Causa finita est*
Проделав путь, занявший у нас около двух недель, мы, наконец, добрались до Вила Рики. Перед нами показались белые каменные церкви и небольшие крытые черепицей или соломой домики, построенные на склонах высокого холма. Оживленные улицы были заполнены людьми, судя по внешности, принадлежавшими к самым разнообразным народам. Я сразу обратил внимание на одетых в яркие платья темнокожих торговок, носивших на головах большие подносы.
Обратившись к Тьяго, я поинтересовался:
– Что они продают? Фрукты?
– Фрукты, мед, сладости, табак, всевозможные снадобья и не только… – ответил он и многозначительно улыбнулся.
Отдохнув после утомительной дороги, мы отправились в интендантство, располагавшееся вместе с так называемым плавильным домом на первом этаже губернаторского дворца, построенного на самой вершине холма. Чтобы попасть туда, нам надо было подняться по узкой улице, еще более крутой, чем улицы Коимбры. По пути Тьяго объяснил нам, что интендантства, которые есть в каждой капитании, контролируют добычу золота и осуществляют сбор пошлин, обязательных для всех золотодобытчиков. Интендантства полностью независимы от губернаторов, а также иных колониальных властей и подчиняются непосредственно правительству метрополии в Лиссабоне.
«Любой, кто найдет золото, обязан сообщить об этом в местное интендантство, – добавил Тьяго. – Интендантства отвечают за распределение золотоносных участков-дат, а также за решение всевозможных споров, связанных с правом на разработку приисков. Стороны обычно выслушивает инспектор, а в особо сложных случаях – сам интендант, который следит за добычей золота во всей капитании». В нашем случае нужно было обратиться к инспектору с просьбой внести в соответствующую книгу изменения, связанные с тем, что даты, принадлежавшие Николау, теперь перешли в мое владение.
Однако инспектора на месте не оказалось. Секретарь, заверив нас, что инспектор уехал вместе с интендантом по неотложным делам, просил подождать. Что ж? Больше нам ничего не оставалось!
Пока мы, выйдя на площадь, ждали интенданта и инспектора перед губернаторским дворцом, Тьяго рассказывал нам о плавильном доме. Согласно закону, в плавильные дома необходимо доставлять все добытое золото. Там его взвешивают и расплавляют. Из расплавленной мас¬сы изымается пятая часть, которая отходит португальской короне. Это и есть та самая пошлина, которую должны платить все золотодобытчики. Называется она «кинто»**. Остальное золото отмечают королевской чеканкой, указывая на слитках номер, вес, место добычи, дату расплавки, и отдают владельцам. Только слитки с королевским знаком и всеми отметками имеют свободное обращение, наряду с монетами.
По словам Тьяго, в 1735 году пошлина-кинто была заменена подушным налогом, размер которого определялся по количеству рабов. Однако 15 лет спустя по решению Себастьяна Жозе де Карвалью и Мело кинто восстановили.
Имя Карвалью и Мело было мне хорошо знакомо. Это был один из самых влиятельных министров короля Жозе Первого, человек решительный, смелый и волевой. Говорили, что Карвалью и Мело намеревается провести большие преобразования в метрополии, а также в колониях, в первую очередь – в Бразилии. Я полагал, что так и будет.
Педру, чьи интересы были далеки от вопросов золотодобычи и политики, смотрел по сторонам сквозь маленькие круглые стекла очков, оправа которых ярко блестела на солнце. Вила Рика и ее жители занимали брата больше, чем то, о чем говорил Тьяго.
Наконец, появились интендант и инспектор; секретарь пригласил нас в кабинет. Я и Тьяго последовали за ним. Педру сказал, что подождет нас на улице.
Немолодой инспектор выглядел очень устало. Тяжело опустившись на стул, стоявший перед большим деревянным столом, он сказал: «Слушаю вас, господа!»
Тьяго объяснил, что 10 августа 1751 года ему как человеку, заявившему о находке золота, были присвоены два участка-даты. Он назвал их номера и указал точное расположение.
Инспектор попросил секретаря принести книгу, в которую заносились сведения обо всех участках, где добывалось золото. Медленно перелистывая станицы правой рукой, на безымянном пальце которой блестел широкий золотой перстень с большим темным рубином, инспектор нашел запись, подтверждающую, что Тьяго Невесу принадлежат обозначенные им даты. Внимательно прочитав ее, инспектор сказал: «Все верно!»
– Однако, – продолжил Тьяго, – истинным владельцем дат следует считать сеньора Николау Лоуренсо де Менезеша.
Инспектор вопросительно посмотрел на Тьяго. Конечно, он уже не помнил ничего из того, что Невес так старательно пытался объяснить ему после раздела золотоносных участков.
– Когда золото было обнаружено, имение Ларанжейрас, управляющим которого я являюсь, принадлежало графу Николау де Менезешу. Сообщая о находке, я представлял его интересы.
Усталый инспектор, по-видимому, так и не вспомнил этих связанных с Ларанжейрас фактов, но возражать против них не стал. Я предъявил ему документ, удостоверяющий то, что имение с 1745 года находилось в собственности графа де Менезеша.
– Значит, даты надо переписать на имя господина Николау де Менезеша? – спросил инспектор.
– Нет, – ответил Тьяго и объяснил, что Николау умер, а имение, согласно его завещанию, перешло его дочери Анне Марии де Менезеш, которая передала его в дар своему законному супругу Паулу Гомешу. Тьяго указал на меня.
Я достал из своей папки и передал инспектору завещание Николау и дарственную. Последний документ перед самым моим отъездом Анна составила по совету юриста, к которому ранее я обращался, чтобы удостовериться в существовании Ларанжейрас.
Ознакомившись с бумагами, инспектор заключил: «Итак, поскольку владельцем Ларанжейрас является сеньор Паулу Гомеш, даты также принадлежат ему, что и следует засвидетельствовать официально».
Радуясь, что моего права собственности на золотоносные участки никто не оспаривает, инспектор вновь позвал секретаря и велел ему сделать запись о том, что даты Тьяго Невеса отныне переходят в мое владение. Я подписался в указанном месте. Дело было решено.
Когда мы вышли из интендантства, Педру ждал нас на площади напротив губернаторского дворца. По его виду я понял, что он был чем-то приятно взволнован. Причину тому я узнал по дороге в имение Ларанжейрас, куда мы отправились в тот же день.
Пока мы были в кабинете инспектора, Педру, прогуливаясь по площади, увидел человека средних лет, одетого в сутану. Познакомившись с монахом Диогу, Педру узнал, что тот уже много лет назад перебрался в Бразилию из Минью. Брат Диогу очень обрадовался встретить земляка. Он расспросил Педру о Португалии и с удовольствием выслушал его рассказ о Серране, о наших виноградниках, о реке, о маленькой древней церкви и о падре Франсишку Шавьере. Затем мой брат рассказал новому знакомому о том, что в Бразилию его привело желание просвещать коренные народы, нести им слово Божие. Именно поэтому он, как можно скорее хотел присоединиться к одной из кармелитских миссий, о которых узнал от монахов в Рио-де-Жанейро.
– Это благое дело! – сказал Диогу. – Но осознаете ли вы, какие испытания вас ждут?
– Я понимаю, что жизнь миссионеров, которые проповедуют и обучают индейцев в тропическом лесу, тяжела и опасна. Но с ними Господь! Поэтому мне нечего бояться.
– Ваши слова свидетельствуют о вашей истинной вере, а также о вашей смелости. Не смею отговаривать вас от вашего самоотверженного решения, но все же советую вам не торопиться. На мой взгляд, сначала вам бы следовало провели некоторое время в Вила Рике. К тому же падре Домингосу, настоятелю Церкви Носса Сеньора ду Пилар, где я служу, нужен помощник. Полагаю, что падре согласится вас взять.
– Спасибо за совет, брат Диогу, – мягко ответил ему Педру.
Должно быть, таким был диалог между Педру и Диогу, который брат пересказал мне.
Выслушав Педру, я задумался над его словами. Я не мог не заметить, как блестели его глаза, когда он говорил о своем намерении присоединиться к миссионерам. С одной стороны, я искренне желал, чтобы его планы исполнились. Но с другой, мне было трудно представить Педру, моего близорукого, полного, несколько неуклюжего брата, привыкшего к умиротворенной жизни Серрана, – среди непроходимых бразильских лесов. Как он будет жить в джунглях, где так много опасных диких зверей? Как он будет жить среди людей, чьих нравов и языка не знает? Я волновался за брата и в глубине души надеялся, что он, последует совету Диогу и будет служить в Вила Рике. А затем – как знать? – вернется со мной домой.
* Дело решено (лат.)
** Кинто (quinto) – в переводе с португальского - «пятая часть».