Сила принять.
- Настанет момент, когда ты привыкнешь, - говорили маме другие женщины, что растили незрячих детей.
Она не могла им поверить.
Дома, держа меня на руках, мама заходила в цветник и плакала. Ведь я никогда не увижу такой красоты!
Но проходили дни. Постоянно горевать невозможно. Я научилась улыбаться, сидеть в кроватке, ходить, разговаривать. Как все другие дети, я играла, задавала кучу вопросов, стремилась научиться тому, что умеют взрослые.
Безотказный рецепт верного воспитания ребёнка с ограниченными возможностями, вероятно, никому неизвестен.
Особые дети такие же разные, как их родители. То, что хорошо сработало с одним малышом, для другого может оказаться бесполезным, если не навредит.
Моя мама никогда не страшилась пробовать. Началу нового дела не мешал барьер: она же не видит! Как она сможет?!
Моя жизнь не была ограничена пространством дивана и комнаты. Мне принадлежал целый мир большого деревенского двора, где пищали цыплята, квохтала их мама наседка, мычала корова, лаяла собака, на солнышке возле рукомойника грелся старый кот по имени Стёпка.
Когда я таскала его по двору, пыталась накормить травой, обуть в бабушкины тапочки, кот не сопротивлялся.
Однажды Стёпка исчез, у нас появился котёнок Пушок, маленький и стремительный. Его оказалось не так-то просто поймать. Устав от моих фантазий, котёнок порой забивался под диван. Я громко ревела.
Простив мне обиды, Пушок подходил ко мне сам, давал себя гладить. Свернувшись в клубок, он начинал мурлыкать. Мне хотелось послушать эти звуки поближе, поднести котёнка к самому уху. Но как только я воплощала такую идею в жизнь, Пушок издавал тоненькое мяуканье, жалуясь, что его разбудили.
Собака, Фунтиха. С ней у меня не возникло крепкой дружбы. Она сидела на цепи. Ощущая собачью солидность и грозность, я решалась только её гладить, правда, ещё пыталась на ней кататься, когда собаку отвязывали. Однажды, ухватившись за конец цепи, я устремилась вслед за Фунтихой за ворота, на волю. В большом мире она потащила меня по кочкам, по бурьяну, по репейникам и кустам. Я спотыкалась и падала, но цепь так и не выпустила.
Случайно заметивший нас сосед вовремя прекратил моё приключение, вернув нас обеих домой.
Малина, густая, колючая – настоящий сказочный лес, тёмный и страшный. Разве можно в него не забраться, чтобы смелостью и находчивостью одолеть бабу-Ягу или змея-Горыныча.
У дедушки с бабушкой малина росла за домом, я хорошо её знала.
Но вот у меня на время появился отчим, мы переехали. Забравшись в незнакомый сад, я обнаружила в нём новую чащу малинника, в которой и заблудилась.
- Мама-а! - позвала я с отчаянным рёвом, разом растеряв свою смелость.
- Лидушка, иди сюда! Иди на голос! – раздался с крыльца спасительный звук.
Мама никогда не пыталась следить за каждом моим шагом, оставлять меня в поле своего зрения. Как и родители других деревенских детей, она занималась делами в доме и во дворе, на время дав мне полную волю и объяснив, чего делать нельзя. Например, нельзя подходить к колодцу, он глубокий, в колодце можно утонуть, если он открыт. Нельзя есть листья и зелёные ягоды паслёна, они ядовитые.
Подрастая, я никогда не стремилась нарушить запреты. Но если бы всё можно было предусмотреть!..
Как-то я ушла через хозяйственный двор, за ворота, прямо в поле и лесополосу. Помню мягкую землю, ноги в ней разъезжаются, мне очень, очень страшно. Я плачу, зову на помощь, но рядом никого нет.
Конечно, меня нашли, успокоили и, может быть, отругали, не помню.
Мама работала в библиотеке, куда не раз брала меня с собой. Однажды её удивила тишина в книжных комнатах, как будто я стала послушной девочкой. Обрадовавшись покою, мама занималась рабочим процессом до самого перерыва на обед. Перерыв наступил. Мама отвела меня к дедушке с бабушкой. Вернувшись в библиотеку, она заглянула в детский отдел. А та-ам!.. Все книги на уровне моего роста лежали на полу. Пока мама работала, я не покладая рук, со всем старанием сбрасывала их вниз со стеллажей. В тот день мне очень повезло находиться далеко от материнского гнева. Таких ситуаций было немало.
Мама растила подвижного, не очень послушного ребёнка, который ломал игрушки, совал свой нос куда не следует, шумел и носился на улице и в доме. И это уравнивало её с родителями обычных детей. Я никогда не испытывала серьёзных мучений болезни, не знала, что значит лечение или долгая реабилитация после него, за исключением отсутствия зрения, я ощущала себя абсолютно здоровым ребёнком. Именно это ощущение осталось со мной на всю жизнь. Со временем я поняла трудности и отличия, узнала, что в некоторых вещах мне будет нужна посторонняя помощь, да, что-то навсегда останется мне недоступно. Но эта, возникшая в детстве уверенность - я полноценна, я не хуже других, неумение считать свой уровень жизни более низким, нежелание спрашивать с себя по сниженной планке ответственности, раз у меня инвалидность, порой помогала, а порой и мешала мне жить.
Даже в глубоком душевном кризисе, когда наивная вера в равенство перед обществом и государством трещала по швам, когда я на собственном опыте узнала, насколько жизнь особенного ребёнка отличается от жизни взрослого человека с нарушениями здоровья, созревшее в детстве сознание собственной полноценности, нужности в этом мире, стала надёжной защитой сердца. Пока она устояла…
Продолжение
http://proza.ru/2019/11/19/1100