Вся погода сейчас делается через циклоны. То холодный, то тёплый циклон двинет на материки…
На Москву налетел прехолодный циклон. Люди кто куда быстро проносились по тротуару, чтоб не замёрзнуть.
С рынка в кафе набился народ, да и стройка рядом… Обслуживали таджики, быстрые, молчаливые, и еле успевали.
Розали падала от голода и усталости, зашла, чтобы хоть немного посидеть в тепле, даже на простой пирожок у ней уже не было денег. Маленькая, худенькая, она, как воробышек, забилась за крайний столик, ей было тепло, немного отогрелась. Надо ехать в Калугу, там у знакомой, хоть и ношеные – и шубка есть, и сапоги, давно звала. Вот заработает, и домой позвонит, матери собирались операцию делать. Да вот работы нигде не было.
Розали её мало кто называл, только официально, по документам. А так – Роза или Розик. Розик встала, отряхнулась и прошла к выходу.
Смуглый, похожий на армянина парень загородил ей дорогу:
– Ты заплатил?
– Но я просто сидела!
– Э, нет. Салима, она ел?
Салима подошла, оглядела Розу и покачала головой:
– Она не ел.
Роза качнулась и схватилась за стул.
– Ты что, бальной? Подожди, Салима, чай принеси немного, он бальной.
Роза снова села, другая таджичка подошла и тихо спросила:
– Сахаром?
– Да, – неожиданно осмелела Роза. – Если есть, один пирожок.
– Хокан, она галодний, не бальной.
– Тагда дай кушить. Мало можно.
Перед Розой поставили блюдо с пирожком, хачапури, и она с блаженством стала всё это медленно есть, в тепле в голове родилась мысль. Вернее, вопрос. Она пальцем подозвала таджичку и спросила:
– У вас здесь работа есть?
– Работа? Работу хочишь? Откуда работа! Сичас спрашу!
Тот, кого назвали Хоканом, подошёл к столику, оглядел маленькую, замёрзшую девушку, внимательно посмотрел на лицо, нагнулся и спросил:
– Работу хочешь? А что можешь?
Роза подумала, что может посуду мыть и официанткой тоже.
– Я всё могу, даже на кассе.
– На кассе мы незнакоми не берём. Жить есть где?
– У знакомой, пока найду работу.
– Давай, иди за мной.
Хокан вывел её из кафе и за углом снова вошёл в здание. Большая комната, несколько кроватей, чисто. Платяной шкаф.
– Тут хочешь жить? Мало платить пока, потом посмотрим. Паспорт тоже покажи!
Разглядывая паспорт, Хокан быстро посмотрел на Розу.
– А почему на русский похожий? Волос покрасил, путаю. Ладно, у нас ещё такой как ты есть. Давай свой вещ привези, только одежда немного.
Так Роза неожиданно для себя устроилась на работу. Тёплую, сытную, платили за день, украдкой сметала с тарелок чистые остатки, впрочем, ела она мало. Хватало и на сотовый, и на транспорт – по субботам Розик ездила в Калугу к своей знакомой из соседнего села. Знакомая, Рита, услышав, что хозяин из Закаталы, испуганно спросила:
– Не сказала, кто ты?
– Нет, они не спрашивали. А в паспорте всё равно видно.
Роза закончила консерваторию. И даже аспирантуру. Но никто её на работу певицей не принимал. И там, на родине не принимали. Не было ни блата, ни приличной внешности. Шесть лет учёбы не изменили её внешность. Деревенское лицо так и осталось деревенским, движения скованные, ну где она могла петь, разве в оперу берут таких? Даже голос не помог! А голос у неё был редкий. Редчайший. Но – без блата. По радио могла бы прославиться, да радио давно не в моде...
Попробовала устроиться в школе, через два месяца новый директор привёл свою племянницу. Розе пришлось уйти. Стала частно обучать вокалу, жила в ближнем селе, но всё равно добираться – деньги. Даже на интернет не хватало, чтобы дать объявления. Мать уговорила поработать продавщицей, рядом с домом, но длинный как пенал, магазин был очень неудобен продавцу и удобен для воришек. Постоянно что-то не сходилось, то ли хозяин, то ли покупатели незаметно уносили товар… Не выдержала.
Каждый день Розали повторяла свои арии, романсы, перебирала два роскошных концертных платья… И, наконец, решилась попытать счастья в России. Россию она толком не представляла, но про Москву знала, раза два приезжала на студенческий фестиваль. Все ей аплодировали, голос был потрясающий. Однако угловатая, с деревенскими манерами девушка не смогла завести связи, да и языка не знала.
А сейчас все из села уезжали за заработками в Россию. Мать продала два кольца, позвонила старой знакомой в Калугу. Чтоб хотя бы с жильём помогли.
Но в Калуге Розали не нашла ни оперы, ни даже оперетты, и уехала в Москву.
И вот последние деньги как-то незаметно вчера закончились, а оперой для неё стало это безымянное кафе. Иногда на концертах диаспоры Роза выступала, почти не платили – неизвестным широкой публике голосам община не выделяла денег. В кафе Роза подружилась с другой армянкой, Джеммой, из Ванадзора. У Джеммы была обязанность принимать и раскладывать товар. Хокан Джемму уважал, так как регистрация у неё была московская. А Розе наконец-то сделали калужскую регистрацию.
Вот со спальными местами была проблема. В большой комнате, где стоял платяной шкаф и шесть раскладушек, спали все вместе, и Хокан тоже там спал. Первое время Роза стеснялась, спала за шкафом. Но Джемма успокоила Розу:
– Он из Закаталы, азербайджанец, сама понимаешь, на тебя всё равно не посмотрит, даже на этих таджичек-мусульманок не смотрит! Да и дядя его тут хозяин, он его боится.
Постепенно Роза раскрылась, стала улыбаться, а однажды был день рождения Джеммы, отмечали колой, мясными и яблочными пирожками, она спела две арии, сразив всех, даже хозяина Садыка, который зашёл на несколько минут.
А Хокан всё-таки влюбился в Розу. Почти Пигмалион, о котором он и понятия не имел: пригрел, спас, да и на односельчанок почти похожа… Про голос уже не говори: Хокан обожал баяти и мечтал, чтобы Розик научилась их петь, оперные арии были скучны для него.
Садык сразу заметил по глазам племянника, что тот неровно дышит на неверную, сделал политическое внушение, Хокан опустил глаза и пообещал «сидеть тихо».
– Только не выгоняй её, ей некуда идти.
Хокан влюбился без всяких видимых перспектив, ибо против отношений двух враждебных государств не попрёшь, но вёл себя как нормальный влюблённый. Повысил зарплату, купил ей тайно от всех куртку, хорошую шапку. Сказал – из Армении прислали ей. Роза притихла перед неожиданной напастью и размышляла:
– Завтра он начнёт приставать. Что мне делать? Куда идти?
Хотя ласковый и заботливый парень ей нравился, но она тоже не видела никаких перспектив и, хотя была далека от политики, не знала даже, кто её президент или премьер-министр, где-то в глубине души понимала, что их отношения тянут на государственную измену. Ну почему она не пошла в другое кафе, с той стороны рынка! Там кафе держали армяне! Хотя, о чём это она! Она же через два дня сбегала туда спрашивать работу. И там работали одни таджички. А может киргизки – кто их разберёт. Оглядели с ног до головы, сказали: армян не берём, мы мало платим.
Как только дядя уходил, Хокан звал Розу за платяной шкаф пить колу, угощал свежей сдобой. Роза чувствовала, что очень нравится Хокану. Сильный парень, сообразительный, всё хозяйство кафе на нём, его ласковые глаза и подарки постепенно отогнали запретные мысли… Ох, хоть и страшные мысли лезли в голову, но долго не держались там, что с музыканта возьмёшь!
А однажды Джемма уехала на ночь к родственникам, кто-то умер, из Армении приехали хоронить. А две таджички убирали кафе для завтрашнего дня.
Роза перебирала дешёвое, но сверкающее ожерелье, купленное Хоканом рядом на рынке, и представляла свой концерт, черное платье в пол и аплодисменты на "бис". Кто в консерватории не мечтал об этом, да ещё с таким голосом?
Дни летели, как бешеные. Роза валилась с ног, а тут стало почему-то тошнить. Джемма как глянула на бледную, невыспавшуюся девушку, быстро спросила:
– Залетела, что ли?
Роза похолодела. Кровь бросилась ей в лицо, её стала бить дрожь. Всю ночь проплакала. Когда Хокан увидел её припухшие глаза, только спросил:
– Ребёнок?? Дядя Садык убьёт меня! А тебя выгонит! Скоро давай поехать или домой, или бальница! Я деньги дам.
Для больницы не хватало прописки, да и мужества пережить неизвестную и страшную боль. Ехать в Калугу не хотелось, а дни отдавались нарастающей полнотой…
Скоро стало видно. Джемма схватилась за голову, причитая:
– Поздно уже, Розик джан, опасно, лучше езжай домой, роди. Придумай что-нибудь насчёт мужа...
Хокан, пряча глаза, признался, что нашёл себе новое место, так как дядя обещал его убить, а Розу выгнать, если у них даже мысль родится…
А тут хотел родиться ребёнок…
В аэропорту её никто не встретил. Она и не предупреждала, надела пиджак, скрывающий талию. Родители и удивились, и обрадовались ей. Зачем на чужбине работать или петь? Тем более, только за пропитание? Даже денег не может прислать родным...
А через полгода родился темноглазый крепыш.
Мать жаловалась отцу:
– Слышишь, от такой жизни девочка раньше времени родила, муж там остался зарабатывать… Этот, что в консерватории за ней бегал, жениться обещал, как только приедет.
Первое время Хокан присылал деньги, даже на распашонки прислал. Потом…
А что потом? Больше Розик о нём ничего не знала и не слышала: у них же не было общих знакомых. А Джемма не хотела возникать…
Мать однажды пожаловалась соседке: «Убили беднягу, зятя нашего, эти скинеды несчастные! Даже по-человечески не сможем поехать, похоронить. Денег ни на что не хватает…».
А Хокана дядя сразу женил, чтоб по сторонам не засматривался. Жена уехала рожать в Закаталы, через девять месяцев после каждого приезда она рожала мальчика или девочку. Чернявые, как у Розик.
А Розикин сын вырос, блестяще учился, закончил школу и пошёл в армию. Откосить денег не хватило. Да он и не рвался – а кто воевать будет?
А однажды весной случилась маленькая война. Впрочем, она никогда и не прекращалась. По одному снайперы и до этого снимали. В этот раз под нежданным огнём сразу 100 безвинных солдатиков полегло. Розикин сын не успел отстреляться, говорили, что тело сначала не могли найти…
Бог дал, бог и взял...
Розик мутными глазами смотрела в пустое небо, заходила в пустой дом, оглядывала пустую комнату…
Иногда Роза перебирала то сверкающее ожерелье, так и не пригодившееся для сольного концерта.
И всё чаще вспоминала Хокана. Почему-то она была уверена, что Хокана дядя женил, что его сыновья служили у той самой границы. Их тоже полегло, намного больше… Может, сын Хокана стрелял?
Но ни сына, ни тот соловьиный голос уже нельзя было вернуть. А рожать было поздно. Да и от кого?
В селе, по правде говоря, никто не верил, что «мужа скинеды убили»…
*битч - незаконнорожденный