или какой из Близнеца отец
Нет, этот пост не о Димаше. Совсем наоборот. Это дань памяти моему отцу. В этом году ему исполнилось бы 90. Уже много лет его нет рядом. И все же он не исчез. Не растворился в памяти. Не превратился в туманный образ. Наоборот, с каждым годом все сильнее чувствую его присутствие. Понимаю неисчерпаемость запасов его любви.
Его вечные розыгрыши. Сюрпризы. Затеи, немыслимые для зрелого человека. Он был и другом, и старшим братом, и отцом. Да, конечно можно говорить о позднем отцовстве (когда я родилась папе было 36). О том, что дочь долгожданная и единственная. О том, что уже и не надеялись стать родителями. Все это так. И — не так.
Папа был личностью творческой. Совершенно не приспособленной к жизни. Он вечно терял пиджаки, мог прийти домой в чужой шляпе или туфлях. Единственное чего он никогда не мог забыть — кофр с аппаратурой и меня. Я была его «хвостиком». Ангелом — предохранителем (двойной смысл этой шутки дошел только сейчас, опять привет от папочки). Единственной как в попочке дырочка (просите за мой французский, но из песен слов не выкинешь).
Нормальные дети прячутся в шкафу, под столом или кроватью. Я пряталась в огромном кофре из-под профессиональной кинокамеры. Игрушки хранились в яуфах*. Задолго до наступления эры домиков Барби в моей комнате стояла огромная декорация: дом и двор Ходжи Насреддина. В окружении софитов. Папа снимал кукольный мультфильм.
Мой папа был заводилой общества. Вадим-расскажи-анекдот. Редко, очень редко видела его задумчивым. Серьезным. Только однажды — плачущим. Как-то проснулась ночью и услышала, что его детище, его сатирический альманах «Телехасан» закрыли. Указом сверху. До перестройки и прочих вольностей было еще далеко. А пока вызвали на далекий и высокий кремлевский ковер и предупредили: не ****ы против ветра — обмочишься.
Конечно в телестудии был знаком каждый уголок. Все накладки прямого (а другого и не было) эфира обсуждались бурно и отчаянно весело: исправить уже все равно ничего нельзя. Остается юморить в ожидании разносов от высокого начальства.
В годовщину свадьбы за праздничным столом папа обязательно рассказывал историю о работнице ЗАГСа, которая расписывала моих родителей. И каждый раз это было увлекательно. По новому. Театр одного актера начинался с диалога:
— Соловьев?
— Соловьев.
— Поешь?
— Нет.
— Женишься — запоешь!
В 60х-70х годах прошлого века кинооператор был божественном посланцем Великого Телевизора! Особенно в кишлаках и совхозах. Надо ли говорить, что дастархан не оскудевал и я была до икоты закормлена плодами земли хорезмской. Домой нас отвозила председательская «Волга».
Вадим Соловьевич, Вадим Бюльбюлевич — как только не величали моего отца. От всей души величали. По всем народным канонам превращая фамилию в отчество. И я становила Лена Бюльбюлевна. Особенно после того, как в нежном детском возрасте принимала участие в передаче «Спокойной ночи, малыши». И это тоже подарок моего отца. Нет, не участие в передаче. Сниматься мне нравилось и дела шли неплохо. Да и кастинг (тогда еще не знали этого мудреного слова) я устроила сама. В обычной студийной неразберихе, за час до выхода в эфир выяснилось, что коробки с мультиком таинственно исчезли. То ли уехали раньше времени на периферию, то ли наоборот, не вернулись. Чтобы успокоится, я стала вслух читать «Муху-цокотуху», «Краденное солнце» и что-то еще из Чуковского. Выпускающий режиссер схватилась за голосящее дитя как за соломинку. Успели провести трактовую репетицию и вышли в эфир.
Трактовая репетиция на Хорезмском областном ТВ. С ведущей — тетей Тамарой.
Было еще немало эфиров. Но когда пошли недобрые сплетни, когда чужие люди расспрашивали на улице, сколько мне платят за выступление, когда однажды забралась в убежище и отказалась ехать на съемки — папа все понял. И прекратил. Однажды и навсегда.
А еще были культурные обмены. Город-заповедник Хива - одна из визитных карточек страны. Сюда на экскурсии приезжали японцы, немцы, граждане стран соцлагеря (словечко-то какое!). Папе поручали сопровождать творческие делегации: телеведущие, композиторы, актеры, космонавты, деятели культуры. Дом был завален автографами, а папина коллекция пополнялась устными эссе. Зарисовками с натуры.
Для меня автограф — это памятная запись о встрече, ставшей событием. Он рождается (или не рождается) в результате общения. Пусть не самого длительного, но яркого, обоюдоострого, наполненного. Папе особенно была дорога надпись создателя «Подмосковных вечеров»:
Вадиму Соловьеву, хотя и не седому, от Соловьева-Седого.
Давно минувшие времена. Преданья старины глубокой. Папа незаметно поседел. Теперь настал и мой серебряный век. Казалось уже ничто не вернет, не всколыхнет минулого. Что толку пилить опилки. Поколения сменяют друг друга, таков закон жизни. Надо двигаться вперед.
Конечно надо. Не не надо забывать и о благодарности. Разглядеть за событиями каждого дня волшебную пещеру с сокровищами. Грот, хранящий драгоценные воспоминания, шелк признательности и рубины любви. Память - ненадежный хранитель. Чуть что — и теряется в складках бытия. Но в этом году золотой ключик открыл портал и подарил незабываемую встречу. Всего четыре минуты. Или целых четыре минуты — не знаю. Наверное и то, и другое вместе.
«Карагым ай» вообще вне времени и пространства.
Спасибо и низкий поклон Димашу за подарок. За невозможную, казалось бы, встречу. За возвращение к источнику любви.
*ЯУФ — ящик упаковки фильмокопий. Несмотря на то, что «ящик» сделан из металла и имеет круглую форму.