. Позже, он прислал два письма, которые я выбросил не читая. «Если друг оказался вдруг…». Хотя какой он друг? «Каким ты был, таким и остался»… Детская хитрость, изворотливость и непорядочность расцвела махровым цветом: «Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то они и носят»!
А друг – это как бы второе я, - говорил Марк Туллий Цицерон. Друг - это тот человек, с которым ты смотришь в одну сторону. Это часть тебя, твоей семьи и жизни в целом. А может ли быть много вторых «я»? Жизнь, как скульптор отсекает всё лишнее.
«У кого есть друзья, у того нет друга», - утверждал великий философ Греции.