— Знакомьтесь, лапушки! — открывая дверь с надписью АСУП, Михалыч пропустил вперёд светловолосую девушку. — Леночка Смирнова. Наша новая сотрудница. Так сказать, специалист молодой.
Девушка сделала пару несмелых шагов и застыла под пристальными взглядами своих новоиспеченных коллег, проронив еле слышное «Здрасьте».
— Да не бойся ты! Это они на вид такие грозные, — не молодой, но молодящийся начальник отдела, именуемый «лапушками» за глаза Казановой, изобразил умоляющую гримасу в адрес пышнотелой брюнетки и добавил. — Так ведь, Майя Аркадьевна?
Майя Аркадьевна улыбнулась. Отодвинула счетно-вычислительную машинку в сторону, подпёрла ладонями розовые щёки и, глядя на Леночку поверх увесистой оправы огромных очков, произнесла: «Абсолютно точно!»
От этого взгляда Лене стало окончательно не по себе и она пошатнулась на и без того трясущихся ногах.
Михалыч сделал жест руками, мол продолжайте, продолжайте... активнее, и сложил губы трубочкой, не забыв при этом выпучить глаза, в ожидании налаживания контакта.
Из-за соседнего стола с возгласами: « Наконец-то в нашем полку прибыло», намекая на пергидрольность волос, вскочила миниатюрная блондинка и протянула Леночке руку.
— Я Маша Алексеева. Будем знакомы. Это Майя Аркадьевна Хальман, это Ольга Гревцева, это Женя Стародубцева, а это, — она продолжала тыкать пальцем в направлении занятых столов. — Наша Людочка Позднякова. Вот и весь наш дружный коллектив.
— Ну, вводите товарища в курс дела! — на выдохе произнёс довольный Михалыч. — И, лапушки, не забудьте, смотр самодеятельности на носу. Уж не подведите завод то.
— Опять ты с этим смотром! — послышался глубокий и достаточно низкий для женщины голос Майи. — Никакой личной жизни...
— И правильно! Какая личная жизнь, когда в нашей стране всё общее и всё общественное! Смотри у меня, агитаторша!Вот... — он перевёл взгляд на Леночку, — Молодая кровь! Вливайтесь в коллектив, лапушка, вливайтесь! — развернулся и, прикрывая ладонью лысеющий затылок, засеменил к выходу.
И след его не успел исчезнуть за дверью, как Майя скомандовала: «Леночкой займусь сама! До одиннадцати работаем, а после решим, чем заводоуправление удивлять будем. Смотры-шмотры, будь они не ладны!»
— Идём, дорогуша, — раскачивая бёдрами, она направилась с новенькой к свободному столу. — Работа не пыльная: принесли ведомости – вбивай данные, не принесли – ставь чайник. Поняла?
— Поняла. — выскочило из Лениного рта. И сердце потихоньку успокоилось под нарастающий стук клавиш.
Отдел погрузился в привычные трудобудни.
2.
Тридцать долгих минут провела Леночка под чутким и неустанным руководством Аркадьевны. Надо отдать должное, поучала она самозабвенно, назидательно, но вполне доходчиво и весьма по-матерински даже.
К такому выводу пришла не только новоиспеченная сотрудница, но и Михалыч, видит Бог, совершенно случайно прижавшийся к смежной стене между кабинетами.
Вооружившись по случаю, ни много, ни мало, а семьсот граммовой стеклянной банкой, он одобрительно покачивал головой при каждом доносившемся звуке знакомого низкого голоса.
Стихийно сложившееся увлечение прервал стук в дверь и тут же показавшееся из-за неё удивленное лицо программиста Андрея.
— Сергей Михайлович, — Андрей запнулся, так и не договорив заготовленную фразу. — А что это вы делаете?
— Паничкин, вот что за привычка врываться без стука?
— Я стучал. — обиженно произнёс программист, наблюдая за хаотичным перемещением банки то на стол, то под него, то снова на стол.
— Конечно стучал, а я, естественно, ответил и предложил войти! — язвительность отразилась в голосе, и на бледном лице пойманного с поличным начальника проступили пунцовые пятна.
— Простите, такое больше не повторится.
— То-то же!
Неловкость момента, казалось, сдала позиции и по собственному мнению Михалыча уже практически растворилась в воздухе, что позволило ему присесть и победоносно уставиться на Андрея, но тут же вернулась с повтором бестактного вопроса.
— Что, что? Уши лечил! — выпалил он первое, что пришло в голову. — «Здоровье» читаешь?
— Неа...
— Читал бы, знал! — радуясь своей находчивости, с облегчением добавил Михалыч. — Чего надо то? Зачем пришёл?
— Так это... Вера из отдела кадров позвонила Мишке, Мишка передал Славику, а уж Славка Семену...
— А Семён сообщил тебе, и мы прослушали очередную сводку службы ОБС?
— ОБС? — глаза Андрея округлились и на лице отразилась печать недоумения.
— Ага! — еле сдерживая приступ смеха, Михалыч попытался придать фразе серьезность, — Одна баба сказала! — но не удержался и разразился заливистым смехом. — Так ты по поводу новенькой?
— Может машину настроить или ещё чего?
— Ещё чего – это по твоей части! — не унимался всхлипывающий от хохота начальник. — Ну, сходи проверь, — лицо его вдруг стало серьезным. — Только без этого, без своих штучек! А то показатели дисциплины труда и без тебя хромают, не хватало мне ещё и несчастных случаев на производстве! Я слежу за тобой!
— Кто бы сомневался! — в глазах загорелся огонёк, и взгляд упал на банку.
Михалыч съёжился, но вида не подал. — Чеши отсюда! Настройщик!
Дверь хлопнула, в соседнем кабинете раздался стук, устройство вернулось на место, а до ушей голосом программиста донеслось глухое: Доброе утро, дамы...
3.
Появление Паничкина заметно оживило сплоченный трудовыми задачами коллектив, а бархатистое «дамы» из его уст , как показалось Леночке, и вовсе разрушило деловой настрой.
Маша тут же заерзала на стуле. По-мальчишески угловатая Гревцева забарабанила тонкими пальцами по столу. Женя распрямила спину и выдала многозначительное «Ааа!». Короткостриженная брюнетка Позднякова вздохнула так, что её грудь и без того внушительного размера всколыхнулась и сделалась ещё больше. Что несомненно ввело в ступор не только Паничкина, но и Гревцеву, не обладающую подобным достоянием. От чего она тут же сгорбилась, будто стряхивая невидимые пылинки с серых брюк. А уж когда очки Майи Аркадьевны сползли с переносицы, её румяное лицо озарила улыбка, а низкий голос выдал: «Здравствуй, Андрюша», со всех сторон птичьим гомоном полетело: «Привет», «Здравствуй, здравствуй», «Чем обязаны?» и даже «Машинку не посмотришь? Что-то барахлит!»
«Курятник оживился!» — пронеслось в голове у Леночки, что не могло не вызвать её усмешки.
Гомон так бы и продолжался, если бы из соседнего кабинета не донёсся громкий звон бьющегося стекла, а Майя не произнесла: «Ей Богу! Разорюсь и подарю стетоскоп!»
Андрей засмеялся первым, затем послышался сиплый смех Аркадьевны. Через секунду смеялся уже весь отдел и даже Леночка, явно не понимающая причин, но поддавшаяся общему настроению.
— Андрюш, ты по делу или как? — утирая слезы ладонью, наконец-то выдавила Майя Аркадьевна.
— Дык, говорят сотрудник у нас новый, — взор переметнулся на Леночку. — может нужно чего... Машину наладить или объяснить? — его голос всё ещё вздрагивал задорными нотками.
— Так мы и сами с усами! Правда, Лен? — Майя Аркадьевна подмигнула новенькой. — Но от чаю за знакомство мы не откажемся. Так ведь?
По взгляду сквозь очки было понятно, что отвечать надо. Желательно быстро и абсолютно утвердительно.
Лена съёжилась и выдавила тихое : «Да...»
— В столовский буфет «Москвичку» завезли, ммм... — поддержала Маша. — а сладкое, говорят, работоспособность повышает...
— И увеличивает размер пятой точки! — перебив коллегу, ехидно вставила свои доводы Оля, явно намекая на Машкину отличительную черту.
— Зато мужики в восторге! — заступилась Людмила. — Да, Андрей Павлович? Или я не права?
Нисколько не смущенный подобными разговорами Андрей, понимающе улыбнулся, и Ольга снова смела несуществующую пыль с брюк, буркнув под нос что-то напоминающее змеюку или гадюку.
Леночка плохо расслышала последнюю фразу, но машинально схватилась за зад, будто измеряя себя в ладонях. Поняв, что уложилась всего в парочку, она облегченно выдохнула. Но тут же напряглась, почувствовав на себе взгляд Андрея, который и не думал его прятать, а более того испепелял им её тело, чем вогнал новенькую в краску.
— Ну так что, дамы, я в буфет? — не сводя глаз с Леночки, произнёс нарушитель спокойствия.
— В темпе вальса только, — низкий и уверенный голос Аркадьевны вывел Паничкина из сладкого плена. — нам сегодня такой мозговой штурм предстоит, что одними конфетами не обойтись, придётся ещё и кассу взаимопомощи потрясти!
Что означало, достать из тумбочки запрятанную бутылку Армянского коньяка и достичь с его помощью взаимопонимания в коллективе по наиболее острым вопросам. Но идея пришедшая в голову показалась несвоевременной, учитывая показания стрелок на кругленьком циферблате с надписью «Полёт».
— Уван сек, дамы! — зачем-то на ломаном английском произнес Андрей и рванул к выходу.
«Что это было?» — подумалось Леночке.
«Что-то будет!» — решила Майя, но вида не подала.
Женя ставила чайник, а в воздухе настолько витала атмосфера искренней женской дружбы, что чай с коньяком уже не казался таким уж нелепым решением...
4.
— Аркадьна, пластыря не найдётся? — над женщиной навис Михалыч с расцарапанным лицом и кровоточащим порезом на пальце, выдернув её из самого эпицентра разворачивающихся в голове событий.
— Бог ты мой, Сергей... — низкий голос выдержал «мхатовскую» паузу. — Михалыч, эк тебя угораздило! В уколошную, товарисч! — пухлый пальчик с золотым перстнем, инкрустированный увесистым красным камнем, указал на только что освобожденное место. — Мань, тащи аптечку...
Вернувшийся Паничкин застал коллектив за сдвинутыми столами, возглавляемый пострадавшим начальником, окружённым женским вниманием и, очевидно, получающим от этого несказанное удовольствие.
— Производственная травма. — с долей иронии в голосе произнесла Женя и принялась разливать чай.
— Дезинфекция... — доставая из-под стола пятизвёздочный, добавила Аркадьевна и плеснула небольшую порцию лекарства под одобрительное кивание Михалыча в его зелёную кружку.
Начальник сделался совсем больным и, выставив забинтованный палец, с явной жалостью к собственной персоне ещё раз показательно продемонстрировал масштаб настигшей его трагедии.
Коллектив сочувствующе запричитал.
Изображая превозможение страшной боли, Михалыч надавил на горлышко и вновь направил его в сторону зелёной кружки.
— Тяжелые увечья, — Майя Аркадьевна усмехнулась. — лечатся двойной дозой!
— Как же вы так? — Андрей не унимался. — это ж частичная потеря трудоспособности, не иначе... Может, к эскулапам, да на больничный?
— Не иначе! — Михалыч намеренно проигнорировал вопрос Паничкина и гордо добавил — советский руководитель, он завсегда с коллективом! — зло зыркнул на Андрея и, резко смягчившись, обратился к новенькой, — Не откажи старику, лапушка, разверни конфетку. — при этом состроил такой болезненный вид умирающего и немощного, что первой не выдержала Майя.
— Ну что ты девочку в краску вгоняешь? Старик тут, понимаешь ли, нашёлся! Лен, не обращай внимания. Театр одного актёра... не больше, не меньше...
— Аркадьевна, вот вечно ты! — встряхнув головой, словно сбрасывая с себя налёт усталости, начальник выпрямил спину и заговорил обычным голосом, но с лёгкой обидой. — Может не сыграл я ещё самую важную роль!
Леночка, расслабившаяся от горячего чая, неожиданно для себя брякнула: «Так может, и вы примете участие в надвигающемся смотре?»
На мгновение все собравшиеся остолбенели, и даже начальник нелепо захлопал глазами.
— А что! Неплохая идея! — первая из ступора выбралась Ольга. — А то, всё мы, да мы...
— Ленчик, какая же ты умница! — Маша одобрительно похлопала коллегу по плечу.
Девчонки воодушевились и наперебой стали издавать реплики в поддержку появившейся идеи.
Михалыч жалобно уставился на Майю в надежде , что её веское слово угомонит разошедшихся не на шутку подопечных, но поймав её взгляд, лишился последней настолько быстро, что рот его открылся, а лицо приняло беспомощное выражение.
— И ты, Брут... — еле выдавил он из себя.
— Советский руководитель... — она уж было начала его цитировать, но решила, что и начала фразы достаточно, чтобы аргументы прозвучали весомо, — Короче, на этот раз отдуваться будем все вместе. И, лапушки! — Аркадьевна скопировала знакомые нотки, чем окончательно добила поникшего Михалыча . — Раз уж пошла такая пьянка, мозговой штурм объявляется открытым! Чем народ удивлять будем?
— По старинке? Споём? — послышалось с края стола.
— Да, Люд, и опять будет, кто в лес, кто в поле, а грамоту поющие «Тикмашевцы» урвут...
— Оля, Люда... девочки, не ссорьтесь! — прихлебывая чай, выступила Женя. Если нового ничего не придумаем, то очередные пять минут позора большой роли не сыграют. Тем более в нашем хоре появился мужской голос...
— А чего это голос? — возмутился Михалыч, — Что я тут один с вами конфеты лопаю? — от прежней понурости не осталось и следа, — Предлагаю Паничкина, как присутствующего члена собрания, включить в ряды нашего самодеятельного коллектива. Кто за? — он оглядел поднятые руки и злорадно добавил. — Единогласно. Самоотводы не принимаются!
Несчастному Паничкину было нечего возразить и он решился на крайнюю меру.
Он запел...
5.
Не то от страха и подступающего ужаса, не то от собственных скудных возможностей, хотя и делал он это не менее самозабвенно, чем Аркадьевна поучала, пел он из ряда вон плохо.
Причём настолько, что заглушал вступивших чуть позже Майю и Женю. И там, где женские голоса пытались вытянуть «а любвь как сон...», уже раздавалось его грубое и прерывистое «стороной прошла».
Решивший исправить ситуацию Михалыч своими завываниями испортил её окончательно, но остановился лишь тогда, когда, плачущая от смеха Леночка, поставив чашку на стол, закрылась руками и затряслась от громких всхлипываний.
Смеялись все, причём так громко, что обычно оглушающий звонок, возвещающий о начале заслуженного перерыва, остался незамеченным.
В коридорах и на проходной работники толпились, спеша по своим делам, а дружный коллектив самодеятельности, разбираемый громким смехом, всё больше накрывали жаркие споры.
— Нет, товарищи! — как-то по-мужски грубо и весьма категорично начала Ольга. — Так петь нельзя! Прошлогодние частушки, и те вспоминаются соловьиной трелью по сравнению с этим...
— А я предупреждал, что петь не умею. — взяв на себя всю ответственность за спонтанно случившиеся песнопения, виновато произнес Паничкин.
— И что, что... что тогда? — вдруг испуганно затараторила Люда, а женские голоса наперебой принялись причитать и сокрушаться о провальности предстоящего события.
Михалыч, не в силах переносить подобную какофонию, стукнул по столу так, что крышка старенького заварника подпрыгнула и зазвенела.
Подняв в воздух перебинтованное доказательство своей ответственной трудовой деятельности, он заявил: «Не сочтите, друзья, за оскорбление, но хочу вам напомнить первую заповедь женщин лёгкого поведения... — коллектив окончательно притих, и, казалось, даже дребезжащая секунду назад красная крышечка замолкла и уставилась на него своими нарисованными глазами в ожидании. Продолжал начальник в полнейшей тишине. — Так вот, первая заповедь женщин лёгкого поведения гласит: Не суетись под клиентом!»
Новый приступ хохота разрядил обстановку, а слова Паничкина о бесконечной мудрости заповедей были восприняты как тост.
Леночка вздохнула с облегчением и, подставляя чашку под тонкое горлышко лечебного средства, добавила задумчиво: «Табор угомонился.» — и тут же обратилась к сидящей рядом Аркадьевне.
— А что если, не петь..?
— Не петь, а пить? — начальник был в ударе.
— Сергей Михалыч, дай ты девочке договорить...
— Устами младенца... — закончить фразу не получилось и у него.
И вовсе не по причине известной банальности, а скорее под натиском доброжелательно убийственного взгляда Майи.
— Продолжай, деточка! — Аркадьевна дала зелёный свет Леночкиным мыслям. — Если не петь, то?
— Танцевать! — Лена набралась смелости, — Мы с ребятами на выпускном номер ставили... можем повторить... У меня и запись на бобине осталась. А что? Давайте попробуем... — уверенность набирала обороты с каждым произнесенным словом.— Вот только костюмы нужны...
— И сиси... чтоб было чем трясти, — захмелевший Михалыч вклинился в восхищенную речь новенькой и тут же поднял руку, — я категорически За! Представляю удивлённое лицо Кузякина и всех членов парткома. — видимо представление физиономий упомянутых товарищей настолько заворожило его сознание, что он довольно причмокнул, закатив глаза.
— Я тоже За! — практически одновременно произнесли и вытянули руки Майя Аркадьевна и Маша.
— Хоть что-то новенькое! — толкнув плечом Женю, соглашаясь, закивала Людочка.
— Костюмы — ерунда! За ночь сошьём. Вот с этим что делать? — неожиданно для всех заговорила разомлевшая Гревцева и приложила две фиги к собственной груди.
Михалыч хихикнул, за что тут же получил смачный пинок от Аркадьевны и указание достать из «Кассы взаимопомощи» новую бутыль с лекарством. Паничкину была выделена не менее важная роль в сопровождении начальника к его кабинету, дабы ещё чего не поранил...
— А это, деточка, — дождавшись исчезновения мужской части коллектива, Майя Аркадьевна ласково посмотрела на не на шутку расстроенную Ольгу. — как преподнести! Я тоже кое-какие золотые заповеди знаю...
— Опять из жизни женщин лёгкого поведения? — впервые за долгое время Гревцева проявила мягкость и сбросила свою язвительность.
— О таких пусть мужики рассуждают... А я о настоящих женщинах. — Аркадьевна перешла на шёпот, и все шестеро склонились над столом. — Поверьте, девочки, умудрённой опытом «дочери умнейшего народа». Ещё дед мой говорил: « Меньше знают — меньше видят!» Что абсолютно означает только одно — никогда не говори при мужчине о своих недостатках! Поверит, увидит и пиши пропало... — пухлый палец с перстнем уткнулся в пышную грудь — удавка, что есть удавка! От чего думаете хондроз, от компьютера? Фиг вам! Все от неё родимой.
— Никогда бы не подумала, — практически плача, произнесла Гревцева. — ещё и завидовала... Вот же дура!
— Ага, — Машка вспомнила утреннюю стычку с Ольгой, — пятая точка, говорите! А куда её деть? Прёт и прёт... Вовка мой считает, что меня мужики лапают, а у меня синяки от столов! Что ни угол, то мой! А как признаться, что я ей за всё цепляюсь?
— Терпи! Ты же женщина! — Женя погладила подругу по руке, а глаза стали мокрыми от слёз.
— Терплю, только больно это...
— Ой, Мань, прости меня дуру...— теперь всхлипывать принялась расчувствовавшаяся Гревцева.
Непомерная жалость ко всему женскому полу, усугубляющаяся жуткой жалостью к себе, накрыла всех присутствующих и переросла в коллективный плач...
— Лапушки, вы чего это? — с лица вернувшегося Михалыча медленно сползала улыбка.
Он посмотрел на Андрея и растерянно захлопал глазами, указав на часы, явно не понимая, что могло случиться за три минуты их отсутствия.
— Женщины! И добавить нечего... — передразнивая вышестоящее руководство, произнес громко Паничкин — Лапушки! А ну, не реветь! — и вытащив из-за спины шляпу, прихваченную из кабинета Михалыча, надел её на голову. — Будулай вернулся...
6.
Из-под чёрной шляпы с дурацкой коричневой ленточкой выбилась тонкая длинная прядь и плюхнулась начальнику на нос. Сдул он её не менее артистично, чем она беспомощно запуталась и прилипла к густой брови.
«Остатки былой роскоши», — подумалось Леночке и она неожиданно покраснела.
Наблюдая за этой картиной, Ольга улыбнулась и произнесла: «Мдаааа», что означало — у всех свои проблемы и недостатки, женский коллектив тут же её поддержал сочувствующим киванием.
Машка пнула ногой Женю и буркнула еле слышно: «Мы хотя бы не лысеем, да»?
И коллектив снова закивал...
— Ну так что? — Паничкин, суча ногами, двинулся к столу. — Ещё по одной и на репетицию?
— Смотрите, как цыгане разошлись! — Аркадьевна нависла над чашками. — Андрюша, сгонял бы ты к Михеичу, взял ключи от актового... А мы пока по костюмам покумекаем.
Дверь хлопнула, начальник уселся на прежнее место и все уставились на Леночку.
— Юбки нужны, цветастые! Чёрные купальники... Шляпы, атласные рубахи, сапоги по колено, гитары... — Леночка принялась старательно перечислять необходимый для номера реквизит.
— Ну, рубахи у народников позаимствуем. Там же и сапоги выпросим, — постукивая карандашом, вносил корректировки Михалыч и ставил на списке жирные галки. — а, вот по части купальников и юбок, это уж вы лапушки, сами.
— У меня есть! — Леночка вытянула руку. — В смысле купальник. Я его для аэробики покупала...
«И у меня есть, и у меня!» — послышалось с разных концов стола.
— Три, четере... пять. Черт, совсем запутали! Давайте сначала! — ворчал начальник, то ставя, то зачеркивая палачоки, — Не суетитесь вы, сороки! По одной... — палочки появились с новой строки. — Итак,подытожим! Одна Майя, тьфу ты, Майечка Аркадьевна в пролёте, я правильно понимаю?
— Всё ты правильно понимаешь! Только, почему же в пролёте? — пухлая ручка ласково тюкнула по шляпе и прядь снова совершила попытку побега. — Зато у меня есть красная кофточка с огромными пионами на груди...
— Пионы твои — это хорошо, только вот из ансамбля ты, мать, явно будешь выбиваться.
— Ну и пусть, — вступилась Гревцева. — поставим Аркадьевну посередине, пусть солирует!
Майе эта идея явно понравилась, причём не меньше чем Михалычу, расплывшемуся в улыбке и закатившему глаза. Свою страсть к Майечкиным «пионам» он и не пытался скрыть, а в данный момент и вовсе находился на первом ряду зрительного зала, о чем свидетельствовали сложённые на груди руки и всё та же довольная физиономия.
Ни укорительный взгляд Аркадьевны, ни разоблачительный Гревцевой, ни что в этом мире не смогло бы вырвать его из сладостных фантазий, если бы не запыхавшийся Паничкин, появившейся в дверях с ключами и произнесенным на весь отдел: «Сюрприз!».
— Вы не поверите! — топотал он ногами.
— Тринадцатую дали? — Машка в надежде сложила пальчики и приготовилась хлопать.
— Лучше!
— Да говори уже! — послышался голос вырванного из приятных размышлений начальника.
— Бегу от Михеича, а тут к 18-му цеху машина катит...
— Действительно, сюрприз! — язвительность Михалыча не знала предела. — Эка невидаль, рабочим тряпки привезли, чтоб руки вытирать...
— Может кому-то и тряпки, а нам во! — с этими словами он вытащил из-за спины приличный рулон ситцевой ткани. —Слишком наляписто для советских трудящихся... списали в промышленном...
— А нам на юбки — самое оно! — заверещала Позднякова и кинулась обнимать Паничкина. — Сейчас мерочки снимем, резинку купим... за ночь сошью.
Под бурные аплодисменты Паничкин проследовал к столу, поднял чашку и произнес всё, что знал на цыганском: «Ромалэ, Чавалэ, Ай нанэ».
«Ай, нанэ, нанэ!» — поддержал коллектив, стукнулся кружками и отправился на репетицию.
7.
Последующие три дня прошли не столько в работе, сколько в бурной подготовительной деятельности: костюмы шились, гладились-парились; репетиции длились-продолжались в вечернем актовом, полупустых коридорах, в кабинетах ногами под столом, дома перед зеркалом, родственниками и очумевшими от подобного счастья питомцами; волнение возрастало и наконец возросло до предельной точки... Настал день смотра.
Плотные кулисы скрывали шумящий зал, за сценой постоянно носились седые распевающиеся теноры, постукивали дроботушки, эхом разлетались «золотые огни Саратова», пахло «Прелестью», «Красной Москвой» и дружественной ненавистью выступающих.
Аркадьевна стоически пыталась придать объём закрученной пряди многострадального начальника и изобразить из неё залихватский чуб, Михалыч же в ответ тонул в заботе, пионах и собственных фантазиях.
Маша спасала Гревцеву, старательно добавляя округлости её формам с помощью очередного рулона ваты.
Женя и Люда с удовольствием вертелись около Паничкина, с интересом наблюдавшего за телодвижениями затаившихся в углу Гревцевой и Алексеевой, и только Леночка отчаянно пыталсь призвать всех к генеральному прогону.
К моменту, когда весь коллектив был собран и приведён в подобающий вид, в душное помещение вбежали тоненькие ножки заведующей клубом.
Писклявый голосок Маргариты Санны роздал последние инструкции, обьявил последовательность выступающих, затем сделал паузу, многозначительно добавил: «Не подведите, товарищи! Сам здесь», — и удалился вслед за тоненькими ножками, подталкивая к выходу конферансье.
Где-то вдалеке зазвучали аплодисменты, первая группа певцов двинулась к сцене, а цыганский коллектив самодеятельности, вдруг, накрыла паника.
Спасти ситуацию вызвался руководитель.
Подмигивая Паничкину, он вытащил за горлышко из сморщенного голенища 0,7 Столичной, сорвал крышку и призвал всех сдвинуться потеснее.
Обряд успокоения трижды обошёл тесный круг, и разомлевший Михалыч, придерживая шляпу, норовившую съехать набекрень, не нашёл ничего лучшего, как спрятать опустевшую тару на прежнее место.
— Хоть бы конфетку в рот закинуть! — морщилась Аркадьевна, потрясывая пионами. — Только кофейку и выпила с утра. Ой, развезёт меня голубушку.
— От волнения не развезёт! — с абсолютной уверенностью выступил вперёд Михалыч и тут же просел на ватных ногах. Леночка икнула, а Ольга упёрлась новоизготовленным достоинством в плечо Паничкину.
— Кажется, в туалет очень хочется... — переминаясь на ногах, выдала Машка и громко топнула.
— Не ссать! — произнесла Людочка.
— Вы следующие! — вновь послышался писклявый голосок.
В зале воцарилась тишина и в микрофон обьявили: «Цыганочка. Коллектив заводоуправления ...» За кулисами брякнула гитара, а под глухое хихикание на сцену хаотично высыпались цыгане.
Заняв своё место ближе к краю, Михалыч зачем-то выкрикнул «Романэ» и снова ударил по струнам. Цыганки затряслись, но тут же успокоились, когда Паничкин выдал «комаринского».
Заиграла музыка, и Леночка скомандовала: «Три, четыре», — громко икнув.
Цыгане взялись за гитары, цыганки пустились в пляс.
Майе Аркадьевне и её пионам, явно не хватавшим места в полукруге, пришлось выдвинуться вперёд. С громким «Эх, ма!» она исправила досадную неприятность и раскинула руки, растолкав и задвинув назад танцующих Грецеву и Смирнову.
Гревцева, не желая мириться с сложившейся ситуацией затрясла грудью и громко затопала. Остальные цыганки, поняв, что надо поддерживать импровизацию, затопали в унисон и почему-то завизжали.
Михалычу стало скучно смотреть на партийные лица, а смеющийся зал подогрел его интерес настолько, что, подпрыгивая и крутя пятой точкой, он выбрался на середину и приземлился на колено перед пляшущей Майей.
Майя, вошедшая в азарт, не замечая ничего вокруг, выбросила ножку. Гитара звякнула, Михалыч получили в нос и слетевшую на пол шляпу.
Рыдающему от смеха залу открылась блестящая лысина и возвышающийся над всем этим блеском мизерный чубчик, повторяющий движения головы начальника АСУПа.
Майя присела на колени, притянула страдальца к пионам и начала круговые движения, откинув голову назад и шепча Леночке, что ситуацию пора спасать. Пятеро цыганок выскочили вперёд, закрывая собой душераздиращую сцену.
Готовая на всё Гревцева повела плечами и затряслась так, что комочки ваты стали сыпаться на пол.
Паничкин, изображая холод, подхватил мнимый снег, забрынькал на гитаре, заглушая фонограмму и стал бросаться снежками в плачущих зрителей...
— Елена Сергеевна, остановитесь, прошу. Или я просто лопну от смеха...
— Ой, девоньки, что-то я и правда разошлась. Перерыв-то кончился!
— Да Бог с ним с перерывом. Лучше скажите, выиграли вы тогда свой смотр?
— Первое место в жанре комедия отхватили! — мужской голос прервал дружный хохот.
— Андрей Павлович, простите... — молоденькая сотрудница замялась, а остальные присутствующие затихли перед лицом Генерального.
— Ну так что? Андрей... — Елена Сергеевна задумчиво посмотрела на супруга, выходя с ним из офиса — Как тебе идея корпоратива в таком стиле? Ну, пожалуйста, пожалуйста... видел бы ты, как Аркаша на Алёнку смотрит... Поделимся первым танцем, а?
— Цыганочка с выхлопом? — он улыбнулся и чмокнул её в макушку.
— Выхлоп обещаю, или я не ученица Аркадьевны!
— Поехали! Нам ещё к ней с Михалычем в гости заехать надо. Порадуем стариков к Новому году...