Ехать не хотелось. Не то, чтобы совсем не хотелось, просто, видимо, уже возраст такой, что становишься тяжеловатым на подъем. А так, в душе, конечно, хотелось. Ну, кто не хочет побывать за границей?
Много дней ушло на оформление визы. Когда, наконец, дождался визы, то добирался зеленой "Сибирью" из своего фатерлянда (заранее начал читать самоучитель немецкого) до Москвы 6 часов, а потом еще 3 часа до Тигеля.
В Домодедово толстый с цепким взглядом овчарки таможенник перегородил волосатой рукой обозначенную ленточками дорожку, ведущую в капиталистический рай:
- Сколько наличных везете?
- Каких наличных? - я не сразу врубился, сказался длительный перелет.
- Денег сколько везете? - нетерпеливо пояснил таможенник.
- А-а! Три или две тысячи.
- Евро или долларов?
- Нет, рублей.
Толстяк посмотрел на меня как на обреченного и махнул рукой:
- Проходите.
Мне не захотелось оставлять о себе мнение как о безнадежно отсталом чуваке:
- Мне зачем сейчас эти евро? В аэропорту меня дети встретят, у них эти евро...
- Все понятно, проходите, - в темных глазах государственного чиновника промелькнуло что то вроде уважения, которое мне принесло небольшое облегчение.
На посадку в самолет компании Сибирь в Берлин народ заранее выстроился в длинную очередь. Я ожидал увидеть здесь кучу галдящих и веселых немцев, но их не оказалось ни одного. Были одни молчаливые русские с печальными и озабоченными лицами. Лишь одна интеллигентная женщина лет пятидесяти передо мной в очереди на посадку не выпускала телефон из руки, все общалась во всеуслышание с подругой:
- Ну они что, они только исполнили нашу мечту и больше ничего. Это же мы с Павлом хотели уехать на ПМЖ. Я завтра должна лететь в Копенгаген, мы все встречаемся в Дании, будем оформлять наследство Павла...
- Почему в Данию? Там нотариусы берут очень мало. В Германии от суммы сделки проценты. Да, конечно, грабеж...
- Да, я согласна. Ей ничего, конечно, ничего. Квартира? Московскую квартиру пусть забирает. Павлуша на нее оформил еще в больнице. Да, она такая! Ты не знала?...
Наконец, объявили посадку, которая освободила меня от выслушивания проблем дележа наследства какого то богатого Павла и мыслей по этому поводу его бывшей жены. Устроившись в кресле, я провожал огромный город, который раскинулся за иллюминатором на десятки километров и все никак не хотел заканчиваться, будто Россия не хотела меня отпускать. Я внутренне реально это на самом деле почувствовал.
Немецкая пограничница через переводчика настойчиво требовала от меня приглашение от родственников, проживающих в Германии. Просила показать обратный билет, спрашивала цель визита. Я почувствовал всем нутром, что дело пахнет керосином и меня собираются турнуть обратно.
- Найн, найн фрау! У меня есть айнландунг!
Я, наконец, нашел нужный листочек и сунул в окошечко девушке.
- Битте, - прозвучало незамедлительно в ответ и лучезарная улыбка на лице девушки, будто она не собиралась минуту назад сделать со мной что то очень нехорошее согласно строгим неукоснительным немецким инструкциям.
Багаж получил и вышел в коридор. Встречающего меня человека не было в зале прилета. Вайфай тоже тупил. Что делать? Я был близок от шестнадцатичасового перелета, усталости, разборок с немецкой пограничницей и стресса к отчаянию, когда среди светловолосых голов жителей германской земли увидел черноволосую голову своего родственника и обрадовался своему спасению. Халло, Дойчланд!