Auri fames*
Дорога до Ларанжейрас заняла около полутора часов. Когда мы приехали, солнце уже заходило. В сгущавшемся сумраке я не сумел как следует рассмотреть дом – увидел только, что он каменный, одноэтажный с большой верандой, перед которой разбит апельсиновый сад. Мы выбрались из повозки, Тьяго велел двум сопровождавшим нас рабам разгрузить наши вещи, и они тотчас принялись за дело.
Вскоре на веранде появилась фигура темнокожей служанки, такой полной, что в своем простом светлом хлопковом платье, она была похожа на облако. Спустившись по ступеням крыльца, она пошла к нам навстречу. Увидев эту немолодую, но полную сил женщину, улыбавшуюся открыто и добродушно, я невольно вспомнил Зизи.
Поприветствовав Розу, так звали служанку, Тьяго спросил у нее, что происходило в имении, пока его не было. Узнав, что в его отсутствие все шло своим чередом, управляющий сказал: «Вот и славно! Собери-ка нам поужинать, Роза! Господа устали с дороги!»
Помыв руки и умывшись, мы вслед за Тьяго, прошли в просторную комнату, в центре которой был большой и крепкий деревянный стол. На нем уже стояли глиняный горшок с мясным рагу, блюдо риса, бутылка кашасы, бразильской крепкой настойки, три тарелки, рядом с каждой из которых лежала большая оловянная вилка, и три кружки. Мы расселись по скамьям, стоявшим вокруг стола.
Вскоре молодая служанка принесла нам свежий, только испеченный, ароматный хлеб. Ставя его на стол, она склонилась над одной из масляных ламп, освещавших комнату, и я увидел перед собой ее лицо. Мой взгляд остановился на ее глазах, удивительных, черных, как сама ночь, и вместе с тем, полных живого света. Я никогда не думал, что у рабыни могут быть такие глаза.
– Желаете еще что-нибудь? – спросила она, смотря на меня.
– Нет, – ответил я.
Педру и Тьяго тоже ничего не попросили.
– Ступай! – сказал Тьяго служанке, и она вышла.
Я взял ломоть хлеба и попробовал его. Вкус показался мне необычным.
Тьяго объяснил, что в Бразилии хлеб пекут не из пшеничной или ржаной муки, как в Португалии, а из более дешевой и доступной здесь маниоковой. «Маниок издревле выращивали и употребляли в пищу бразильские индейцы. Португальцы, приехав в Бразилию, тоже начали использовать это растение в своей кухне, несколько изменяя привычные рецепты. Кроме хлеба, из маниоковой муки готовят огромное количество блюд: супы, каши, лепешки, или просто едят ее в сухом виде», – рассказал управляющий.
Утолив голод, Тьяго, брат и я заговорили о золоте. Вспомнив португальских драгунов, которых мы видели, когда ехали по Новой дороге, а также интендантство Вила Рики, Педру предположил, что корона строго следит за добычей золота:
– Думаю, от глаз солдат и чиновников его величества ничего не скроешь, – наивно заметил он.
Тьяго, разгоряченный кашасой, расхохотался в ответ, а затем с жаром воскликнул:
– Напрасно вы так думаете! И для драгунов, и для чиновников превыше всего – личная выгода! А его величество? Его величество далеко!
Педру смутился – он не ожидал, что его слова вызовут такой бурный ответ.
– Добытчики золота тоже не дураки, – продолжил Тьяго. – Я знаю, – сказал он, понизив голос, – что золотой песок вывозят из капитании, пряча его в густые волосы рабынь. А еще золотым песком заполняют полые деревянные фигуры святых.
– Как можно? – возмутился брат.
– Падре, поймите, разбогатеть хотят все, и мало кто задумается о способах это сделать, – ответил Тьяго.
Услышав эти слова, я невольно вспомнил о запрете духовных орденов в Минас Жерайс.
Не давая моему брату возразить, Тьяго добавил:
– Разбогатеть… или купить свободу. Вот, например, сегодня в Вила Рике вы видели торговок с подносами на голове. Так?
Брат и положительно кивнули в ответ.
– А знаете, чем с ними расплачиваются рабы, которые трудятся на приисках? – спросил Тьяго и сам же оветил. – Золотом! И, поверьте, – продолжил он – торговки отдают своим господам далеко не всю выручку. Они копят, чтобы потом выкупить кого-нибудь из рабов. А он, получив свободу, со временем может освободить их самих или их детей. Удивительное дело: золото лишает свободы – оно же ее дарует.
Тьяго налил в глиняную кружку еще кашасы, выпил, а затем сказал, что завтра покажет нам дом и плантации, а также представит нам домашних слуг.
Когда зашла речь об этом, я спросил:
– Как зовут девушку, накрывавшую нам на стол?
Отчего-то весь вечер я думал о ее необыкновенных глазах.
– Это Анна, – ответил Тьяго.
* Жажда золота (лат.);