– "Дух говорит церквам", – беззвучно, одними губами только, повторяет Лев Иванович за словами книги.
Он ощущает с восторгом и ужасом, как холодеет кожа на спине сверху и до лопаток и щетинкой встаёт колючая и древняя, та, из Сада, шерсть на загривке.
– "...не потерпит вреда от второй смерти".
Соседи сверху катают шары, как всегда глядя на ночь, а что они делают на самом деле – неизвестно, а стало быть, и знать не показано. А что нужно бывает человеку знать, то знает. Свыше того – удержись, – прелесть...
– Плохо, что тёпл, а не горяч и не холоден ты, – говорит Ангелу Лаодикийской церкви.
И смотрит прямо в глаза... Тот в ответ тоже, в глаза и прямо – не отводя раскосых, тёмных как маслины глазищ. Кошка, не ангел. Такого повстречай в пустыне мёртвой – не знаешь куда глаза девать, куда и самому податься.
А здесь, здесь – можно. Соседи откатали свои шары, и тишина такая, что даже можно услышать перекличку синайских сторожей, а это, доложу вам, расстояние и дистанция огромного размера.
– Царство Его в церкви, а тело тоже храм. Как может один храм войти и стать частью другого храма, пусть даже и на время, – говорит Ангел, прикусывая щербатым зубом сахар и попивая чаёк из кружки с медведем. – Это совсем даже невозможно. Это даже не кощунство, а я не знаю что такое. А что тёпл, так ведь зато не холоден.
Прелесть, прелесть. Всё прелесть. Нет ангелов и храма нет, чай есть и сухари, ванильные по названию только, а на самом деле – булка сушёная, пресная, безвкусная совсем. Кошке давал, понюхать – скосоротилась и отошла, залегла под стулом напротив: как в засаде... Это она стережёт босые ноги Льва Ивановича. Только забудешься – и может прихватить...
Живоходящая плоть подлежит уловлениям и соблазнам, как своим, так и чужим. Тапки постирали. Лев Иванович не оберёгся, забыл, что давно обещано было ему : тапки постираем...
После стирки лучше не стали. Начинка местами вышла, а местами разъехались швы, и голубенькое теперь глядело каким-то серым, видать, краситель китайский не по Конфуцию был сделан. И в старом виде не радовали взгляд изрядно заношенные тапчонки, ну и в нынешнем своём состоянии недалеко ушли от прежних грехов.
Лев Иванович надулся и новые тапки надевать не стал. Не холодно. Топят в квартире. Ходил босой, раздражая кошку шлёпаньем пяток по линолеуму: шлёп... шлёп... Она было налетела недолго думая из-под стула – в надежде схватить хоть одну голую ногу, да Лев Иванович, уже готовый за эти годы совместного мученического проживания ко всему, исхитрился подушкой оборонить себя. Она большая, подушка. Можно хоть слона закрыть. Кошка рычала, рычала – видит, дело не уха, удалилась за дверь. Сделали перерыв.
– Завтра тапки куплю. Раз тебе эти разонравились.
– Мне не надо. Я без тапок хожу.
– Лишь бы спорить.
Ай, знаете... не морочьте людям головы. "Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть – несчастье... вечер - семь... Вам отрежут голову!" Веспер, Геспер, Фосфор, Люцифер... Лев Иванович усмехаясь посматривает наверх (и что вы там делаете? за свет, за воду – копейки, а работы большие круглосуточно), одним глазом карауля кошку.
– Делали опыт. Показывали изображения двух типов: имеющие смысл и бессмысленные. В первом случае регистрировалось длиннолатентное учащение разрядов нейронов зон головного мозга, а во втором – коротколатентное. Опыт изменили: бессмысленным изображениям придали "смысл". И появились длиннолатентные компоненты! Мозг человека научили распознавать смысл там, где его нет... "отрезали голову", в некотором роде. Что дают, то и будешь жрать. Будешь, будешь...
Присев на корточки, Лев Иванович насыпает в мисочку "сушку" из пакета, на котором нарисован кот-красавец. Нам – куда... Мы толстые и ноги у нас коротенькие, передние в особенности, несёмся к мисочке – заплетаются... Ничего. Не на конкурсе красоты. Лёва, сам не красавец, посмотрись в зеркало, – старые тапки, говоришь...
Человек как способность познания, как функция даже, бери её хоть в предельном значении, хоть в беспределе, всё равно, даже постоянно, неизбежно сворачивая на рефлексию, ухитряется как-то промахнуться мимо себя самого и не увидеть, как мимо Красной площади.
Может, и нет её – площади? Кто её видел? Может, не здесь это... Станешь читать – вроде есть... Старый проверенный корешок, качок, вместе качались в Религиозно-философском обществе, Володя Эрн как-то сказал под горячую руку:
– Кант сводится к двум загогулинам. Внешний опыт феноменалистичен, причём абсолютно. Внутренний опыт тоже феноменалистичен, тоже абсолютно. Ну и куды хрестьянину податься?! Когда, получается, никакой ноумен не может встретиться нам ни в нашем внешнем, ни в нашем внутреннем опыте.
Во загнул! А я соглашусь. Кошка видит ноумена, она не феномен, а я не вижу и увидеть не могу. Так и буду всё время промахиваться, и мимо стана, и мимо Красной площади.
Но если убрать сигнал, оставить шум как он есть, то спустя неопределённый отрезок времени сигнал появится, настоящий, не тот, который воспринимаемый, феноменалистичный, а чистый ноуменальный сигнал-энергия. Вот он долбанёт, что Ева из ребра выскочит... Я куплю тебе тапки. Буду слушаться. А вилкой в язык будешь? Не буду, только не уходи.
А то завтра подруг пригласила. Не хочу чтобы думали что я одна.
2019 г.