Поэзия Басё. Главы седьмая и восьмая

Алексей Раздорский
Продолжение.

Глава седьмая. Насекомые, деревья, цветы.

      Продолжая тему сезонных слов, перейду к стихам о насекомых – их тоже довольно много встречается в хайку Басё периода увлечения философией духовного единения человека и природы. Наиболее символичны в этом смысле хайку с использованием слова «сэми» - «цикада». В качестве первого примера приведу стих, считающийся одним из шедевров позднего периода творчества Басё, или, говоря другими словами, наивысшего расцвета его таланта и сочинительской активности.
      Хайку написан поэтом в девять утра 27 мая 1688 года. Почему так точно мы знаем о том, что было свыше 300 лет назад – потому, что это стих из дневника «По узким тропинкам в глубокую даль» (мой вариант перевода изданной у нас книги «По тропинкам Севера»), в котором Басё очень подробно описал все обстоятельства и детали не только самого путешествия, но и моменты созерцания и сочинительства.   
        Сидзукаса я ива-ни симииру сэми-но коэ.
      В отличие от японских толкователей, спорящих о том, какая разновидность цикад встречается в мае месяце, и утверждений специалистов о том, что обычные цикады «сэми» в указанной Басё местности появляются значительно позже, я не стану заострять вопрос ни на их разновидностях, ни на количестве (поэт  не указал ни количество, ни пол особей), но соглашусь  с мыслью о том, что «сидзукаса» - «полная тишина», просто невозможна, если где-то рядом «звенят» цикады. Поэтому и понимать «тишину» в этом хайку следует не как акустическое отсутствие звука, а как «покой» и «тишину» всего окружающего пространства -  увиденной глазами Басё панорамы гор, склонов и побережья:
      Мой перевод:
                Где тишину веков
                Природа охраняет,
                Стрекочущих цикад
                Звук в скалы проникает.

      Я не стал переводить «в камни проникает» или «проникает в сердце скал» именно потому, что хотел передать ощущение раскинувшегося перед поэтом молчаливого пейзажа гор.
      «Цикада» в стихах Басё не столько сезонное слово для лета, сколько символ скоротечности жизни на фоне вечности:;
            Ягатэ сину кэсики ва миэдзу сэми-но коэ.
                Цикада так стрекочет,
                Как будто бы не знает,
                Что жизнь её короткую
                Конец уж поджидает.

     И близкий по смыслу хайку:
            Кодзуэ-ёри адана-ни отикэри сэми-но кара.
      Этот стих написан Басё в 34 года и ещё не носит философского отпечатка, хотя автор и намекает на бесполезную активность короткоживущего насекомого:
                Цикады старались
                И так стрекотали,
                Что даже чешуйки свои
                Растеряли.

      В другом хайку 1688-го года цикада второстепенна, поскольку Басё ссылается на насекомое только как на источник звонкого шума, вибрация от которого способна заставить гудеть храмовый колокол:
            Цукиганэ мо хибику ё: нари сэми-но коэ.
      Мой перевод:
                Пронзительно шумят цикады,
                Земля вот-вот уж задрожит,
                А рядом, за стеною замка,
                Как будто колокол гудит.

      В свои 45 лет Басё уже не писал простенькие созерцательные хайку, поэтому я всё же решил прочитать толкования – о чём же нам хотел сказать поэт в этом стихе.  А поведать нам он хотел о том, что когда-то в префектуре Гифу на горе стоял роскошный замок Инабаяма, впоследствии переименованный в замок Гифу. Но в том самом месте в 1600-м году произошла хорошо известная историкам битва при Сэкигахара. Замок Инабаяма был разрушен, а победивший могучего соперника Токугава Иэясу приказал разобрать замок на камни и на его месте построить замок Кано. Часть главной стены и колокол были перенесены в новый замок, но вскоре после очередного сражения и он был полностью разрушен. Остались только фрагменты стен. В первой версии этого хайку Басё писал: «Цикады так стрекочут, что вот-вот рухнет стена замка», но в окончательном варианте «стену» заменил на «колокол», который как будто «вот-вот загудит», имея в виду когда-то звучавший здесь молельный колокол. Поэт сочинил этот хайку, стоя у развалин замка, олицетворявшего власть могущественного клана.
      А как трактуется цикада в восточной мифологии? Исследователи пишут, что цикада – символ долгой жизни, бессмертия, счастья, вечной молодости, защитница от опасных и опрометчивых связей.
      Но у Басё всё совсем не так. У него это символ скоротечного на фоне вечного. Да и мне непонятно, как символом «вечной и долгой жизни» может служить насекомое, живущее не дольше двух недель. Другое дело – черепаха… Но хайку о черепахе я не переводил и, что думал о ней Басё, – не знаю.
      Зато я нашёл ещё хайку о бабочке, олицетворяющей мимолётную красоту, заслоняющую собой всё вокруг:
            Тё:-но тобу бакари нонака-но хикагэ кана.
      Немногословный хайку, кажущийся совсем простым с точки зрения перевода, но неоднозначно толкуемый не только обычными японцами, но и специалистами филологами.  В оригинале просто набор слов: «Только бабочки летают, посреди поля, солнце, тень». В одних переводах: «Только тень от бабочек посреди поля в ясный день», в других: «Бабочки летают в солнечный день там, где тень». И тот и другой перевод правильные, но смысл разный. Я привожу этот пример только для того, чтобы объяснить, почему переводы одного и того же хайку так разнятся в русских вариантах. Всё дело в отсутствии связок и грамматических компонентов – так называемый эллипсис, - опускание подразумеваемых лексических и грамматических элементов. В Японии это очень распространенное явление, поскольку нация на 99% - японцы, привыкшие понимать друг друга фактически с полуслова. Но иногда возникают и разночтения смысла, как и с этим хайку. Мой перевод:
                Солнечно и ясно
                Над полем в ясный день,
                Вижу только бабочку -
                Летающую тень.

      Хайку созерцательный, написан во время путешествия «По заброшенным полям» в 1684-м году, когда в весенний солнечный день Басё и его помощник Тири пересекали поле в окрестностях 40-й из 53-х станций Токайдо - городок Наруми префектуры Аити, недалеко от Нагоя.
      Теперь о деревьях, растениях и цветах.
      На первом месте, бесспорно, японская вишня-сакура. Несмотря на то, что период её цветения всего 20 дней (в зависимости от региона с конца марта и до начала мая), по своей красоте сакура превосходит все другие цветущие деревья и занимает весомое место в поэзии Басё и как сезонное слово весны, и как тема любования цветами  –  «ханами». В японском словаре сезонных слов «кигосай», составленном специально для тех, кто сочиняет хайку, из 5000 сезонных слов «киго» представлено несколько сотен вариантов словосочетаний с иероглифом «сакура» для обозначения весны и всех её фаз – начало, середина, конец. Но сначала стих о том, как Басё удалось увидеть все фазы цветения сакуры в одном месте:
            Хана-о ядо-ни хадзимэ овари я хацука ходо.
      Весной 1688-го года, с конца февраля по 19 марта, странствующему Басё выпала возможность остановиться на 20 дней в уезде Ига, в доме своего друга, зажиточного поэта Окамото Масацугу, считавшего себя учеником Басё и подписывавшегося псевдонимом Тайсо. Во дворе большого поместья находился прекрасный вишнёвый сад, в котором Басё смог любоваться сакурой от появления первых бутонов до опадания последнего лепестка. От зачатков до раскрытия цветов проходит обычно одна неделя, затем ещё десять дней длится само цветение. Начинается оно в южных регионах страны примерно в середине марта и заканчивается в мае в её северной части. Правда, сами японцы делят Японию не на северную и южную – «хокубу» и «намбу», как это нам кажется, когда мы смотрим на карту мира, а на Западную – с юга страны до линии тектонического разлома между префектурами Сидзуока и Ниигата, и Восточную – от данной линии и выше, а точнее – правее. Поэтому можно иногда услышать странно звучащие фразы – «на западе Западной Японии» - «ниси нихон-но сэйбу», или «на востоке Восточной Японии» - «хигаси нихон-но то:бу». А всё дело в том, что в сознании японцев их территория тянется не с юга на север, то есть вертикально, а с запада на восток – почти горизонтально. То, что нам кажется севером, называется у японцев районом «То:хоку» - север Восточной части.  Такая игра слов часто вызывает недоумение и непонимание у приезжающих в страну иностранцев. 
      Басё в тот раз гостил в имении друга в самом начале весны и получил, по его словам, огромное удовольствие, наблюдая за полным циклом жизни любимого цветка. Об этом он рассказал в хайку с сезонным словом для весны:
                В саду вишнёвом в доме друга
                Я целых двадцать дней гостил,
                Бутоном первым любовался,
                Последний с грустью проводил.

      И здесь же, в Ига, в те же дни весны 1688-го года,  посетив родовой дом главы уезда Тодо Синситиро, отца рано умершего Тодо Тадатоси, у которого 19-летний Басё  служил управляющим кухни и с которым они вместе сочиняли хайку во время уроков с наставником Китамурой Кигином,  45-летний Басё в знак благодарности за приглашение на любование сакурой – «ханами», и в память о Тодо  Тадатоси - «Сэнгине», - сочинил другой хайку, наделив сакуру способностью вызывать у созерцающего давние воспоминания:
            Самадзама-но кото омоидасу сакура кана.
                Пришёл я вишней любоваться,
                Увидел сакуры цветы
                И вспомнил, как в саду когда-то
                Бродили вместе я и ты.
      Басё очень сильно переживал смерть 25-летнего Сэнгина, своего господина и поэта, очень близкого ему по духу. Басё покинул дом Сэнгина сразу после его кончины.
      Как символ воспоминаний сакура у Басё встречается неоднократно, выступая часто в хайку и как сезонное слово весны, и в качестве темы, олицетворяющей духовное единение:
            Иноти футацу-но нака-ни икитару сакура кана.
      Этот хайку Басё посвятил другу детства, своему земляку-хайдзину Хаттори Хандзаэмону, много сделавшему для популяризации поэзии Мацуо Басё.  Хаттори Хандзаэмон, поэтический псевдоним Тохо Ясухидэ, пережил своего друга более чем на 30 лет и умер в 1730-м году. Помимо своих стихов, он издал книгу хайку Басё «Сёо кусю» и участвовал в редактировании цикла «Оку-но хосомити». Чаще всего этот хайку переводят совсем просто: «Две жизни, а между ними сакура», но я решил средствами поэтического  перевода  отразить  и долгую, почти двадцатилетнюю, духовную дружбу двух поэтов:
                Две жизни, разные судьбой,
                Связала дружба нас годами,
                Но любовались мы с тобой
                Весенней сакуры цветами.

      Но чаще всего сакура у Басё – объект созерцательного восхищения:
            Хару-но ё ва сакура-ни акэтэ симаи кэри.
                Какое чудное видение! -
                Во время сакуры цветения
                Луны ночное появление.

      Тема Луны на фоне сезонного слова «цветение сакуры» - середина весны.
      Любование сакурой – ханами – очень красочное зрелище. Среди цветущих садов японцы семьями и компаниями расстилают на траве платки-скатерти и, угощаясь общепринятыми для этого празднования кушаньями и алкоголем, весельем встречают сезон цветения. Об этом рассказывает в своём хайку Басё:
            Ки-но мото-ни сиру мо намасу мо сакура кана.
                Какое наслаждение!
                Под сакуры цветами
                Отведать сырой рыбки
                И супчик с овощами! 

      Басё написал этот хайку 2 марта 1690-го года, гуляя в парке у речки Огава в уезде Уэно. Сидя под ветками сакуры, он угощался кусочками сырой рыбы «намасу» (нама – сырой) с овощным супом «сиру». Сейчас в местах проведения «ханами» продают уже готовые наборы угощений - «ханами-бэнто», в которых обязательно присутствуют и рисовые колобки «о-нигири».
      До эпохи Эдо праздник любования сакурой «ханами» был чисто внутренним национальным событием, на которое не приглашали иностранных гостей, но в начале 17-го века голландским торговцам, проживавшим в Нагасаки – в западной части острове Кюсю, разрешили раз в год посещать места сезонного любования цветами и присутствовать на аудиенции сёгуна. Об этом пишет в своём хайку Басё:
            Оранда мо хана-ни ки-ни кэри ума-ни кура.
      В одном из переводов читаю: «На коне верхом и голландец прискакал, и цветы весны».  Но ведь  автор хайку имел в виду другое - «Седлаем коней! Едем на «ханами!» Мой перевод почти буквален:
                Голландцев даже пригласили
                Цветеньем вишни любоваться,
                Пора и нам седлать коней
                И на ханами собираться!
      Хайку написан в 1680-м году.
      Следующий стих о том, как во время цветения сакуры Басё решил «встречать тень солнца» - «хикагэмати». На самом же деле встречают не тени, а первые лучи Солнца -  так называется праздник рассвета, отмечаемый несколько раз в году аналогично «цукимати» - празднование появления Луны. Люди запасаются тёплой одеждой, едой, алкоголем и с глубокой ночи ожидают первые лучи солнца. В тот весенний день 1689-го года Басё надеялся увидеть на фоне сакуры необычный рассвет, но всё оказалось не так красочно:
            Ханадзакари яма ва хигоро-но аса боракэ.
                Гора усыпана цветами,
                Ты необычный ждёшь рассвет,
                А он такой же, как и днями –
                Прозрачной дымки белый цвет…

      У Веры Николаевны Марковой перевод звучит: «Вишни в полном цвету, а рассвет такой, как всегда, там, над дальней горой». Со всем согласен, только добавлено отсутствующее в оригинале «дальняя» гора, но у других я читаю: «Солнце уж в полдне, а горы всё ещё украшены утренней дымкой».  Нет ни «цветущей вишни», ни «рассвета», да ещё и «полдень», которого здесь тоже нет! Сплошная фантазия! Всё же каким бы ни был перевод, в нём хоть что-то должно оставаться от оригинала! 
      Басё во время путешествий иногда ночевал под открытым небом, выбирая красивые места то под сакурой, то под сливой или персиком. В этом хайку он рассказывает, как во время путешествия в Ёсино в 1688-м году он устроился на ночлег под вишней и вспомнил героев одной из известных пьес – «Футари сидзука» («Вдвоём в тишине»), действие которой происходило в тех местах.
            Хана-но кагэ утаи-ни нитару табинэ кана.
                Решил прилечь, укрывшись в тЕни
                Среди деревьев и цветов,
                Я здесь как будто бы на сцене:
                И танцевать, и петь готов.

       Ещё раз обратимся к В.Н. Марковой. У неё этот хайку переведён почти буквально: «Под сенью вишнёвых цветов я, словно старинной драмы герой, ночью прилёг уснуть». А что пишут «фантасты»? «Вижу сакуры тень – и путь мой к ночлегу стал как весёлая песня». Думал, что это совсем другой хайку, но ссылка сделана на тот же оригинал…               
      Когда в Эдо цветёт сакура, она заслоняет собой всё пространство вокруг как облаками:
            Хана-но кумо канэ ва Уэно ка, Асакуса ка.
                В Асакуса или в Уэно
                Раздался колокольный звон,
                Всё скрыто сакуры садами,
                И не поймёшь – откуда он.

      Об этом же и другой хайку:
            Каннон-но ираками я рицу хана-но кумо.
                Как облаками окружённый
                Цветущей сакуры садами,
                Под крышей солнцем освещённый
                Храм многорукой Каннон-сама.   

      Басё написал этот хайку в 44 года, когда жил в районе Фукагава, в своей «хижине из травы». До этого он снимал жильё у компании водоканала в Нихонбаси, и эти храмы были совсем недалеко от его дома.
      Наряду с сакурой символом необыкновенной красоты и часто используемым сезонным словом является и «слива». С недавнего времени она олицетворяет новую эпоху «Рэйва» императорского правления. В поэтических шедеврах древности сливой восхищались ничуть не менее, чем вишней. Это проявляется и в творчестве Басё, воспитанного на ценностях далёкого прошлого и китайского поэтического эпоса.
      Если выше я приводил пример хайку с сезонным словом «сакура» и темой «Луна», то ниже – хайку с сезонным словом «слива» – «умэ», и темой «Луна»:
            Хару мо я я кэсики тотоноу цуки то умэ.
                Цветущих слив пейзажами
                Нас радует весна,
                Их красками вечерними
                Дополнила Луна.

      Интересно и то, что этот хайку является «гасан» - комментарием на рисунке тушью.  Стих написан весной 1695-го года, когда поэту было 49 лет. Басё сам рисовал суйбокуга – картины тушью, как настоящий художник этого стиля, что совсем не удивительно. Прошедшие школу каллиграфии хайдзины были, как правило, ещё и мастерами живописи. 
      Замечательный хайку, обращённый к пастухам, ломающим ветки сливы для хлыстов. «Оставьте сливе ветки!» – просит поэт:
          Сато-но ко ё умэори нокосэ уси-но мути.
      Из любопытства полистал переводы коллег. Есть и «мимо» смысла: «Деревенские звуки там, где слива цветёт, щёлкает бычий хлыст», только вот опущен фрагмент «ломая, оставьте сливе ветки». Совершенно ясно, что смысл хайку в следующем:
                Эй, погонщики скота!
                Ради бычьего хлыста
                Не ломайте ветки сливы!
                Как цветы на ней красивы!

      А далее – хайку, в котором поэт нашёл место и сливе, и иве:
             Васуру на ё ябу-но нака нару умэ-но хана.
                Куда бы путь ты ни держал,
                Свой дом не забывай!
                Сады цветущих слив вокруг
                Почаще вспоминай!
      Как и в стихах о сакуре – ассоциация с воспоминаниями, друзьями, родным домом. Этот хайку-напутствие монаху-страннику поэт написал перед отправлением в знаменитое путешествие «Оку-но хосомити», когда весной 1688-го года Басё и Сора готовились к долгому походу. Схожую фразу с этим хайку можно заметить в старинной песенной антологии «Синкокинсю», что только придаёт ещё большую весомость поэтическому сочинению Басё. 
     В следующем хайку со словами слива и весна поэт с шутливой иронией говорит о своём восприятии картинки на  обратной стороне оправы ручного зеркальца:
            Хито мо мину хару я кагами-но ура-но умэ.
                Хоть слив цветущих вид
                Оправу украшает,
                Кто в зеркало глядит,
                Весну не ощущает.

       Смысл хайку в том, что в старые времена существовала поговорка – «всё равно, что рисовать на обратной стороне зеркала», означавшая совершенно бесполезную изящную работу. Маленькие зеркала с ручкой и с рисунками цветов, птичек и животных на крышке или оправе были модны в те времена, хотя и сейчас девушки носят с собой такие же миниатюрные зеркала в своих сумочках. Они компактны и удобны. Только вот, как сетует поэт, на рисунки, как правило, никто и не смотрит…
      Ещё один забавный хайку со словом «слива» об артистах словесного шутливого жанра. В свои 49 лет Басё уже почти не шутил стихами, и этот хайку выглядит несколько инородным среди серьёзных философских строчек того времени. Но тем не менее это хайку о сливе, и я его приведу:
            Ямадзато ва мандзай ососи умэ-но хана.
      Я запомнил слова этого хайку с первого раза прочтения – так красиво на японском выстроена фраза. Да и смысл неповерхностный. Были в те времена такие люди «мандзай», которые как странники ходили по деревням и смешили местных жителей шутками, частушками и юмористическими представлениями. Жанр и сейчас популярен, и не только в Японии. В переводе я встретил «мандзай пришёл поздно», но сразу же поправлю – «мандзай» - это обязательно пара юмористов, а не один. В моём переводе:
                Мандзай, уже и сливы расцвели,
                А вы сейчас только пришли!
                Теперь и в горной деревушке,
                Как в Новый год, звучат частушки!

      Шутники, по-видимому, долго «добирались» до горного селения и пришли со значительным опозданием – в начале весны вместо Нового года. Сезонное слово – «слива».   
      Из других деревьев чаще всего Басё упоминает иву. Она в хайку встречается и как сезонное слово, и как тема или фон. И чаще всего с
добавлением к своим трём слогам выделительного «кана» в конце третьей строки – «я-на-ги ка-на»:
            Каракаса-ниосивакэ митару янаги кана.
                Под ивой спрятаться решился,
                Врасплох застигнутый дождём,
                Но с веток ручеек струился,
                Пришлось раздвинуть их зонтом.

      «Персиковое дерево» – тоже излюбленное и довольно частое слово в японской поэзии, встречающееся ещё в ранних песнях и символизирующее приятное и красивое.
Именно это и подчёркивает Басё:
            Фунааси-мо ясуму токи ари хама-но момо.
                Когда гребу на лодке
                И чувствую - устал,
                Где персики цветут,
                Ищу себе привал.

      В переводах частая ошибка - "фуна" и "аси" рассматривают как отдельные слова - "и на лодке, и пешком", но на самом деле это означает "когда плыву на лодке".               
      Янагихара – так назывался район неподалёку от Асакуса. Целая роща ив росла вдоль реки Кандагава, где Басё часто гулял, когда жил в арендуемом доме. Этот хайку он сочинил уже в 51 год во время встречи с поэтами, обсуждавшими тему ивы. Возможно, в ходе той же встречи он предложил и ещё один хайку об иве:
            Ханами-ни то сасу фунэ ососи янагихара.
      Басё на прогулочной лодке направлялся любоваться «ханами» сакуры в парке, но, увидев свисающие в воду реки Канда ветви ивы, остановился, чтобы насладиться их красотой.
      С переводами этого хайку масса разночтений – кто-то считает «ососи» - «допоздна», кто-то название района полностью отождествляют с полем, где растут ивы и прочее.
      Но особенно развеселил меня перевод: «Сладишь лодку, дабы вплавь к цветам, да поздно – вся долина заросла ивой».  Ну просто шедевр фантазии!
      У В.Н. Марковой смысл передан именно так, как и думал поэт: «Я к цветущим вишням плыву, но застыло весло в руках: ивы на берегу». Можно цепляться к мелочам, но всё совершенно верно. Мой перевод тоже близок к оригиналу:
                Я плыл на лодке любоваться
                Цветущей сакуры садами,
                Но сбавил ход, чтоб наслаждаться
                Ветвями ив перед глазами.

      И ещё один хайку со словом «ива» в третьей строке:
            Фурукава-ни кобитэ мэ-о хару янаги кана.
      В каком году написан этот хайку – неизвестно, как и непонятно, о какой «старой речке» идёт речь. Но ясно, что «ива» здесь – сезонное слово весны, так как поэт увидел молодые побеги:
                Над старою рекой
                Склонила ветви ива,
                Побеги молодые
                Средь листьев обнажила.

      Не более, чем противопоставление старого новому. И перевод может быть только однозначным.
       Другой хайку тоже со словом «ива»,  но уже с историческим контекстом.
Третьего марта 1696-го года –  в год смерти Басё, был зафиксирован мощнейший прилив, вызвавший и необычный отлив, обнаживший даже дно реки в районе Фукагава. Явление, возможно, было вызвано какой-то сейсмической активностью, и в связи с этим Басё написал хайку, названный его учеником,  поэтом и живописцем Кёрику, «шедевром»:
            Аоянаги-но доро-ни сидаруру сиои кана.
                Исчезло ивы отражение,
                Когда отлив прилив сменил,
                На дне укрытых илом пряди
                Зелёных веток обнажил.

      В один миг внешняя красота ивы затмилась грязью донного ила.  Хайку вызвал бурный спор между поэтами Кикаку и Кёрику  на страницах сборника «Хайкай мондо», изданного в память о смерти Басё его учениками.
      И немного о цветах. Прежде всего о символе Японии – хризантеме, и первым я упомяну очень красивый хайку о древней столице Нара, где любил бывать поэт:
            Кику-но ка я Нара ни ва фуруки Хотокэ тати.
                А Нара – хризантем очарование,
                Их чудных запахов дыхание
                И Будд старинных изваяния.

      Разница в переводах здесь может быть только в отдельных словах, но не в смысле. Настоящая атмосфера древней столицы! 
      Но всё же хризантема чаще выступает в хайку Басё как символ стойкости к невзгодам, которых на долю японцев выпадало предостаточно. Об этом другой хайку:
            Окиагару кику хонока нари мидзу-но ато.
                Дождь хризантему наклоняет,
                Она, поникшая, лежит,
                Но сразу стебель распрямляет,
                Как только тучка убежит. 
       Басё написал этот хайку в 1688-м году в своей «хижине из травы». Дом и двор поэта находились в низине, и каждый раз после дождя собирались лужи, в которых лежали поникшие цветы. Но каждый раз прибитые к земле хризантемы сбрасывали с себя воду и поднимались вновь, как только дождь прекращался.      
      Стойкости и выносливости хризантем посвящён и другой хайку.  Даже среди камней гравёрной мастерской, покрываясь пылью, хризантема находит в себе силы, чтобы цвести:
            Кику-но хана саку я исия-но иси но-аи.
                В пыли гравёрной мастерской
                Среди камней, где шум и вой,
                Цветы роскошные растут –
                То хризантемы – там и тут.

      Стих о том времени, когда вдоль улицы Хаттёбори в Эдо располагались мастерские камнерезов и гравёров. Там же рядом находился причал, где выгружали доставленные кораблями большие каменные глыбы. Но когда-то на этом месте был цветущий сад. Несгибаемые хризантемы прорастали и цвели, несмотря на слой пыли, оседавшей на цветках.
      Первый снег и цветы – тема хайку Басё о нарциссе, надломившемся под тяжестью первого снега:
            Хацуюки суйсэн-но ха-но таваму мадэ.
      Сезонное слово – «первый снег», тема – «нарцисс»:
                Едва снег первый появился,
                Снежинками нарцисс покрылся,
                Чуть-чуть сначала наклонился,
                Потом на землю опустился.

      Басё сочувствует цветку, радовавшему его своей красотой.

Другой цветок – пастушья сумка, заметен только тогда, когда останавливаешь взгляд и всматриваешься внимательно. Как бы посыл – смотри внимательнее и увидишь великолепное в незаметном:
            Ёку мирэба надзуна хана саку какинэ кана.
                Цветы пастушьей сумки
                Пройдёшь и не приметишь,
                А у ограды встанешь,
                Присмотришься – заметишь.

      Дальневосточная роза мальва - "аои" всегда поворачивается к солнцу – даже тогда, когда оно закрыто облаками:
            Хи-но мити я аои катамуку сацуки амэ.
                Дождь майский закрывает
                Нависшей тучкой солнце,
                Но мальва будто знает -
                Оно сейчас вернётся!

      Из упоминаний о цветках интересен стих об азалии:
            Цуцудзи икэтэ соно кагэ-ни хидара саку онна.
      Редкий стих с упоминанием слова «женщина», хотя мы привыкли к тому, что женщина или девушка – типичные персонажи в творчестве любого поэта. Почему Басё упоминал женский образ только как фон в своих хайку – судить трудно, но за этим явно скрывается какая-то тайна или особенность его личной жизни. В данном хайку женщина режет сухую рыбу в тени цветка азалии:
                Азалия цветущая – в глиняном горшочке,
                А за кустом на кухне  - женщина в тенёчке,
                Сушёную треску режет на кусочки.

      Какое-то вызывающее странные чувства сопоставление. Но моё внимание приковал не хайку, а один из переводов: «Азалия, цветущая, как выздоравливающая роженица после тяжких родов». Откуда такая фантазия? Кроме слова «азалия», всё остальное – полная выдумка переводчика. И в связи с этим мне всё же думается, что каждый, кто собирается внести что-либо новое в переводы хайку Басё, должен хотя бы ознакомиться с эталонными на сегодняшний день переводами прозой нескольких сотен хайку Басё (из тысячи ста!),  выполненными замечательным японоведом Верой Николаевной Марковой.  А потом можно и фантазировать или даже поправлять какие-то мелочи.

Продолжение следует.