Сегодняшнее общество как «инкубатор» растления?
Петербургский Наполеон
Еще один вопиющий случай потряс страну. Обнаружился доцент-растлитель. Преподаватель высшей школы, историк и фанатичный поклонник Наполеона Бонапарта, награжденный в свое время высшей наградой Франции, орденом Почетного легиона, преспокойно расчленил у себя дома свою ученицу, по совместительству молодую любовницу. В сущности, педофил, годящийся в дедушки влюбленной в него студентки, он под вино и водку распиливал на части свою жертву - как настоящий, с рождения псих.
Может быть, псих с рождения, а может, это его свойство приобретенное? Ведь он покорил всех лекторскими способностями, был тем преподавателем, которым восторгались, прощали ему все его (как казалось многим, и студентам, и руководству вуза) шалости. Ссылались на неординарность его личности, прощая ему очевидную шизофрении. Нынешние «ценности» и «свобода» звали к такой оценке.
В те времена, когда, независимо от общественно-политического строя, существовала КУЛЬТУРА, то есть, помимо прочего, СИСТЕМА ЗАПРЕТОВ, в науке называемой ТАБУ, такие события тоже происходили. Но эти события не были все же такими бесчисленными, как ныне. Теперь их столь много, что общество уже воспринимает их как нечто привычное, почти обязательное явление. И не только потому, что нынешние средства информации стали всепроникающими, вездесущими.
Они, эти средства информации, живут, кажется уже, возле каждой постели мало-мальски публичного человека. Но СМИ и этого мало. Заболев «желтухой» (потому что за рейтинговую информацию хорошо платят), СМИ стали отыскивать на обширных российских просторах и среди рядовых граждан случаи самых вопиющих историй. Этому посвящены программы ТВ. Самые «смотрибельные», «ДНК», «На самом деле», «Секрет на миллион», «Пусть говорят» «У Андрея Малахова» и целый «сонм» иных программ на всех ресурсах, так или иначе направлены на то, чтобы увести человека от высоких образцов нравственно-эстетического идеала и опустить его ниже канализационной трубы. Человека приучили уже к этой потребности - жить ниже плинтуса, то есть принять как таковые немыслимые примеры и образцы расчеловечивания и бескультурья. Но вслух признавать эти явления как своеобразие исторического момента, как развитие общества. В сущности, это отказ от высших образцов культуры.
Один из философов, кажется, Клод Леви Строс, определил точнейшую формулу: «Культура – система табу, то есть запретов». Нынче этих запретов нет. Есть так называемая свобода. Свобода от всего. Безграничная, расхристанная, она, в первую очередь, поощряет расчеловеченного индивида совершать поступки, похожие на звериные инстинкты животных. Современные книги, кинофильмы, театральные постановки, живопись, ТВ-ШОУ и даже лекции преподавателей вузов, школ стали растить, воспевать животные, низменные явления. Это стало поощряться и внедряться как инновации. Как постмодерн. Хотя разврат, растление не есть признак демократии, но эту, с позволения сказать, демократию стали внедрять повсеместно. Да так, что иного, традиционного совестливого духа не стали переносить и гнали прочь отовсюду. И уже здравому рассудку видится, что признаки катастрофы обозначаются во всем, что ни есть у нас.
Перед нашими очами происходит крушение общества, допустившего падение нравов. «Инкубатор» растления работает на полную мощь. И уже понимаешь, что не вандалы когда-то разрушили Великий Рим. Это сделали пороки, разложившие мораль и нравственность.
Шизофреническая предрасположенность психики санкт-петербургского растлителя выросла до чудовищных размеров в этом своеобразном «инкубаторе», чтобы затем спокойно для себя расправиться с влюбленной в него девочкой, записанной нашей психопатической публикой в жены этому злодею. Дескать, они жили гражданским браком – преподаватель, по возрасту дедушка, и девушка двадцати с лишним лет, годящаяся быть внучкой типу, безбрежному по аморальности . Но эту аморальность сочли даже коллеги вуза как нечто своеобразное, как дополняющее, выдающееся свойство его личности.
При Советах подобных «гениев» лечили в психушке. Они там были «великими». Даже Наполеонами. Им это не возбранялось по праву их закономерного пребывания там, где им и положено было быть.