«Батюшкина матушка».
«Батюшкиной матушке многая лета!» Вот так на застолье появилась идея статьи, ещё тогда в 2007м. Её я предложил Кате и она начала писать, но не закончила. «Батюшкиной матушке многая лета» - понравилось, зацепило, всколыхнуло, заставило задуматься. Но, как же о матушке, да мимо батюшки.
Сельский батюшка…. Как то всё получается, что в прежних исповедях в огород отца Димитрия невольно летели камушки. Прости батюшка. Заявляю… отец Димитрий очень усердный батюшка, я бы сказал, подвижник. Не каждому сельскому священнику достаётся такая замечательная служба. То, что нужно восстанавливать разрушенный храм, это везде. Несколько храмов, тоже не редкость. Отцу Димитрию достались помимо основного храма ещё две восхитительные возможности служить. Это Тархов холм и Никола Царевна. Тархов холм - самая высокая географическая точка Ярославской области. На нём был монастырь, который Екатерина «сократила», но осталось монашеское кладбище и «место силы» для язычников. Никола Царевна: ну Никола – понятно, а Царевна? Дело в том, что после смерти царевич Димитрия, Мария Нагая по дороге в ссылку заказала здесь храм Николаю Чудотворцу в память о Царевиче. Это первый храм поставленный в память о царевиче Димитрие.
Представляете? Надо служить…. Не рядом с домом, в поле. Шесть километров до Холма, восемь до Никола Царевны, но каких восемь! Ладно, до Холма по дороге, грунтовка, в дождь разбухает, но дорога. А в Никола Царевну? Восемь километров лесом, дорога разбита так, что не всегда МТЗ проедет, ямы с вечно не успевающей подсохнуть водой. Представьте луазик, полный людей, церковная одежда, книги свечи, ныряет в мокрые ямы, прыгает по корням, тонет в грязи и надо «лететь» - без разгона не проедешь, встанешь по пороги в воде. Было дело и колёса терялись. Но надо ехать. Куда…? В храм. Заросший лесом. Без окон, без дверей, без колокольни, на её месте провал в стене и куча кирпичей с берёзами, при Хрущёве уже постарались. И, вот радость, фрески ещё живы, ещё греют. Храм Николаю Угоднику, в декабре серые тучи, серый лес, серые стены, погост вокруг храма, сквозняк из окон, дверей, провала колокольни и тёплые, нежные краски фресок, будто своё маленькое небо, проход Тудаа…. Пол – земля, на полу камни – булыжники, ветер гуляет, как хочет, задувает свечи. Приходится жечь их пучками или прятать в пластиковые бутылки без донышка. Батюшка служит, сын Тихон младшеклассник прислуживает, матушка поёт. Вот те и церковь, вот те и трое. Постоянных. Ну, и ещё двое, трое, четверо по настроению. Служба…. Ну ладно – раз, ну два, нет ведь – постоянно. В декабре. И ещё назад.
А холм? Горизонт…. На вершине деревья не растут, только по склонам. Место силы…? Батюшка поставил крест. Деревянный. И опять ветер, пучки свеч, пластиковые бутылки, молитва. Какая она…? Молитва в таких условиях, когда тело страдает, а душа поёт. До революции, от храма, где служит о. Димитрий до Холма ежегодно ходили крестным ходом, в мае, на Николая Угодника. Батюшка восстановил эти ходы. И кто пойдёт? Опять три постоянных и пять-шесть по настроению. Спит село. Грядки, телек, магазин; печка, телек, магазин; трактор, телек, магазин; и теперь, его величество ИНТЕРНЕТ. Я, конечно сгущаю и, вообще, речь то не о батюшке, а о матушке. Здесь батюшка просто условие, что бы увидеть матушку, незаметную. Матушка… всегда рядом, как само собой разумеющаяся, она не заметна, хотя вот она, вот – поёт. Но только голос. Что нужно для того, что бы служить? Кто разделит с батюшкой путь через лес, или на холм, чей голос украсит молебен, кто сварит горячее после холодного дождливого пути, накроет стол, кто постирает, высушит и выгладит? Вот в этом ключе я и предложил написать Кате, расспросить матушку о, том как это…, о том, что я и представить даже не могу.
Я поражался, когда бывал на таких службах. Как можно? Что для этого нужно? В поле – в сапогах и дождевиках, в застывших руках книги, свечки в бутылках, с носа капает. В храме в валенках, в душегрейке, пол ледяной, от печки дым. Служба…. Матушкина служба. Всегда в тени, где то там сзади. Только голос. И батюшка, чистый, выглаженный, ухоженный…. Сильный!
А где же тут я? В чём каяться? Да вот в чём. Человек делает своё дело, служит, а я кручусь, верчусь тут со своими идеями, планами, соблазняю, искушаю. Прям «возмутитель спокойствия». Какой батюшка не купится на то, что бы пустующий храм наполнялся людьми? Процесс шёл и, часто, не по батюшкиным рельсам. Отец Димитрий усердный, старается, а тут вон… не так и не туда. Искушение. Переживал, думаю. Прости батюшка, в грех вводил! Легко написать, но трудно сказать, а если сказать, то трудно искренне, от сердца, от души. Прости батюшка!
А батюшкиной матушке - многая лета!