Рекомендованный возраст для прочтения 40+
Если Вам нет сорока лет, настоятельно рекомендую воздержаться от чтения.
======================
До возвращения жены оставалось полтора дня, но я понял, что он не появится ещё долго, и спокойно углубился в свои дела.
Прибрал квартиру, собрал рюкзак для завтрашнего рабочего дня. Заранее заготовил бутерброды, чтобы взять завтра с собой. (В тот день я позвонил Максу и сказал, что не приеду.)
Потом я подумал, что он мог забыть на тумбе мазь или халат в ванной, и тщательно все проверил. Но нет, все было аккуратно, никаких лишних вещей. (Я даже не заметил, как он собрал все свои вещи.)
Аня вернулась домой в среду, как я и предполагал, очень счастливая.
Я, конечно, ничего не рассказал ей ни о том, почему именно её взяли на конференцию, в последний помомент отказав сертифицированному переводчику, ни что произошло на нашей с ней постели со мной во вторник утром.
Никаких следов пребывания другого человека у нас дома Аня не заметила. Все пошло своим чередом.
Прошел месяц, другой, уже похолодало, и где-то в середине ноября я подумал, что история с генералом больше не повторится.
Но под Новый год на меня стали наплывать мысли о самом первом разе, три года назад, 28 декабря, и я стал задумываться о том, могу ли сам проявить инициативу к нашей новой встрече.
Я помнил его адрес, знал и номер квартиры, и номер домофона, но просто заявиться к нему домой, не имея официального предлога, я не мог. Я даже не знал, живёт ли он один или, может быть, у него, как и у меня, есть семья. В интернете информации о его семейном положении я не нашел, но он мог состоять и в неофициальном браке...
27 декабря, под самый Новый год, Аню пригласили на выездной новогодний корпоратив шведской косметической компании.
Я немного опешил от мысли, что мы не будем встречать Новый год вместе, и посетовал, какая может быть работа в новогоднюю ночь.
Аня объяснила, что компания хочет отвоевать себе место на рынке, и делает какой-то безумный флешмоб, связанный с ее продукцией, прямо в новогоднюю ночь, и все сотрудники с вечера 27 декабря по утро 5 января должны быть задействованы в этом мероприятии.
Аня не была в штате, но числилась среди возможных кандидатур в переводчицы, и очень хотела туда попасть. Я в принципе не возражал.
Мне было важно, что наш первый Новый год мы встретили вместе.
Этот был второй, и я решил, что семейную традицию мы соблюдем с 13 на 14 января, на Старый новый год. Можно будет взять пару выходных, позвать друзей, и устроить настоящий семейно-дружеский праздник.
Анька была на седьмом небе от счастья, что я ее понял.
В 16 часов 27 декабря я проводил жену на электричку, а сам, полностью располагая собой, решил прогуляться по вечерней Москве.
Доехал на метро до станции Китай-город, прогулялся до набережной, прошёлся по бульварному кольцу, а потом уже еле волоча ноги дошел до Арбата.
Зашёл в кафе, купил кофе и пирожное. Не знаю, что они подсыпали в кофе или в крем для пирожного, но мне стало чертовски, офигительно хорошо.
Я так любил Аню, и так дорожил каждой минутой, проведенной рядом с ней, но почему-то в этот миг я оценил ее отсутствие как какую-то долгожданную свободу и… ноги сами понесли меня на Котельническую набережную.
Я стоял возле этой махины образца старой советской архитектуры, вдыхал морозный воздух, и был счастлив.
Мне не нужно было подниматься на лифте к его квартире, чтобы подтвердить свою убежденность.
Я четко знал, что завтра, в день трехлетия нашей связи, он будет у меня или пришлет машину.
Я плохо запоминал даты, и личные и общественные, но этот день я помнил: 28 декабря, три года назад, когда мы впервые были близки на территории армейского штаба.
Я поехал домой в полной уверенности, что завтра меня ждет свидание.
Немного прибрался, выстирал любимую рубашку, и выгладил брюки.
Мои ощущения не были похожи на ощущения перед свиданием с девушкой.
Это было более глубокое и сладострастное чувство, при том, что оно было потайным.
Я уснул рано, в половине девятого и подскочил в шесть утра.
Не в силах оставаться в пассивности дома, поехал на рынок.
Купил красных яблок, киви, помидоры, огурцы, укроп, петрушку, зелёный лук...
Зашёл в кулинарию и взял курицу, запеченную на гриле, хотел взять готовый салат оливье, но передумал.
Дома нарезал овощи и фрукты, положил в два разных блюда.
Откопал в холодильнике банку с черными оливками, и разложил их по кругу на овощном блюде.
Было всего десять утра, а я уже был готов к праздничному ужину.
Я уперся взглядом в потолок, и тут зазвонил телефон.
Звонила Анина однокурсница Оксана, просила помочь ее подруге с переездом. Собирались все ребята из группы. Я поехал в Москву, решив, что потаскать мебель - это наилучшее, что могла предложить мне судьба в такой момент. Собирались к часу возле дома подруги Оксаны.
Но там что-то сдвинулось с машиной, пришлось простаивать два часа. Потом машина вроде выехала, но застряла в пробке, еще два с половиной часа пропадало. А так как мне еще надо было добираться обратно, и как-то прийти в себя, пришлось извиниться. Я уехал где-то в четыре.
Дома был без пятнадцати шесть.
Принял душ, разогрел курицу, накрыл на стол.
Я вел себя так, как будто свидание было действительно назначено.
В шесть пятнадцать никто не появился.
Я в нетерпении вышел во двор, и стал дежурить у подъезда.
Полседьмого - никого.
Я маячил у дома еще сорок пять минут.
Вышла соседка, и спросила, не стряслось ли что с Аней.
Я ответил, что просто жду знакомого, у которого не отвечает мобильный, а номера моей квартиры он не знает.
В половине восьмого я распсиховался, хлопнул подъездной дверью и вернулся домой. И чуть не раскрошил об стенку все мои скромные угощения, которые красовались на накрытом любимой Аниной скатертью столе, но подумав об Ане, остановился.
Как когда-то учила Аня, если я позволял себе вспылить, сосредоточился на своем дыхании. Убрал продукты в холодильник. Оделся по-спортивному. Вышел во двор. Позанимался на турнике, добежал до парка, сделал пять-шесть кругов вокруг территории средне-быстрым бегом. Вернулся домой в половине двенадцатого, и уснул.
Встал утром, чувствовал себя полным идиотом.
Я представил, что он сейчас в окружении каких-то крутых людей празднует на работе Новый год, обсуждает политические и конъюнктурные вопросы, распускает павлиний хвост перед женщинами и мужчинами.
И почему я сижу здесь, на отшибе, с дурацкими помидорами, огурцами и маслинами, ожидая его, и он не наградил меня ни словом, ни письмом, ни звонком.
Хотя бы смска типа "я помню тебя" или "мы увидимся снова" сгодилась бы на худой конец.
И неужели это нормально, имея такие отношения, молча выйти из квартиры, не появляться несколько месяцев, и ни разу не позвонить?
И тут я понял, что либо поеду прямо сейчас на Котельническую, и все скажу ему в лицо, либо просто сойду с ума здесь дома, наедине с меланхолической курицей-гриль.
Я вызвал такси.
Мы с Аней не мажоры, в семье работаю я один, но представить, что я сейчас буду ждать автобуса, потом электричку, потом трястись на метро - было выше моих сил. Машина подъехала к подъезду моего дома.
Водителем оказался приятный парень с налетом современности.
Мне было интересно общаться с такими людьми, которые секут в новейших технологиях и которые так не похожи на нас с Максом.
Мы проговорили всю дорогу.
Когда приехали, я быстро подскочил к подъезду, поднялся на 12 этаж.
Дверь была заперта. Сегодня меня не ждали.
Я поднял руку, коснулся поверхности звонка.
И тут мой взгляд уперся в камеру видеонаблюдения, расположенную в правом верхнем углу, над дверью.
Возможно, мы с Аней и Максом были допотопными ретроградами, но от вида камеры прямо над входом в жилище на меня повеяло чем-то таким чуждым, что я опустил руку, и передумал звонить.
Я смотрел прямо в объектив, и мысленно спрашивал, есть ли у него совесть.
Никакого ответа на мой немой вопрос не последовало, и я понуро спустился к выходу.
Я снова вызвал такси.
На этот раз водителем оказалась женщина пятидесяти-шестидесяти лет.
Я спросил, не боится ли она бомбить, и тут же по ее реакции понял, как ее достали подобными вопросами, подразумевающими неравенство полов.
Я перевел тему разговора, и большую часть пути мы ехали молча.
Уже под конец пути она разговорилась, рассказала, что родом из Краснодарского края, и у нее там внуки, и она подрабатывает к новогодним праздникам, и скоро поедет на родину встречать Новый год со своей семьёй.
После ее рассказа мне стало совсем грустно. Я подумал, что мне будет особо некуда пойти на Новый год.
У Макса и Светы это был первый Новый год вместе. И несмотря на то, что они пригласили меня к себе, когда узнали что Аня будет в отъезде, я не хотел нарушать их уединение.
Родители встречали Новый год с друзьями, и вряд ли при мне они будут так же раскованно отдыхать, как без меня. У Аниных родителей тоже была своя компания.
Я подумал, что в новогодний вечер просто пойду в зал, и нагружу себя по полной, чтобы элементарно устать и отрубиться.
К алкоголю я относился осторожно, и никогда не пил в одиночестве, памятуя свой восьмой класс, и то, до чего довела регулярная выпивка почти всех моих друзей тех лет.
Дома я занялся хозяйством. Перемыл полы.
Потом смотрел медицинский сериал про беременных, и только полностью переключив внимание с мыслей о всаднике в погонах, смог уснуть уже совсем поздно, около двух часов ночи.
29 декабря у нас с Максом был обычный рабочий день. Но и на работе я не мог забыться, и мысли о генерале сверлили мозг. Я подумал, что так недолго свихнуться. Макс спросил, как я себя чувствую. Я сказал, что плохо спал, и ушел домой раньше обычного.
В пять часов я уже был дома. Снова тупо пялился в телек и, несмотря на интереснейшую трансляцию футбольного матча, оставался индифферентен и уныл.
В безучастном состоянии на автомате подошёл к окну и... присел от неожиданности: черная иномарка дежурила у входа. На часах было начало девятого.
Возможно, "человек в штатском", как и в прошлый раз, ожидал меня с шести вечера, но так как я вернулся с работы раньше, мы не пересеклись.
Я выдохнул, быстро принял душ, оделся в приготовленную позавчера чистую одежду, и вышел во двор.
Мужчина в аккуратном костюме подошёл ко мне, и невозмутимо, как будто не провел в ожидании моего появления более двух часов, сказал: "Возьмите удобную сменную обувь, спортивный костюм, а также полотенце и душевые принадлежности".
Меня почему-то взбесила эта "вежливая" просьба. Он даже не поздоровался. И во всем его приглаженном поведении чувствовалось безапелляционное хамство.
Я хотел послать его, но почему-то вспомнил вид генерала сзади в моем душе, и поднялся домой. Сложил в спортивную сумку все, о чем попросил этот мудила. И спустился к машине.
Мы ехали молча, я был довольно угрюм, и не обращал внимания на дорогу. Но потом заметил, что мы едем не на Котельническую, а по другому маршруту.
Через 30-40 минут меня высадили возле элитного спортклуба, вручили карточку для входа, и сообщили номер зала.
Не понимая, как генерал может быть связан со спортом, я прошел в зал под номером 4, и нашел его там в самом радушном расположении духа. Он вел себя естественно, как приветливый хозяин, который принимает уважаемого гостя.
Показывал навороченные тренажёры с электронными дисплеями, предлагал попробовать, спрашивал мое мнение о распределении нагрузок...
В его поведении не было никакого наигрыша, и так же, как тогда, у себя дома, он как будто галантно ухаживал за мной, но теперь вместо вина, напитков, приятной музыки и идиотского танца были тренажёры.
Я не знал, как реагировать.
Тогда, у него дома мне было интересно побеседовать на отвлеченные темы, и наше общение складывалось для меня вполне приятно и даже естественно (пока мы не начали танцевать).
Но здесь, несмотря на его неподдельную приветливость, вся ситуация была какая-то игрушечная.
Я бы с удовольствием показал, как заниматься на тренажерах человеку, который всерьез интересуется бодибилдингом.
Если же он пытался рекламировать этот зал, то меня вполне устраивал наш районный спортклуб - недорогой и рядом с домом.
И потом - почему мы были в зале одни?
По идее здесь могло заниматься 30 - 50 человек. Время было позднее - начало десятого, но для работающего народа самое то.
Предположим, он снял весь зал. И что, он ждал меня здесь приблизительно с семи вечера?
Я подумал, что на это ушла тонна денег. Напрасные траты.
И снова мой взгляд упёрся в камеры наблюдения, рассованные по углам.
Все это было, по меньшей мере, тупо.
Видя мое настроение, генерал сдулся.
И достал последний козырь - вип-карту клуба на мое имя, и торжественно протянул мне.
Я уже как-то думал о том, что, возможно, настанет момент, когда из-за разницы в материальном положении он начнет делать мне подарки, и так как меня воротило от одной этой мысли, и все мои чувства по этому поводу тут же отразились на моем лице, он смущённо убрал карту в карман, и сам вышел вон.
Предполагалось, видимо, что я пойду за ним, но меня реально доставала эта немногословность, и я подумал, что когда-нибудь эти отношения должны стать хотя бы вежливыми, если уж нельзя сделать их человеческими.
Поэтому я остался в зале, присел на фитнес-мяч, и ждал, что он вернётся, и русским языком объяснит, что мы делаем дальше.
Но чуть-чуть попружинив на резиновом мяче, я встал, и двинулся к выходу, потому что снова подумал о бесполезно капающей плате за аренду.
Он ждал меня у машины. Кажется, его не огорчал провал с клубом.
Он глубокомысленно размышлял о чем-то, возможно, как раз о том, что мы будем делать дальше.
Я не хотел прерывать его размышлений, и все же решил внести рационализаторское предложение.
Я достал из кармана телефон, набрал на дисплее свой домашний адрес, и протянул ему. Он о чем-то ненадолго задумался, потом жестом пригласил меня в машину, и назвал водителю адрес. Господин в штатском куда-то растворился.
В машине мы ехали молча. Он несколько раз отсылал какие-то сообщения. Я не обращал на это внимания, и всю дорогу думал об Ане. Уже под конец нашего пути она как раз позвонила.
Поговорили коротко, но звучание ее голоса подействовало успокоительно и тепло.
Ко мне домой мы прибыли уже за полночь. Я был голоден и, как ни странно, почувствовал себя раскованно в его присутствии, и с удовольствием представлял предстоящий ужин.
Буквально через минуту после того, как мы вошли домой, в дверь позвонили. Вышколенный парнишка привез несколько порций горячего, также - салаты, сладкий кофейный мусс, фруктово-мороженый коктейль, холодные закуски, рыбные блюда.
Кажется, он заселялся надолго.
Но если так, почему бы не разделить доставку на несколько раз?
И откуда он знает, что Ани нет дома?
Больше всего в этих разносолах меня поразили упаковки - чудные, технологичные, приспособленные для особенностей каждого блюда.
Сиротливая курица-гриль и две тарелки с нарезанными овощами и фруктами гасли на фоне генеральского угощения, но я подумал что все равно присовокуплю их к праздничному столу.
Я пошел помыть руки, а когда вернулся, он уже хозяйничал вовсю.
Я попытался помочь, но он тихо и нежно сказал: "Я сам, я сам".
Я не стал ему мешать, и включил телевизор.
Дом и правда наполнялся праздничным ощущением.
Я мысленно суммировал информацию.
Вероятно, мое появление на Котельнической не осталось незамеченным. И тогда, своими кгбэшными методами он, вероятно, выяснил, что Ани нет дома, и не будет ещё несколько дней. А приглашение в клуб стало его ответом на проявленную мной инициативу.
Я понял, что, вероятно, всякий раз после наших встреч он терял уверенность, что мне все это нужно, и исчезал. Но убедившись в обратном, появлялся снова.
Ведь на выставке это я привлек к себе его внимание и, можно сказать, проявил инициативу.
Он быстро и ловко накрыл на стол, мы сели ужинать.
Потом посмотрели программу, которая нас обоих заинтересовала: об исчезающем виде морских черепах в водах Тихого океана, и как-то незаметно уснули при включенном телевизоре.
Я проснулся в шесть утра. Телевизор тихонько работал, он спал рядом, тихо, не издавая ни звука, как тогда, в сентябре. Мне не хотелось, чтобы все развивалось по тому сентябрьскому сценарию. Мы тогда так же уснули мирно у телевизора, а утром случилась бурная постельная встреча, которая закончилась его исчезновением.
Я поднялся, заварил свежий черный чай, положил в розетку малиновый джем, который нам подарили Анины родители. В отдельную розетку нарезал лимон. Чашку, ложку, заварочный чайник и розетки с лимоном и джемом поставил на тумбу возле постели.
Оделся, написал записку "я на пробежке", и вышел во двор.
Но бегать не захотелось. Прошёлся до парка, вспомнил, как наматывал здесь круги ещё вчера, совсем в другом состоянии…
Постоял, подышал, и понял, что сегодня все будет по-другому, чем в сентябре, и спокойно вернулся домой.
Он уже проснулся, и был одет в парадный выглаженный костюм (хотя я не думаю, что он у меня гладил). Он допивал чай, уже вторую чашку, как он сказал. Также он сказал, что малиновый джем очень вкусный, но прямо сейчас ему нужно бежать.
Я не понял, является ли это деловой необходимостью или очередной причудой, и просто принял все как есть.
Я лишь позволил себе вопросительно посмотреть на него, чтобы он понял, что мне нужно немного больше информации, хотя бы о наших дальнейших планах. Но он как-то заторопился и, ничего не пояснив, довольно суетливо убежал.
Я посмотрел в окно, водитель стоял у подъезда. Это означало, что он знал о своих планах как минимум за час (возможно, и со вчерашнего дня).
Я закрыл за ним дверь, которую он оставил нараспашку и, непонятно как, но наверняка понял, что он вернётся. Возможно, к пяти или шести часам, и что ему правда нужно было на работу.
30 декабря мы с Максом работали, как обычно, и, посоветовавшись, решили, что 31-го не будем открываться вообще.
Я ликовал, так как подозревал, что проведу в этом случае весь день в обществе генерала, так как у него, наверное, будет выходной.
В пять часов я уже был дома. Я был дико голоден, но не хотел ужинать без него. Он приехал с водителем в половине шестого. Опять натащил каких-то яств, как будто здесь был не один солдат, а целая рота.
Он возился с продуктами, и выглядел заботливым семьянином.
Мы, действительно, вкусно поели, и снова улеглись у телевизора.
И опять телеэфир был интересным. Передавали целый цикл программ, созданный по архивам Лубянки. О сталинских временах, допросах, героизме и подлости советских граждан.
Мы слушали передачу, и час и сорок минут пролетели как один миг.
(Если я когда-либо и любил какой-то школьный предмет, то это была история.)
Потом он поднялся, и спросил, где у нас можно погулять.
Я немного напрягся, так как не хотел, чтобы нас видели вместе.
Он меня понял, и сказал, что вспомнил о месте, куда хотел съездить вместе со мной. Он вызвал такси (его водителя пришлось бы ждать больше часа), и мы поехали на Лосиный остров. Он рассказал забавные истории о временах, когда здесь и правда то и дело шныряли лоси, и в период гона они бывали опасны.
Утомленные, мы приехали домой, ещё раз поужинали, и быстро уснули.
Утром, когда я проснулся, его не было рядом, и я не в первый раз порадовался разнообразию сценариев наших встреч.
По звукам из кухни мне показалось, что он жарит яичницу.
Это было очередной причудой, ведь в холодильнике было полно еды.
Я долго лежал в постели, пытаясь предсказать развитие событий.
Но с этим человеком это было принципиально невозможно.
Он принес мне в постель яичницу и овощное блюдо, а также несколько бутербродов с черной и красной икрой.
Такого завтрака ни у меня, ни у Ани, ни, думаю, у Макса не было никогда. Мне стало заочно неловко перед родными, что я тут шикую. Я подумал, что поправлюсь на пять-шесть килограмм за этот Новый год.
Он опять немного заторопился, попросил меня скорее одеваться. Снова вызвал такси. Мы поехали на Красную площадь, на каток.
Я немного катался на коньках.
Но когда этот гигант взгромоздился на лёд, я не на шутку обеспокоился.
Кто ж знал, что он катается как бог. Это было по-настоящему забавно.
Разгоряченные, мы выпили по бокалу глинтвейна.
Я чувствовал себя разогретым движением и алкоголем, и подумал что, по логике, мы сейчас поедем домой.
Была где-то половина третьего дня, 31 декабря. Но культурная программа ещё не была окончена, и следующим номером мы двинулись в Большой театр.
Я удивился, что зал не был забит до отказа.
В нашей ложе, кроме нас, не было ни души.
Балет начинался с увертюры. Вот-вот на сцене самого прославленного театра России должны были появиться знаменитые артисты балета.
Мы молча и тупо смотрели в направлении сцены, но было очевидно, что каждого гораздо сильнее волнует то, что происходит здесь рядом, в нескольких сантиметрах.
Он всегда знал, что я чувствую и чего ожидаю. И крепко взял меня за руку. Мы ласкали руки друг друга - ладонь в ладонь, а потом перешли к более смелым действиям.
В какой-то момент я почувствовал себя нехорошо, встал и отошел в глубину ложи, чтобы немного отдышаться. Он тоже поднялся и двинулся к выходу.
Неужели он собирался уйти? Нет, он проверил двери, выглянул в коридор, и, убедившись, что все спокойно, вернулся ко мне.
Он подошёл сзади, и обнял меня правой рукой на уровне груди.
Потом другой рукой аккуратно расстегнул мои брюки, и спокойно и уверенно проник.
Он делал все беззвучно и осторожно и какими-то микродвижениями, как будто за нами могли наблюдать, хотя в ложе никого, кроме нас, стопроцентно не было.
Причудлива природа, но все это дико возбуждало. Я уже не владел собой, и довольно громко дышал, а потом и стонал.
Не прошло и минуты, как я кончил под его пальцами, которые самыми минималистичными движениями ерзали по моему причинному месту.
Тут случилось то, чего он, похоже, от себя не ждал.
Как только я заорал - бешеным шепотом - еле сдерживая себя, он тут же кончил прямо в меня без каких-либо дополнительный движений или прелюдий. Кажется он был ошарашен этим событием и замер. Но отступать было некуда. Он дождался полнейшего конца, вышел, торопливо застегнул брюки, и исчез за дверью.
Наши встречи были, конечно, редки. Близость в театре по сути была четвертой по счету. Но мы были знакомы уже больше трёх лет, а он всё ещё стеснялся доверить мне свой самый интимный процесс.
Я немного пришел в себя, и спустился вниз.
Представление на сцене продолжалось. Даже в коридорах театра можно было слышать гремящую музыку оркестра.
На улице меня встречал водитель. Он вежливо предложил мне сесть в машину.
Я понял, что генерал сбежал, и, вероятно, я всё-таки буду встречать Новый год один.
Сердце колотилось всю дорогу. Я вспоминал близость в театре,и дико хотел продолжения, но понимал, что теперь, как минимум, до весны этот культурный джентльмен не наградит меня своим вниманием.
Дома был такой избыток еды, что я стал подумывать, как буду объяснять Ане всю эту гастрономическую роскошь.
Я принял душ, и почувствовал, что очень хочу спать. Было шесть часов и пятнадцать минут.
На всякий случай я оставил входную дверь приоткрытой, хотя давал только пять процентов из ста, что он вернётся, и Новый год мы все-таки встретим вместе.
Я прилег, и быстро уснул, и мне приснилась Аня.
Она накрывала праздничный стол. Только скатерть была не бежевая, как в реальности, а сияюще-белая. И тут я замечаю, что стол уже накрыт: вазочки с черной и красной икрой, лосось, шикарный стейк с рисом и горошком, ещё какие-то яства.
Я хотел сказать Ане, чтобы она была осторожней со скатертью, так как стол уже полон блюд, но онемел. Тогда я стал делать жесты мол, смотри, осторожней, но она как будто не замечала меня.
Уверенным движением Аня накрыла стол белой скатертью, и все элитные блюда исчезли. Скатерть легла ровно на стол, и сияла своей накрахмаленной белизной.
Потом, как в сказке, на ней стали появляться другие, домашние блюда: салат оливье, винегрет, овощной салат с зеленью... Аня посмотрела на меня пристально и сказала: “Здесь всё с нашего огорода”.
Я удивился метаморфозе, и тайком заглянул под скатерть.
И опять увидел красную рыбу, вазочки с икрой...
Аня посмотрела на меня в упор и сказала: “Время выбирать”.
Слово “время” она повторила несколько раз.
В дверь звонили. Я проснулся, и не успев ничего особо сообразить, почти забыл о странном и символическом сне.
Он не заметил, что я оставил дверь приоткрытой, и названивал. Я открыл. Он стоял заснеженный, с огромным букетом, завернутым в бумагу от мороза. Прошел в квартиру большими шагами, не разуваясь. Снял вазу с серванта, затем захватил ножницы на кухне. Обрезал края стеблей в ванной, наполнил вазу водой, поставил в нее цветы. Это были темно-красные шикарные и томные розы. Этот цвет как нельзя лучше выражал его суть - насыщенный и страстный. Быстрыми движениями он снял уличную обувь и пальто, и направился в душ. Довольно скоро вернулся, и уже в халате предстал перед накрытым столом.
Я, будучи ещё сонным, потихоньку разогрел блюда, предназначенные для горячего. Разложил салаты по тарелкам. Поставил приборы и бокалы на стол. Открыл красное вино.
Он, увидев красиво накрытый стол, снова зарулил в ванную, и там переоделся из халата опять в костюм.
Время было - половина девятого. Мы посмотрели на накрытый стол, потом друг на друга, и стали медленно раздеваться. Есть в этом доме, похоже, никто не хотел.
Мы впервые раздевали друг друга. Он последовательно разделался с пуговицами на моей рубашке. Я снял с него пиджак и даже сам расстегнул ремень, пуговицу и ширинку на его брюках.
Я снял с него рубашку, под ней была белоснежная майка которую он снял сам. Он как-то просто стоял передо мной уже полностью обнаженный.
Видимых признаков возбуждения на его теле я не наблюдал. Он немного сопел, и смотрел на меня, но не в глаза, а куда-то на уровне ключицы.
По его волнению я понял, что что-то не так, что будет что-то новое.
Но что?
Главное оружие генерала заряжено не было.
Да и он сам выглядел неуверенным, поддатливым, мягким...
О боже!..
Я не поверил сам себе.
Догадку, которая меня озарила, можно было проверить только действием. Я пригласительным жестом указал на стол. Он спокойно подошёл к столу, и повернулся к нему лицом. Я завернул скатерть, сдвинул приборы. Ближайшая к нам часть стола стала свободна.
Я пригласил его прилечь. Он повиновался. Я начал бережно и аккуратно массировать ему шею и плечи, и задумался, есть ли в этом доме необходимая мазь. Я нырнул к тумбе, и, точно, заготовка была на месте. (Человек который не забыл запастись халатом, конечно, прихватил с собой и мазь.) Я снял крышечку, и бесшумно поставил коробочку с мазью рядом с собой на стол. Мои массирующие движения становились настырнее.
Я растирал кожу до красноты, и уже немного терзал ее. Затем спустился ниже, и начал массировать середину спины, а также - его массивные бока. Подошла очередь поясницы. Я растирал поясницу ребром ладони, пока полностью не разогрел.
Я стоял вплотную, и уже примеривался, но понял, что для решительных действий мне не хватает роста.
У нас с Аней дома в ванной под раковиной всегда стояла маленькая скамеечка. Я вставал на нее, когда хотел снять настенные часы, чтобы сменить батарейку. Я сгонял за скамейкой. Он стоял у стола, расслабленный и разогретый. Он никогда бы не принял подчинённой позы, если бы не был согласен.
Я начал действовать. Без церемоний и обиняков.
Было ли это для него внове? Если да, помогала ли мазь?
Я был мужественен, активен.
Я услышал, что он дышит, и приговаривает: "Давай, давай, давай..."
Это придало мне смелости и упорства, и я продолжил.
Потом он начал дышать, как тогда, в сентябре: aaaaahhhh aaaaahhhh aaaaahhhh aaaaahhhh aaaaahhhh давай, aaaahhhh aaaaahhhh aaaaahhhh давай, aaaahhhh aaaaahhhh aaaaahhhh давай.
Я завелся. Ускорился. Разошелся.
аahh aahh aahh aahh aahh aahh aahh
Он задыхался и, кажется, сам собирался кончить.
Больше всего на свете в ту минуту я хотел, чтобы он кончил в меня.
Поэтому я, форсировав финал и, чуть не рухнув со скамейки, кончил в него.
Затем вышел, и быстро перелег на постель.
Он был на грани, и намеревался бежать.
Я видел боковым зрением, что он направился в сторону ванной, и тогда, впервые обращаясь к нему на “ты”, сказал:
- Пожалуйста, не уходи…
Он бросился на меня, и быстро овладев, впервые кончил в меня без капитуляции.
На часах было без пяти двенадцать. Мы успели накинуть домашнюю одежду. Открыли шампанское…
Уже в наступившем Новом Году сидели в уютных креслах, которые нравились также и Аниным родителям, когда они гостили у нас, беседовали обо всем на свете до половины пятого утра.
Уснули в начале шестого. 1 января проспали полдня.
Проснулись голодные, и прилично пощипали имевшиеся запасы.
Он неустанно заботился о культурной программе.
Мы снова стали зрителями балета только, к моему счастью, не в ложе, а в партере зрительного зала и в другом театре.
На этот раз мы действительно были увлечены ярким, профессионально костюмированным представлением под повышенно, как мне казалось, громкую музыку симфонического оркестра.
Когда балетный спектакль подошел к концу, мне почему-то не хотелось уходить, и я еще немного посидел в зале, прикрыв глаза, и отходя от избытка звуковых и зрительных впечатлений.
Он ожидал меня, стоя возле кресел. В это мгновение мне ужасно захотелось мороженого. Возможно, сработала детская ассоциация.
Когда я был маленький, и мы с родителями выбирались в кино, то после сеанса мне обязательно покупали мороженое, крем-брюле.
Я с неохотой поднялся со своего зрительского места, и мы двинулись к выходу. Когда мы вышли из театра, он предложил зарулить в кафе, там же, в саду Эрмитаж.
Через пятнадцать минут передо мной стояла вазочка с мороженым. Крем-брюле.
У нас с Аней бывали случаи телепатии, и я понимал, что это не новость, когда близкие люди понимают друг друга без слов.
Но этот случай показался мне выходящим за рамки обычного.
Тогда я подумал, что это все Новый год и так называемое “другое измерение”, и решил, пока чудеса не кончились, еще чего-нибудь “пожелать”.
Прикрыл глаза и представил, как мы с ним путешествуем на поезде.
Ведь для полного счастья, пожалуй, нам не хватало только совместной поездки. Я не очень любил летать, предпочитая наземный транспорт.
Он тут же поднялся, подошел ко мне, приобнял, и нежно на ухо сказал: “Минуту” и растворился в воздухе.
Потом я наблюдал за ним в окно кафе, он куда-то звонил, потом перезванивали ему. Затем он сам еще раз куда-то отзвонился, и вернулся ко мне.
- Мы уезжаем сегодня, на пару дней, у тебя ведь есть еще время, правда?
Я опешил. Если честно, я вообще офигел.
- Пожалуйста, возвращайся домой, возьми самое необходимое, об остальном я позабочусь. Встретимся на ленинградском вокзале в 23 часа.
У выхода из кафе меня ожидало такси. Он поехал на другой машине к себе домой, чтобы тоже собраться в поездку.
В офигевшем состоянии я поехал домой.
Но когда я вернулся в квартиру, на меня навалилась странная усталость, а потом - апатия. Мне уже не хотелось никуда ехать. Я хотел просто прибраться, уничтожить остатки роскошных ужинов с генералом, и привести себя в порядок к Аниному возвращению.
На работу нужно было выходить 3 января.
Я механически сложил в сумку вещи: пару трусов, спортивную обувь, зубную щетку и пасту, два небольших полотенца, дезодорант, две пары носков, спортивный костюм.
До ленинградского вокзала я добирался обычным транспортом.
(Хотя бы в Новый год он оставил своего водителя в покое, а я, конечно, не стал тратиться на такси.)
Я немного опоздал. Он стоял на перроне, взволнованный, торжественный и надутый. Снова с цветами!
Меня охватило бесчувствие.
Когда я подошел, он все понял, за доли секунды.
Между нами произошел бессловесный диалог, и потом, в течение последующего года, я множество раз возвращался памятью в эти мгновения.
Именно тогда я мог что-то изменить, и именно эти минуты нашего взгляда “глаза в глаза” определили дальнейшие события.
В принципе, все было понятно. Он понял, что я сломался. Я видел, что он понял.
Мы всё-таки сели в поезд. Мое состояние не было для него неожиданным или обидным.
Мы проговорили всю ночь. Я рассказал всю нашу историю с Аней.
Я сказал, что все это очень неожиданно и необычно, и я никогда не считал себя гомосекусуалистом... И отношения с Аней значат для меня слишком много, чтобы я мог рисковать ими.
И так как это моя семья, и я больше не имею внутренних сил раздваиваться, я выбираю Аню...
И я хотел ещё много чего объяснить, и вдруг услышал, как он тихо и сокрушенно повторяет: "Я знаю, сынок, я знаю, сынок..."
И когда он ещё раз произнес это слово, мы как бы остановились и посмотрели друг на друга. Он прикрыл глаза двумя руками. Я едва сдерживал слезы. Я встал. Он тоже. Мы хотели обняться, но не стали, и снова каждый сел на свое место.
Мы долго сидели молча. Он выглядел расстроганным.
Я глубоко ощущал его одиночество и его потерю.
Это было странно, мы ехали как бы в "свадебное путешествие", наши отношения только начинались (хотя мы были знакомы три года, но настоящее сближение только начинало происходить).
И вот, здесь, сидя в самом дорогом и фешенебельном поезде России, в этом “отеле на колесах”, мы расстаемся.
Мне стало нестерпимо больно, и я вышел из купе.
Я стоял у окна, и мне непреодолимо хотелось курить.
Макс иногда потягивал сигареты, но я даже не пробовал.
В это мгновение я был готов отдать все свои сбережения за одну несчастную сигарету и самую захудалую зажигалку.
Я ринулся в бар. Мне было отказано в водке, и был предложен энергетический тоник. Я чуть не убил бармена, и пошел прочь.
Мне хотелось раскрошить этот поезд на мелкие кусочки. Вдруг кто-то меня окликнул. Я обернулся. Бармен заговорчески подозвал меня к себе, и сказал, что есть одна бутылка за полторы тысячи рублей.
У меня была с собой карта и наличные - две тысячи.
Я отдал ему две тысячи.
Дождался, пока он принесет сдачи, забрал водку, и зарулил в ресторан.
Я напился до беспамятства, и уснул за столом.
Кто, как и когда доставил меня в купе, я не помню.
Утром на столе лежала пятитысячная купюра, обратный билет до Москвы и записка "Не уверен, что ты взял с собой достаточно денег. Билет можно обменять в кассе или по интернету. В этом случае штраф снимут с моей карты".
Я сгреб деньги и билет в кучу, и выполз из поезда.
Поменял билет на ближайший поезд, и поехал домой.
Аня вернулась 5-го января около 12 часов дня. Я проспал, и не встретил ее у электрички. Телефон стоял на беззвучном режиме. Она приехала, и разбудила меня поцелуем.
Я встрепенулся: “Анька, прости, я идиот". Она улыбнулась, и пощекотала меня. Рассказала, что теперь два раза в год будет участвовать в корпоративах этой фирмы, и что на этом семинаре был негласный конкурс переводчиков, и она выиграла, и с ней заключили договор. Ещё она сказала, что на семинаре к ней "подкатывал внушительный господин".
Или я совсем отупел от бурных событий этого новогодья, или ещё не проснулся, но я не почувствовал ни грамма ревности, только беспокойство, не обидели ли ее.
Я встревоженно на нее посмотрел, и она продолжила: "Не беспокойся, я послала его куда подальше".
Ещё будучи совсем сонным, я представил, что сейчас скажу Ане:
“Знаешь, ко мне тоже подкатил внушительный господин. Это был генерал-лейтенант армии, я познакомился с ним в нашей части, когда служил. Потом, еще во время моей службы, под Новый год, он овладел мной, прямо находясь в армейском штабе, гомосексуальным путем.
А на этот Новый год мы встретились снова, отправились вместе в Большой театр.
Там, в ложе, где кроме нас не было никого, между нами произошло то же, что тогда, в армии.
Потом мы поехали к нам домой.
Между нами снова была близость, но теперь в доминирующей роли выступал я”.
Я посмотрел на Аню. Моя чистая, чуткая девочка. Она даже не подозревала, что со мной что-то не так.
Я перевел тему разговора, и спросил, как у нее прошел сам Новый год.
Оказывается, они всем семинаром были в он-лайн режиме с facebook-сообществом фанатов их продукции, и тот клиент, который сделает самый дорогостоящий заказ в новогоднюю ночь, имеет шанс получить в подарок трёхкомнатную квартиру в центре Москвы, внутри бульварного кольца. Все это было аферой чистой воды. В итоге, квартира досталась одному из сотрудников. С ним сняли видеоролик, а потом благополучно “забыли” отдать ключи и документы, то есть никакой квартиры и не было.
Мне было неприятно, что моя жена оказалась втянута в чью-то нечистоплотную корыстную игру.
Но она сказала, что решила закрыть глаза на этот новогодний рекламный трюк.
А “внушительный господин” был на этом празднике гостем - он представлял какую-то крупную корпорацию, и подспудной целью его участия в событии был поиск переводчика-представителя для его компании. Аня сказала, что его бизнес гораздо крупнее косметической компании, которая проводила семинар и флешмоб, и с которой она в итоге заключила договор. Но этот товарищ вел себя так, как будто приглашает Аню не на должность переводчика, а в свой гарем, и Аня благоразумно отказалась.
Моя жена быстро включилась в обычную бытовую карусель, начистила картошку, порезала овощи для салата. Я смотрел за ее движениями, и вспоминал наши с генералом трюфеля, красную и черную икру... Я был рад, что определился.
И только теперь глядя, как Аня колдует на кухне, вспомнил свой сон, в котором она накрывала стол белоснежной скатертью, и пристально глядя мне в глаза сказала: “Время, время, время, время выбирать…”
Мне было легко от мысли, что я покончил с двойственностью своей жизни, и могу спокойно смотреть Ане в глаза. В исповеди о том, что уже прошло, я не нуждался. Тем более, Аня не нуждалась в этой, совершенно лишней для нее информации.
С новыми силами я взялся за работу. С утроенным усердием помогал родителям по выходным.
Мои сексуальные возможности в отношениях с Аней умножились, и иногда я даже переутомлял ее своим чрезмерным любовным напором.
===========================
Гомосексуальный роман. Часть VI
http://proza.ru/2019/11/13/1855
===========================