Впервые я заинтересовалась своей внешностью в одиннадцать лет. В байковом платьице с рюшами из атласной ленты сидела за столом и внимательно смотрела в маленькое зеркальце. Отражение не радовало: крупный нос, небольшие зеленоватые глаза с коротенькими ресницами, пухлые губы ...
Я улыбнулась – уже получше, но ... эта противная расщелинка между верхними зубами всё портила. Наконец поймала отражение, показавшееся вполне приемлемым. Не доверяя себе, решила заручиться мнением старшей сестры:
– Людочка, а правда я немно-о-о-жечко красивая?
– Почему немножечко? Ты вполне красивая, – уверила сестра.
Я повеселела; ей-то со стороны виднее!
Но, подрастая, с горечью убеждалась, что со мной поступили несправедливо. Ну почему мне не достался мамин точёный носик? Почему у Людочки «осиная» талия, а у меня, как у папы, «широкая» кость?! Почему, наконец, у неё коса – ниже пояса, а у меня – бараньи кудряшки?
Жить с этим было трудно, и я порой разражалась гневными выпадами в адрес мамы, обвиняя её и только её в своём «несчастье». Мама убеждала, что девочки, похожие на папу, как правило, счастливые и удачливые.
Это мало утешало и, обливаясь слезами, я кричала:
– Не надо было меня рожать!
В девятнадцать лет научилась быть привлекательной и даже яркой, но все неудачи на «личном фронте» относила все же на счет своей внешности. Втайне всегда мечтала: если б волшебник спросил у меня три заветных желания, первым стало бы – стать красивой!
В двадцать семь лет этот вопрос утратил остроту, но ещё оставался актуальным.
Помог мне избавиться от комплексов старший брат Вадим, а точнее не сам он, а то, что случилось в связи с его учебой на Высших литературных курсах.
.
Нас с братом связывали теплые отношения: я гордилась его поэтическим дарованием, а он – моими способностями и умениями. Брат был абсолютно убежден, что я достойна самой лучшей женской доли.
Окончание работы Курсов устроители решили отметить фуршетом в Центральном Доме литераторов.
Вадим пригласил меня на фуршет. Я никогда раньше не была в ЦДЛ и невероятно обрадовалась приглашению, но тут же огорчилась, услышав просьбу – приказ:
– Ты должна быть красивой! Смотри, не подведи меня!
Легко сказать – будь красивой! А что за этим стоит – он хоть понимает? Нет, конечно! Мужчин не интересует «кухня», им важен результат.
Главное – прическа! – решила я и утром помчалась на работу в колледж парикмахеров, где преподавала литературу. Влетела в комнату мастеров:
– Девчонки, выручайте! Я приглашена на фуршет в ЦДЛ! Мне приказано быть красивой!
– Приказы мужчин нужно исполнять неукоснительно, особенно такие, – сказала Кира Юрьевна, старший мастер.
Меня усадили в кресло, убрав, к великому огорчению, зеркало, спросили, какого цвета и фасона будет мой наряд, во сколько банкет, и приступили к работе. Мастера негромко переговаривались, спорили, что-то исправляли, я чувствовала над собой их ароматное дыхание и сгорала от любопытства. Когда стали наносить макияж, внутренне сжалась, опасаясь, что разрисуют, как куклу, но доверилась им полностью и терпеливо ждала...
Наконец, передо мной поставили большое зеркало.
– Ну, как? – все замолчали, ожидая моей реакции.
Я посмотрела в зеркало и растерянно оглянулась на мастеров:
– Это ... я?
Они, довольные эффектом, рассмеялись:
– Ты, ты, – познакомься с собой!
Я снова обернулась к зеркалу, пытаясь понять, что же изменилось? Ярких красок на лице нет. Куда девался нос? Нет, нет, он на месте, но ... аккуратный, незаметный ... Глаза большие, выразительные. Брови — чёткой ломаной линией. А губы! Я даже слегка потрогала их кончиками пальцев... неужели у меня такие нежные, чувственные губы? Лицо – бархатное, мягким овалом. Укрощённая грива волос лежит асимметрично, восхищая роскошью и придавая облику женственность и благородство...
Нужно было бежать домой – собираться, а я сидела, боясь оторваться от зеркала. Наконец, произнесла:
– Девчонки, да вы же ... Волшебницы! Разве вам в этом захудалом колледже работать?! За копейки! Вы определенно не на месте!
– На месте, на месте! – ответила за всех Кира Юрьевна. – Грош цена Мастеру, если он дар свой ученикам не передаст. К тому же, кто о вас, простых смертных позаботится? Может, с нашей лёгкой руки жениха там повстречаешь. Удачи тебе!…
Я прилетела домой на крыльях и начала приготовления.
Когда оделась, надела высокий каблук – снова не узнала себя. В чем же секрет метаморфозы? В одежде? В макияже и прическе? В способности увидеть в себе всё лучшее? В умении жить в ладу с собой?
Однако размышлять было некогда. В шестнадцать часов зазвонил будильник, напомнив, что в семнадцать тридцать у входа в ЦДЛ меня ждёт брат, умолявший не опаздывать.
В метро, ловя на себе заинтересованные взгляды мужчин и женщин, впервые за много лет я ощутила какую-то внутреннюю раскрепощённость, даже, сказала бы, – независимость. Мне всегда был ненавистен ищущий, робкий взгляд, свойственный старым девам, к коим, разумеется, я причисляла и себя.
Вечное унизительное ожидание момента, когда кто-то на тебе задержит взгляд, улыбнется или, хотя бы ненароком, сядет рядом – накладывало отпечаток, который за три версты чуяли мужчины и обходили тебя десятой дорогой. И горький вопрос: «Да чем же я хуже других?!» – оставался без ответа.
Впервые за много лет я почувствовала, что мне НИКТО НЕ НУЖЕН! Я ощущала себя стройной, красивой, недоступной. Это новое чувство приподнимало, наполняло тело лёгкостью, а душу радостью, я не шла – плыла – так легка была моя походка.
– Хороша Маша, да не наша! — оглянувшись мне вслед, сказал какой-то мужчина.
Я улыбнулась про себя, отметив, что он, полутрезвый, совершенно точно передал моё новое состояние.
Брат стоял у входа, поглядывая на часы. Я остановилась рядом, молча ожидая его реакции на моё преображение. Вадим озабоченно озирался по сторонам, недовольно хмурился и снова смотрел на часы.
– Вадим! – я тронула его за рукав.
Он оторопело взглянул на меня, потом расплылся в улыбке:
– Вот это да! Чудеса, да и только! Я отметил тебя издали, но …. не узнал! Пошли скорее, здесь такие «тузы» cобрались, я тебя представлю!
Мы устремились в зал. Конечно, интересно познакомиться с известными людьми, впервые окунуться в атмосферу светского раута, посмотреть, послушать, впитать в себя впечатления. Но ещё, я это чувствовала, знала наверняка, должно случиться очень важное, что изменит мою одинокую жизнь.
С интересом осматривая толпу, слушала комментарии брата, который представлял меня чуть ли не всем подряд и горделиво улыбался, слыша комплименты в мой адрес.
Торжество набирало обороты. Горячительные напитки делали своё дело. В зале стоял гул голосов, звон бокалов, смех. Меня заметили. Подходили, завязывался разговор, но стоило мужчине задержаться рядом более пяти минут, Вадим тотчас уводил меня в сторону. Такого вероломства от родного брата я не ожидала и наконец, возмутилась:
– Вадим! Что ты делаешь! Отпусти меня! Мне интересно общаться с этим человеком!
– Знаем мы, чем эти разговоры заканчиваются! Этот мерзавец на тебя глаз положил! – Вадим в подпитии был очень категоричен в оценках.
– Я не ребенок, а ты мне – не отец! Позволь самой решать, с кем общаться, с кем встречаться!
– Не позволю! Ты не знаешь, какая тут сволота собралась!
– Один ты хороший! Если так, то зачем меня сюда пригласил? С тобой я и дома пообщаюсь.
Мой последний собеседник – редактор одного из столичных журналов — произвёл на меня особенное впечатление. Статен, красив, он не говорил комплиментов, как другие, а заводил «светские» разговоры, стараясь сразить меня эрудицией и остроумием. Ему это удалось. Я уже знала, что с фуршета мы уйдём вместе, сердце млело в предвкушении восхитительного романа. Но Вадим!! Как сторожевой пес, он не отходил от меня ни на шаг.
Тогда я пошла на хитрость. Попросила его купить мороженое, которое продавалось в фойе. Расчёт был прост: пока он будет ходить, мне удастся ещё раз поговорить со Станиславом, тем самым импозантным редактором, обменяться телефонами и таким образом «закрепить» наши отношения. Тем более, что Станислав находился всё время поблизости и не сводил с меня глаз.
Вадим легко согласился сбегать за мороженым, но прежде подозвал приятеля-дагенстанца и попросил его посторожить сестру. Дагестанец рьяно исполнил его просьбу, буквально закрыв меня грудью от ринувшегося ко мне Станислава.
Наконец, какой-то мужчина отозвал брата в сторону. Станислав тотчас подошёл. Он, как и я, чувствовал нелепость ситуации и попытался всё перевести в шутку.
– Брат так охраняет вас, на его месте я делал бы то же самое.
Он ласково улыбнулся, обволакивая меня взглядом опытного сердцееда. Я смутилась, а он, взяв меня за руку и лаская взглядом, произнёс:
– Что прикажете делать, если пред вами – гора восхищения, а вы чувствуете себя мышонком перед этой горой?
Я зарделась от необычного комплимента и только хотела что-то ответить, как услышала голос брата:
– Руки прочь!
Все притихли и оглянулись на крик. Вадим с перекошенным от злобы лицом прорывался к нам сквозь толпу.
– Руки прочь, я сказал! Не смейте к ней прикасаться!
Он выкрикивал что-то ещё, а я не знала, куда себя деть от стыда.
Друзья успокаивали брата, уводя подальше от объекта его ярости, а я выбежала из зала и помчалась к выходу.
«Кто тебе дал право распоряжаться моей судьбой! Никогда не прощу тебе этого!» — мысленно ругала Вадима. Сжавшись в комок на заднем сиденье такси, повторяла про себя: «Ах, негодяй, так испортить вечер! А может, даже жизнь! Первый раз ощутила себя человеком и – на тебе! Как быстро всё закончилось ...»
Дома долго сидела в ванной у зеркала и думала: умываться или нет? Решила: нет. Сняла только тушь с ресниц, обернула причёску тоненькой косынкой и спала на спине, свернув валиком подушку.
Назавтра была суббота, середина июня.
Проснувшись, тотчас потянулась к зеркалу: конечно, не то, но кое-что осталось. Оберегая причёску, приняла душ, поправила макияж и задумалась, конечно же, о Станиславе.
Потерян он для меня или нет? Мы не успели обменяться телефонами ... В конце концов, телефон его редакции указан в журнале, дело не в этом ... Захочет ли он после вчерашней выходки Вадима продолжить знакомство со мной? Позвонить первой? Подумает – навязываюсь. А позвонить надо – хотя бы затем, чтобы извиниться за отвратительную выходку брата .
«Что ж делать-то? Ах, негодяй! – ругала я его снова , – всю жизнь мне поломал. Так найти телефон? – Что-то внутри протестовало. – Если б он нашёл меня сам ...»
Ничего не решив, надумала поехать на дачу к своей любимой подруге Татьяне. Она – постарше меня, разумная. А главное — по-настоящему любит меня, не то, что этот ... братец! Она всё расставит по местам.
В электричке, уставившись в окно, кадр за кадром прокручивала вчерашний вечер. Какая жалость – не было даже фотоаппарата – запечатлеть мгновения счастья. Пройдёт время – и думай потом: наяву это было или во сне...
Татьяна встретила меня, как всегда, радостно. Мы тотчас отправились в дачный магазин купить к столу что-нибудь вкусненькое. Мне не терпелось рассказать подружке о вчерашней встрече. В магазине оказалась очередь, мы стали за высоким мужчиной в шортах, и я негромко начала рассказывать. В какой-то момент воскликнула с болью:
– Ах, Татьяна, если б ты видела, какая я вчера была красивая!
Мужчина, стоявший впереди, оглянулся и произнес с улыбкой:
– А вы и сегодня красивая. Очень даже …
Я смутилась, а Таня зашикала:
– Тише, тише, дома расскажешь!
Купив шампанское и кое-что из продуктов, мы направились домой. Меня распирало желание скорее продолжить рассказ, чтобы задать главный вопрос: как мне вернуть Станислава?
У магазина нас поджидал тот самый мужчина из очереди. Улыбаясь, как старый знакомый, он предложил поднести нашу сумку. Мы отказались. Он что-то шутливо говорил, о чём-то спрашивал – отвечала Татьяна, а я досадовала: из-за него не могу общаться с подругой! Ничего не оставалось, как присоединиться к разговору.
Мы неторопливо шли по дачному посёлку, утопавшему в зелени и цветах. Отовсюду доносилась музыка. Полуголые дачники неторопливо шли на пруд, и такая нега стояла в тёплом летнем воздухе, что у меня сжалось сердце – так захотелось оказаться на этой улице вдвоём с ним, моим вчерашним красавцем.
--Девчонки, пора познакомиться! Меня зовут Стас. А вас как?
Я поперхнулась и посмотрела внимательнее на нового знакомого. Лет тридцати, худощавый, с заостренными скулами, ёжик светлых волос…
Голос, правда, приятный ... «Федот, да не тот», – подумала со вздохом, а вслух сказала:
– Надо же!
– Вам не нравится Стас? Можно – Станислав, звучит солиднее.
Я примерила к нему ЕГО имя – увы, размерчик явно не тот ...
Он почувствовал мой холодок и, пока мы шли, общался преимущественно с Татьяной. У дома нас ожидал сюрприз. Стас направился к соседней калитке, у которой стоял Федор, давний приятель и сосед Тани.
– О! Да вы уже познакомились, а я только собирался представить вам своего друга. Ну, в таком случае, милости просим к нам на шашлык! Отказа не принимаем!
Ну, что ты будешь делать! Прямо рок какой-то! Никакой возможности поговорить с подругой по душам!
Фёдора и его жену Лену я знала – милые люди: хлебосольные, весёлые. Иногда мы собирались вместе. Фёдор священнодействовал над шашлыками, потом угощал домашним вином, ароматным, как летний вечер, а потом брал в руги гитару …. У него был несильный, но красивый голос, я не сводила глаз с его руки, перебирающей струны, и пела вместе с ним.
В этот вечер всё было, как и прежде. Правда, петь мне не хотелось, при первых аккордах гитары я загрустила: нежные звуки всколыхнули затаённую боль одиночества. Эта боль неожиданно для меня пролилась мелодией: «На тот большак, на перекресток уже не надо больше мне спешить, – запела я. Федор тотчас отозвался переборами струн. Таня с Леной подхватили песню. Стас молчал, изредка поглядывая на меня. На словах: «Ну, как на свете без любви прожить?» – наши глаза нечаянно встретились. Я быстро отвела взгляд, но с этого момента постоянно чувствовала присутствие нового знакомого.
Чем гуще становились сумерки, тем свободнее и чувственнее звучали наши голоса, словно темнота отпускала одну за другой потаённые клавиши. Стас не балагурил, как днём, не пел с нами, а больше слушал, задумчиво глядя на пламя костра, потом изрёк:
– Владеющий чарами песни душой овладеет любой …
Фёдор удивлялся:
– Ты что, все песни знаешь? Откуда?
– От мамы, – отвечала я, – мама певунья была, целую библиотеку песенников собрала.
– И старинные романсы есть?
– А как же! Да не один сборник!
– Слушай, дай на время хоть один!
– Хорошо! Только не знаю, когда теперь выберусь сюда.
– А мы заедем к тебе, нам ведь по пути!
На следующий день после обеда мы уехали. Стас и я сидели на заднем сидении. Он снова был оживлён и разговаривал со мной, как со старой знакомой.
Время, проведённое в приятной компании, немного приглушило мою тоску. Обстоятельно поговорить с Таней так и не удалось.
Подъехав к моему дому, Фёдор сам хотел подняться ко мне на девятый этаж за песенниками, но Стас его остановил: «Я поднимусь».
Я выбрала сборник с любимыми романсами и вынесла Стасу, ждавшему меня на лестничной площадке. Разумеется, я приглашала его войти, он отказался, сославшись на то, что хочет покурить.
Вернувшись в квартиру, я приняла душ, заварила кофе, села на кухне и задумалась: «В моей жизни определённо что-то стало происходить, после стольких лет затишья! Странно! Не было ни гроша, да вдруг алтын! Стасу я понравилась, это видно. Он не импозантный, но приятный ...».
Самым приятным в Стасе было его настойчивое внимание к моей особе. Душа откликалась именно на это, а сам он мало занимал меня.
« ....Но ведь и Станиславу я тоже понравилась! У меня сладко заныло внутри, вспомнились его улыбка, голос, мягкое прикосновение рук ... Вот за ним – на край света, босиком... только бы позвал. Что же делать-то? Надо всё же извиниться за выходку брата. Ах, Вадим, Вадим! ... Пожалуй, надо поискать телефон. Да. Позвоню. Это будет звонок вежливости и только. А дальше – как он захочет. По крайней мере, будет определённость».
Понедельник буквально поглотил меня: зачёты, консультации, должники! Освободилась поздно, однако забежала в библиотеку, нашла журнал Станислава, выписала адрес и телефон редакции. «Завтра днём позвоню, а там… будь, что будет!» Шла домой неторопливо, сердце замирало от собственной решимости. ОН стоял перед глазами, ласково улыбался, манил взглядом. Я вдруг поняла, что способна ради него на многое, а завтрашний телефонный звонок – это порог, который должна ради этого переступить.
У двери своей квартиры очнулась, в первый миг подумалось – ошиблась этажом. В ручке торчал букет красных роз. Я машинально подняла глаза на номер: «Тридцать три – моя! Кто же их сюда положил? Я вытащила цветы – записки в букете не обнаружила. А вдруг ... это Станислав! – Поразмыслив, поняла, что ошиблась. – Кто же этот тайный воздыхатель? Нет, определённо в моей жизни что-то происходит. Эта мысль вызвала воспоминание о поездке на дачу. – Стас! Наверное, он! Конечно, он! Вчера тут был, запомнил адрес. Ай, да Стас! Да ты, оказывается, романтик!»
Я поставила розы в хрустальную вазу на кухне, сварила кофе, села на своё излюбленное место и, глядя на розы, задумалась ...
Мне часто дарили цветы ... ученики. Я привыкла к такому способу проявления уважения и благодарности. Когда входила с букетами в учительскую, пожилая коллега, улыбаясь, говорила всегда одну и ту же фразу: «Где цветы, там и любовь ...»
Букет роз, стоявший передо мною, не означал признания заслуг, а потому вызвал не только приятное удивление, но и грусть.
На следующий день после уроков я позвонила в редакцию. Станислава на месте не оказалось. Я обрадовалась этому. Наверное, потому что до конца не была уверена, что поступаю правильно.
Дома меня снова ожидал сюрприз: букет роз в ручке входной двери. Только теперь розы стояли белые. Этот второй букет удивил меня едва ли не больше, чем первый. Записки снова не оказалось.
Я поставила белый букет рядом с красным и, по обыкновению, с чашкой кофе в руках размышляла: «Если это Стас, то как я должна себя вести? Оставаясь инкогнито, он лишает меня возможности запретить ему делать это. Умно, ничего не скажешь. Принимать цветы – значит, дать надежду. Однако все мои надежды и помыслы сосредоточены в ином направлении. Что же получается? Опять я должна разыскивать ещё и его телефон, первой звонить и просить не дарить мне цветы?! Чушь какая – то! Ладно, посмотрим, что дальше будет. А вдруг это не его цветы – казус получится. Подождём! Завтра непременно нужно ещё раз позвонить Станиславу. А может, произойдёт чудо, он найдёт меня сам? Ах, если бы! ...» Я погрузилась в мечтания.
Дни шли за днями, и каждый приносил много хлопот, связанных с окончанием учебного года. «Должники» меня замучили. Среди них особенно выделялась Маша Путяева – красивая, супер-современная и норовистая, как необъезженная кобылка. Красавица знала себе цену, смотрела на однокурсниц свысока и никогда не снисходила до общения с теми, кто не казался ей «крутым». Учиться она не хотела, пропускала занятия и появлялась в колледже, только когда над нею нависала угроза отчисления.
На нас, молодых преподавателей, смотрела с кривой усмешкой, так как в её глазах мы были «полным отстоем», до общения с которым она никогда бы не опустилась, если бы не крайние обстоятельства.
– Маша сидела напротив меня и сдавала зачет по «Войне и миру»:
– Ну... короче... Наташа Ростова запала на этого... Анатоля... Куракина...
– Курагина, – машинально поправила я, мысленно сочувствуя Толстому, который, наверное, в этот момент переворачивался в гробу.
Маша мучительно подыскивала подходящие слова, чтобы передать информацию, наспех полученную накануне зачёта от одной из сокурсниц. «Войну и мир» она, конечно же, не держала в руках, как, впрочем, и любую другую литературу.
Говоря, она посматривала в окно – просто так, чтобы не смотреть в лицо собеседника. Я тоже иногда посматривала в окно, с тоской думая о том, что уже вечер, что чертовски устала и что за столом у меня ещё три «должника».
Вдруг Маша встрепенулась. Перехватив её взгляд, я догадалась, что причина беспокойства – за окном. Кабинет литературы находился на втором этаже и смотрел окнами на парадный вход в здание колледжа.
Недалеко от парадного стояло несколько легковых автомашин, явно поджидавших своих пассажиров. Водитель иномарки, откинувшись на сиденье, курил, выпуская табачный дым в открытое окно машины.
Моё сердце сначала встрепенулось, потом замерло, а потом ухнуло в пропасть. В иномарке сидел ... Станислав. «Не может быть! Он всё-таки нашёл меня! Боже мой!» Сердце бешено заколотилось. Красивый, вальяжный, он определённо кого-то ждал. Кого-то! Меня, конечно! Кого же ещё?! Как он меня нашёл? Ах, глупости! Захотел – и нашёл! Ну, Машка, повезло же тебе! Вот тебе «уд» и иди с Богом! А этих троих на завтра перенесу».
Наградив меня кривой улыбкой, Маша Путяева неторопливо покинула кабинет. Остальные девчонки, облегчённо вздохнув, торопливо выскользнули из класса.
Оставшись одна, я перевела дыхание, внутренне собираясь для предстоящей встречи. Взглянула в зеркальце. Ну, конечно, тёмные круги под глазами, кудри дыбом ... Судорожно попыталась пригладить волосы. Потом подошла к окну, чтобы убедиться, что я не обозналась, что это не галлюцинация, не сон наяву, и ... остолбенела!!
На переднем сиденье иномарки, рядом с предметом моих воздыханий сидела ... Маша Путяева. На её лице, юном и красивом, сияла улыбка победительницы, взявшей ещё одну крепость.
Когда ко мне вернулась способность соображать, почувствовала дрожь, внутри что-то заклокотало и вылилось ... гомерическим смехом. Я хохотала, как сумасшедшая, до слёз, потом выдохлась. Машинально уложила в портфель книжки, тетрадки. Закрыла кабинет. В здании было тихо, как у меня на душе.
– Опять вы засиделись, замучили лоботрясы, гнать их надо – всё равно толку с них не будет, – сочувственно проговорил пожилой охранник, закрывая за мной дверь на ключ.
Стоял тёплый летний вечер. Я медленно брела по тротуару к метро, остро ощущая тяжесть своего портфеля. Он оттягивал руку, казался огромным, неудобным, неуклюжим. Он мешал мне, вызывая чувство досады.
«Надо бы купить приличную сумку, – думала я. – Скорее бы отпуск ... Уехать бы куда-нибудь ... далеко ... к морю ...»
У подъезда дома меня окликнули. Я не сразу узнала Стаса – элегантного, подтянутого, с букетом роз в руках. В суете последних дней я как-то забыла о нём, тем более, что роз в ручке двери последнюю неделю не наблюдалось.
– Так это все-таки были вы, – сказала я, указывая глазами на розы.
Стас, смущённо улыбаясь, протянул мне букет:
– Добрый вечер! А я вас жду.
– Зачем? – спросила я, не торопясь принимать букет.
Он почувствовал моё настроение и смутился ещё сильнее:
– Вы говорили... у вас ... ммм ... целая библиотека песенников. Хотелось бы взглянуть. Дело в том, что у нас торжество намечается, песни петь все любят, а слов никто не знает. Поможете?
Конечно, я понимала, что это на ходу сочинённый предлог, хотела повернуться и уйти, сославшись на сильную усталость. Но во всём облике Стаса была такая искренность, в глазах — такая трогательная чистота, что я сдалась:
– Конечно, помогу. Пойдёмте.
Мы вошли в квартиру. В гостиной на круглом столе в хрустальной вазе стояли увядшие розы, его розы. Я положила свежий букет на стол, открыла дверки книжного шкафа, где хранились мамины песенники:
– Вот, пожалуйста! Я оставлю вас ненадолго. Извините.
Усталость и подавленность валили меня с ног. Я закрылась в ванной, открыла душ и подставила лицо под прохладные струи. Они мягко бились по векам, по щекам, стекали на грудь, струились по животу и ногам.
Я медленно поворачивалась и чувствовала, как волшебница-вода, омывая, преображает меня. Молодое тело жадно желало жить и чутко отзывалось на упругое, настойчивое, ласковое прикосновение струй. Тяжесть и усталость уходили куда-то, а вся моя плоть наполнялась свежестью и легкостью.
Так хотелось подольше продлить минуты блаженства в воде! Но меня ждёт человек. Хороший, добрый мужчина, которому я нравлюсь. Который может подарить моей душе то, о чём мечтает каждая женщина. Он надеется на взаимность, как и я, мечтает о счастье. Спасаясь от боли, вызванной очередным разочарованием, инстинктивно, я потянулась к нему, как к доктору, который снимет эту внезапную боль.
Наскоро высушив волосы феном, натянув джинсы и майку, я вошла в комнату, где Стас, обложившись песенниками, с непритворным интересом изучал их. Свежие розы уже стояли в вазе.
Он встал мне навстречу. Его глаза радостно засияли:
– Вы такая... Еще красивее, чем тогда, на даче.
Он вынул из кармана небольшую продолговатую коробочку и протянул её мне:
– Я в Прибалтике был, в командировке. Сувенир вам привёз. Посмотрите!
Я открыла коробочку и не смогла удержать восхищённого возгласа:
– Какая прелесть! – В ней лежала янтарная заколка для волос.
– Нравится?
– Очень нравится. Спасибо. Но в честь чего? Мы с вами едва знакомы...
Он широко улыбнулся, что-то мальчишеское появилось в выражении его лица:
– В честь знаменательного события, случившегося в жизни закоренелого холостяка, романтика, встретившего наконец Девушку Своей Мечты.
Я опешила:
– А почему же вы не показывались на глаза?
– Тогда на даче, в магазине, я невольно слышал ваш разговор с подругой и понял – у меня нет шансов.
– А сейчас, вы полагаете, они есть?
– Очень надеюсь и сделаю всё, чтобы они появились.
От него исходила мужественная, добрая сила, которая неудержимо увлекала меня. Подчиняясь этой силе, я с улыбкой сказала:
– В таком случае, давайте знакомиться. Станислав...
– Иванович Тополев, тридцать два года, холост, образование высшее ...
Он шутливо рапортовал, я не вникала в смысл его слов, только наслаждалась звуками его приятного голоса…