Портос ехал в гости. Ах, как это было хорошо: у него были друзья, которые всегда рады были принять его, не то, что все эти надутые и напыщенные маркизы, потомки Гуго Капета, которые воротили от него нос в родном Пьерфоне!
После того, как Портос прикупил поместьице Брасье рядом с Блуа, он стал частым гостем у Атоса. А что могло быть лучше, чем иметь под боком такого друга, как граф де Ла Фер! Атос знал все на свете, и у Атоса можно было поучиться не только манерам и умению обставить дом со вкусом. Атос умел принимать гостей, умел буквально из ничего создать обстановку уюта и гостеприимства. Такому следовало учиться, раз уж обстоятельства благоприятствуют таким урокам.
Барон выпрямился и, с удовольствием оглядевшись по сторонам, пришпорил коня: как не прекрасен вид весеннего леса, а не мешает поменьше глазеть по сторонам: Атос его ждет, а он не любит, когда опаздывают.
Быстрая езда опытного всадника не может особо отвлечь от мыслей, и Портос не без удовольствия вспоминал, кого и что он видел по дороге из Пьерфона в Париж, а затем – в Брасье. Барон путешествовал с одним лишь слугой, что в последнее время было для сеньора не в обычае. С тех пор как Мушкетон стал слишком тяжел для верховой езды, Портос завел себе конюшего, и, если выезжал куда-либо, то не иначе, как в сопровождении еще и лакея. Вооруженные до зубов, они внушали уважение и опасения любому, кто хотел бы поживиться на счет богато разодетого всадника и его слуг. Но в Блуа Портос не стал разводить церемоний: к старому другу он оправился только со слугой.
Когда вдали замаячил белый дом на холме, Портос приостановился, не в силах совладать с волнением: с ним всегда такое приключалось, когда он ожидал встречи с графом. Атоса он любил, благоговел перед ним, но и немного побаивался: граф де Ла Фер не любил бахвальства, хотя и Портосу, и д’Артаньяну эту черту не только прощал, но и делал вид, что не замечает.
Каштаны и платаны, плотным кольцом окружавшие маленький замок, позволяли видеть островерхую крышу и башенку, над которой кружила стайка голубей, то сливаясь с цветом небес, то вспыхивая белыми искорками на фоне ослепительного неба. Безмятежность этой картины вселяла покой, и в душе у бывшего мушкетера воцарилось то благодушие, которое так привлекало к нему друзей. Еще немного, и он проскачет по аллее, ведущей к замку, и спрыгнет на землю у крыльца дома. Но, когда его лошадь вступила в тень лип, Портос перевел ее на шаг: так красив был мир вокруг него, так мягко ложились зубчатые тени от листьев лип, так недвижимы были огромные деревья, что барону расхотелось нестись по этой дороге вскачь. Величественные стволы призывали к неторопливому шагу, и, когда наконец, лошадь едва не ткнулась мордой в изящную кованную решетку, сеньор дю Валлон де Брасье де Пьерфон еще помедлил с минуту, прежде чем дал знать своему лакею позвонить в колокольчик у входа.
Портоса ждали: он опоздал совсем немного, и старый привратник даже не запирал калитку, выглядывая гостя: ворота распахнулись, как только зазвенел колокольчик, оповещая о приезде гостя. Портос, и следовавший за ним слуга въехали на просторный двор, почти пустой в это время дня. Правда, тут же подскочил конюх и увел лошадей, а спешившимся всадникам не пришлось ждать: слугу увели к службам, где его приняли, как своего, а самого барона пригласил в дом хозяин, появившийся на крыльце. Атос друга увидел из окна своего кабинета, окна которого выходили на липовую аллею.
Объятия были крепкими: Портос никогда не мог рассчитать своей силы, и друзья, после его медвежьей хватки, не раз лишались способности дышать. Атос, едва придя в себя, отодвинул друга, явно любуясь им.
- Барон, друг мой, вы все растете, хотя с обычными людьми это происходит лет до двадцати пяти. Античные боги решили посмотреть, что будет с простым смертным, если разрешить ему уподобиться жителям Олимпа.
- Эх, граф, сказать правду, я начал жиреть. Мустон переусердствовал со своими трапезами.
- А где он? Вы приехали без своего управляющего, барон? – поразился Атос.
- Так я о том и говорю, граф. Мой Мустон так разжирел, что уже не может взобраться на коня. Глядя на него, я понял, что подобное может грозить и мне, и живо собрался к вам в гости. Это путешествие не только развлекло меня, но и дало мне возможность повидать в Париже д’Артаньяна и вашего Рауля.
- Рауля? – Атос нахмурился.
- Да, именно его. У него, как я понял, был отпуск.
- Он мне не писал об этом. Но довольно! Вы с дороги, и, наверняка голодны. Обед ждет нас. За столом расскажете мне все новости.
Новостей было много, но всегда голодный Портос не спешил их выкладывать. Пока он усердствовал за столом, Атос, потчевавший друга, и отлично помнивший, какие блюда барон любит больше всего, думал о чем-то своем. Впрочем, он ни на минуту не забывал о своей роли гостеприимного хозяина и верного друга. Через полчасика Портос обрел способность не только есть, но и рассказывать. К удивлению Атоса, он помнил, что они говорили о Рауле, и сам продолжил рассказ.
- Я виконта встретил в «Козочке», - доложил он.
- А что он там делал? – поразился граф.
- Жил, - просто отметил Портос.
- Жил? – не понял Атос.
- Ну, конечно, жил. Д’Артаньян снял для него там номер, а Мадлен поручено заботиться о виконте, как о собственном сыне.
- Вот как! – Атос улыбнулся с явным облегчением. – Это сильно упрощает дело, я безмерно обязан нашему другу.
- Когда Рауль будет бывать в Париже, у него теперь будет где останавливаться постоянно, но он приехал всего на два дня, а потом Принц все равно затребовал его к себе. Он любит вашего мальчика, граф.
- Ну, виконт наверняка мне написал обо всем, просто вы опередили почту, мой друг.
- И я вам могу рассказать, как он провел эти два дня, - лукаво улыбнулся барон.
- Наверняка отправился по своим парижским друзьям, - пожал плечами Атос.
- Точно, в первый же день отправился, к герцогине де Шеврез. По-моему, он влюбился в эту даму. Только о ней и говорил. Вы бы ему кое-что объяснили, Атос.
- Ну, с этой стороны виконту ничего не грозит, - улыбнулся Атос. – Рауль ей поверяет свои сердечные тайны.
- Да? Я бы все равно не успокаивался: я видел в один из последних приездов в Париж эту даму: она все еще восхитительно хороша. А вот наш Арамис, он, как я понял… - Портос замолчал, увидев, как сдвинулись брови у графа: Атос сплетен не любил. – А… а я подумываю устроить у себя в Брасье и Пьерфоне такие же оранжереи, как у вас, граф, - постарался переменить тему Портос. – Но я не силен во всех этих … цветах и кустах, мне лес понятней.
- Это не так уж и сложно, дружище, если вы хотите сами всем этим заниматься. К тому же, я вам всегда смогу подсказать, к кому обратиться, если вы захотите нанять для этого садовника. Оранжерея не только очень украсит вам замок: у вас всегда будут свои цветы и плоды в доме. Это очень приятно, когда вы видите в вазах результат своих трудов, - в глазах у Атоса промелькнуло что-то совсем незнакомое барону, какая-то смесь печали и легкого удивления.
- А ведь вы раньше никогда цветами не увлекались, граф, - Портос озвучил то, что ему давно пришло в голову. – Я у вас на Феру никогда цветов не видел, мне подумалось даже, что вы их терпеть не можете.
- Милый мой друг, я многого не позволял себе в те времена, - вздохнул Атос, вставая из-за стола. – Портос, я не призываю вас отказаться от десерта, продолжайте. Но я вынужден просить у вас извинения, что должен покинуть вас ненадолго: я вижу, как в дверях мнется мой посыльный: он привез мне какое-то срочное письмо. Возможно, на него ждут ответа. После обеда вас проводят в ваши покои; я помню, что вам нужно отдохнуть.
Атос ушел, а барон принялся ковырять десерт ложкой, ломая себе голову, что вдруг случилось, что Атос помчался писать ответ на какое-то письмо. Какие-такие дела у графа, когда Фронда принцев закончилась?
Как же удивился бы Портос, узнай он, что письмо пришло от женщины. С некоторых пор Атос часто обменивался посланиями с герцогиней де Шеврез. Увлеченный мыслями о виконте, граф старался забыть о некотором пожелании, достаточно откровенно высказанном герцогиней. Перспектива принимать у себя герцогиню не слишком радовала Атоса: сплетни при этом были неминуемы, де Шеврез, даже если бы явилась под именем Мари Мишон, не сумела бы, а скорее всего, не захотела бы оставить свой визит в тайне.
Распечатывая затейливо сложенное письмо, Атос поймал себя на том, что у него стремительно портится настроение. Предчувствие его не обмануло: письмо было коротким: ее светлость ставила в известность старого друга, что собирается в Бражелон в ближайшие две недели – точнее она известит его уже с дороги.
Две недели на подготовку к ее визиту – это еще очень мило; как правило, герцогиня де Шеврез любила сваливаться, как снег на голову, но в случае с графом все же выдержала светские рамки. А это говорило о том, что она составила себе достаточно верное представление о характере графа.
«Цветы… она любит, когда цветы повсюду», - припомнил граф, поморщившись. – «У нее в доме все букеты с лилиями.»
Странно, эта мысль не доставила прежней боли: было время, когда один вид белоснежного цветка вызывал у него приступ жесточайших мигреней. Теперь ему было все равно, все ушло в прошлое.
Когда-то он сам составлял букеты для Анны: тогда это было модно – букеты из простых цветов, с сильным ароматом луговых трав, и он дарил ей скромные букетики из жасмина, бурно расцветшего вокруг замка, дикой гвоздики и мяты. А она прятала в них раскрасневшееся от удовольствия лицо ангела и рассказывала, как можно применить эти растения в роли лечебных трав. Сколько тысяч лет прошло после этого? Вечность, в которой осталась его пропавшая молодость вместе со всеми планами и надеждами…
Память опять дразнит его… квартирка на Феру… смех Портоса, от которого дрожат стены, тихий, сдержанный смешок Арамиса… забавный акцент д’Артаньяна… Сполохи камина на эфесе фамильной шпаги, отражение слабого огонька свечи на в стекле неказистой бутыли вина: они только появились тогда, эти бутыли, тяжелые и хрупкие.
Гостиная, она же столовая, она же кабинет. Ему душно было в этих стенах, хотя мебели было в комнате совсем немного. В первые дни Гримо притащил букет – и, надо же, это оказались лилии, которых старательный слуга водрузил в старую щербатую вазу, одолженную хозяйкой. Ваза вместе с букетом отправилась в окно, а сам новоявленный мушкетер едва не свалился в обмороке от приступа головной боли.
- Никогда, слышите, Гримо, никогда чтобы я не видел цветов в этом доме! – прохрипел Атос, немного придя в себя.
Гримо приказ исполнял неукоснительно, и однажды остановил на пороге Арамиса, шедшего с букетиком фиалок в гости к другу.
- Нельзя! – коротко объяснил он, отбирая цветы у молодого человека. – Голова болит.
Этого оказалось достаточно, друзья даже вопросов по поводу нелюбви Атоса к цветам не задавали.
И вот, оказавшись в Бражелоне, граф вдруг осознал, чего ему так остро не хватало в Париже: простора, ароматов природы, пения лесных птиц, сокола, бесшумно садящегося на затянутую в перчатку руку, изящных ваз на жардиньерках, ваз,полных изысканных цветов, дорогой и удобной мебели. Все эти годы он сознательно лишал себя любого намека на роскошь, и даже проигрыш парадного, шитого золотом ремня портупеи (последней вещи, бывшей на нем в день той охоты), воспринял как благо. Десять лет старательно погружал себя в нищету и ничтожество, словно очищался от былой жизни. А Бражелон и Рауль перечеркнули все эти усилия. Он вернулся к тому Огюсту, которым был. Оставил за пропастью все, что можно было забыть и оставить, но не смог отвергнуть свою любовь к красоте. Ну, что же, его сад и оранжерея обеспечат герцогине де Шеврез цветочное великолепие, к которому она так привыкла.
- Граф, у вас неприятности или вы ждете гостей, и я вам могу помешать? – смущенный Портос задал вопрос, мучивший его с того момента, как он понял, что его друг чем-то озабочен.
- Портос, друзья мне никогда не могут помешать, вы могли в этом убедиться много лет назад, - возразил Атос. – И это, к счастью, не неприятности, а визит, который состоится еще не скоро. Я вам обещал показать свою оранжерею, если вас это действительно интересует, я к вашим услугам.
- Показывайте, конечно же я хочу посмотреть, как вы все это обустроили, - обрадовался сеньор де Брасье.
Гостиная в замке примыкала к оранжерее, а окна ее выходили в сад, бело-розовый от цветущих плодовых деревьев. Из оранжереи доносился опьяняющий аромат цветов померанцев, внося острую нотку свежести в одуряющий запах сирени, взбрызнутой легким майским дождиком, прошедшим после полудня.
- Атос, а как вы решили проблему обогрева вашей оранжереи? – спросил Портос, выдавая своим вопросом не только свою заинтересованность, но и некоторую осведомленность в данном деле.
- Решил, и по английскому образцу.
- Обогрев пола по принципу римлян?
- Вы в курсе дела, Портос, - Атос обрадовался: куда интереснее рассказывать о своем увлечении человеку сведущему. – Да, я приказал проложить под полом свинцовые трубы: по ним поступает горячая вода из котла: недешевое нововведение. Но мы пользуемся этим новшеством только в очень холодные дни: обычно зимой хватает и обычных жаровен. Я использовал усовершенствование, которое применяют в своих оранжереях англичане.
- Ах, да, ведь вы же долго жили в Англии, насмотрелись там всего, - вздохнул Портос. – Но у меня в Пьерфоне оранжерея огромная, там даже одной голландской печью не отделаешься. А что вы выращиваете?
- А вот сами взгляните, друг мой. Я вижу, вы уже занимались этим вопросом, вам ничего не надо объяснять с самого начала, вам достаточно будет только взглянуть, - и Атос отворил двери оранжереи.
Запах от цветущих апельсиновых и померанцевых деревьев стал оглушающим: деревья были покрыты, словно снегом, тысячами небольших цветков, источающих опьяняющий запах, и тут же на ветках можно было увидеть и плоды предыдущего урожая.
- Мы держим двери закрытыми, потому что в период цветения апельсинов, лимонов и померанцев аромат от цветов так силен, что у многих начинает болеть голова. И все равно, в гостиной он все же ощущается.
- А что еще вы у себя выращиваете, - Портос, со знанием дела, стал осматривать кадки. – О, да это же персиковые деревья, - обрадовался он. – А это что, банан?
- Мне удалось раздобыть такой куст, теперь хочу попробовать вырастить свои бананы.
- Атос, я вижу, вы на самом деле увлеклись садоводством! – не без восхищения Портос рассматривал своего друга. – У вас на Феру я ни разу цветочка даже не видел, а теперь вы прямо заправским любителем всяких чудес сделались.
- В Париже мне ничего, кроме нашей дружбы, не хотелось, друг мой. Всякое напоминание о моем несчастье было для меня мучительно, а цветы были частью моей прежней, счастливой жизни. Теперь я счастлив вновь, зачем же избегать того, что доставляет радость, - Атос сам не понял, как получилось у него поделиться прошлым с кем-то еще, кроме д’Артаньяна. Радость общения с другом, простым, незатейливым, открытым для радости, неунывающем в беде, была сильнее обычной сдержанности графа.
- А цветы? Вы ведь и цветы должны у себя выращивать?
- Цветы у меня тоже есть. Я выписываю луковицы из Голландии, обмениваюсь иногда с местными любителями редких видов: особенно мне нравятся ирисы – роскошный цветок. Мой садовник еще у моего отца служил: старик знает массу старых секретов, ему смело можно доверить заботу о саде. Я вам покажу грядки с ландышами и ирисами – там уже есть первые всходы.
- Атос, - Портос, забыв, что он теперь обращается к другу, титулуя его, перешел на милое его сердцу боевое прозвище, - Атос, дружище, а ведь вы и вправду стали сельским жителем.
- И ничего зазорного в этом не вижу: я счастлив просыпаться поутру от петушиного крика, а не от воплей разносчиков зелени, и засыпать под лягушачье кваканье, а не под хриплые крики запоздалых гуляк. Если что меня и беспокоит теперь, так это мысли о Рауле, о том, чтобы с ним не приключилось беды.
- Он сын Атоса, значит с ним ничего плохого приключиться не может, - возразил Портос с непоколебимой уверенностью человека, убежденного в собственном бессмертии.
В справедливости удовольствия засыпать под лягушачий концерт Портос убедился в ту же ночь. Где-то неподалеку лягушки справляли свои свадьбы, и в наступившей тишине лягушачье кваканье разносилось на всю округу. В конюшне громко всхрапывали лошади, изредка тявкала во сне собака, и больше ничего не нарушало безмятежную тишину дома. Потом Портос различил звуки шагов: над его комнатой располагалась спальня хозяина и эти размеренные шаги выдавали состояние Атоса.
- О чем он думает, когда давно пора спать? – пробурчал барон, переворачиваясь на другой бок. – А говорил, что его ничего не беспокоит. Или мысли о сыне не дают уснуть? Эх, я бы тоже хотел ночами не спать, думая о своем мальчике, но Бог не дал мне детей. Буду думать о виконте: раз нет своих, Бражелон мне заменит сына. Будет кому наследство передать! - вдруг решил Портос, и, успокоенный этой мыслью, зарылся лицом в подушку. Сон пришел сразу, и унес барона в отцовский дом.
Старый, немного мрачный замок, построенный еще в начале четырнадцатого века, чем-то напоминал самого Гаспара дю Валлон: огромный, основательный, с мшистыми серыми камнями фундамента, увитый под самую крышу плющом, он внушал уважение, как и сам хозяин: высокий, фантастический сильный, похожий на древнего великана, но, в отличие от этого героя сказок, добрый, великодушный и справедливый.
Огромный и нежилой донжон на углу мощеного камнем двора, был местом игр всей детворы, которой набиралось достаточно среди прилежащих ферм. Их, как магнитом тянуло туда, и, боясь, как бы стропила и перекрытия старой башни не рухнули от времени и не погребли под собой ребятишек, Гаспар дю Валлон навесил на двери огромный замок. Впрочем, контролировать, как исполнялся его запрет на посещение донжона, он мог не часто: большую часть времени он проводил в военных походах королей. А ребятишки нашли путь, как проникать в запретное место.
Плющ и дикий виноград, росший за стеной, оплетали старую башню до уровня первых бойниц. Этого оказалось достаточно, чтобы самый легкий из мальчишек, улучшив момент, когда взрослые были заняты своими делами, обвязался веревкой и взобрался по крепким плетям до отверстия в стене. Дальше было дело техники: он пролез в отверстие и обвязал веревку вокруг балки, использовав один из тех хитроумных узлов, которому научился у заезжего в их края моряка. Свободный конец веревки, спрятанный снаружи, среди винограда, был незаметен для непосвященных, а дети знали, где его искать, не говоря уже о том, что подход к бойницам вел с той стороны замка, что была обращена к полям и лесу за ними. Забираться в донжон, представлять себя участниками сражений, прятаться за его узкими, как щели, окнами, было основным, самым увлекательным, развлечением сорванцов.
В тот день юный дю Валлон прикрывал отступление своих друзей и поднялся внутрь последним. Балка, к которой привязана была веревка, подозрительно скрипела, и Исаак было подумал, что надо для нее найти другую, а то, неровен час, она обломится, и кто-нибудь свалится в подвал, который располагался в основании донжона. Никто туда из ребятишек спускаться не решился: легенда гласила, что там содержались раньше пленники, а дух их только и ждет живых, чтобы переселиться в новые тела.
Исаак отпустил веревку и ступил на каменный пол в ту самую минуту, как балка со страшным треском обломилась и рухнула вниз, увлекая за собой веревку, и сбивая по дороге остальные, еще уцелевшие, хотя и прогнившие насквозь, перекрытия. Где-то внизу раздался плеск воды и поднявшееся зловоние волной ударило по перепуганным детям. Потом все стихло, и до ребятишек стало постепенно доходить, что вернуться у них путей не осталось. Мальчики жались к стене, узкий карниз, опоясывавший изнутри башню, тоже был ненадежен.
- Исаак, что делать будем? – голос шептавшего был так сдавлен от страха, что дю Валлон не мог понять, кому из приятелей он принадлежит.
- Выбираться будем, - без тени сомнения ответил молодой барин. – По плетям и спустимся. Жан, ты где?
- Тут, господин Исаак, - ответил дрожащий голос.
- Ты у нас самый легкий: спустишься: виноград тебя выдержит. Пойдешь домой, веревку найдешь.
- А если дома увидят? Дело к ночи идет, темнеет, все домой к ужину соберутся. Я лучше помощь поищу.
- Тебя давно драли в последний раз? – деловитый басок Пьера, сына мельника, самого старшего из мальчиков, заставил всех призадуматься. – Нет, мы сами сюда залезли, сами и выбираться будем.
- Нас все равно хватятся, - сказал Исаак, очень живо представивший, как будет получать свою порцию розг. – Выбираться надо не мешкая, и всем, пока не стемнело.
- Как? – спросил Жан.
Дю Валлон огляделся: обломок одной из балок торчал в стене, словно гнилой зуб, а за нее зацепилась веревка, до которой можно было добраться по карнизу. Падая вместе с балкой, к которой ее привязали, она высвободилась и захлестнула освободившейся петлей расположенный ниже обломок деревянного крепления. Теперь она хвостом висела над пустотой, маня призраком освобождения. Исаак осторожно пошел по карнизу, пробуя ногой каждый следующий камень, прежде чем перенести на нее всю тяжесть тела. Сердце замирало от страха, тем более что он видел вожделенную веревку все хуже: темнело, на небе появилась первая звезда.
Когда он подобрался к нужному месту, и присел, придерживаясь за стену, он веревку уже не видел, и только на ощупь смог ее подтянуть к себе, вытравив на всю длину. Дергать, чтобы освободить ее полностью, он не рискнул: уж очень ненадежен был карниз, на котором он стоял. Ближайшая бойница была в нескольких футах от него, и Исаак перекинул свободный конец через отверстие - наружу. Так веревка могла и не достать до земли, но выхода не было: оставалось надеяться, что плющ надежен и с другой стороны башни. Они спускались по одному, прыгать пришлось с небольшой высоты, дю Валлон прикрывал отступление. Он стал спускаться последним, упираясь ногами в стену донжона. До земли оставалось совсем немного, когда его осветили факелами, и голос отца заставил его замереть на высоте.
- Негодяй, вы посмели ослушаться?!
Мальчик охнул и выпустил веревку из рук, с криком полетел в пропасть… и проснулся. Несколько минут Портос лежал, соображая, привиделся ему случай из детства во сне или он и просто вспомнил об этом приключении. Но страх, из детства, достал его и через столько лет: он вытер холодный пот и покачал головой, соображая, к чему бы это посетил его этот сон.
Спускаясь в столовую к завтраку, он все еще переживал ночной кошмар. Чуткий к любым проявлениям эмоций, хозяин Бражелона тут же заметил и бледность гостя, и его неуверенность.
- Вы кричали во сне или мне почудилось? Я не решился зайти и спросить, что случилось, - Атос пристально посмотрел на своего старого товарища.
- Да ничего особенного и не случилось, если не считать того, что я забавный сон увидел. Из детских приключений, - смутился Портос.
- Забавный? – Атос хмыкнул и отвел взгляд.
- Вспомнилось, как отец меня выдрал за непослушание. Мы с друзьями полезли в старую крепость, куда нам ход был строго воспрещен. И – попались!
- И вы получили порцию розг? – улыбнулся граф, явно припомнив и что-то свое.
- У моего отца была тяжелая рука.
- Могу себе представить, - граф, все так же улыбаясь, оглядел Портоса, - если ваш батюшка был похож на вас.
- Он был вдвое сильнее меня, Атос. – А вас пороли?
- Ни разу не случилось, хотя поводов было достаточно, - неохотно ответил граф. – Отцу хватало и выговора или просто взгляда, и у меня душа в пятки от стыда уходила, уверяю вас. Видимо, он считал, что этого достаточно.
- Вы были послушным ребенком? – Портоса стало разбирать любопытство: они с Атосом знакомы лет тридцать, а о его детстве барону ничего не известно. Но ведь и у вечно сдержанного и неразговорчивого друга было детство?! И наверняка, были и шалости, и приключения.
- Послушным? Ну, я бы не сказал. Но чувство ответственности за свои поступки мне прививали.
- Вы ведь росли при дворе, да? – жадно переспросил барон, жаждавший рассказов, как дитя.
- Ну, этого я сказать не могу, но лет с шести регулярно бывал в Лувре. Моя матушка была статс-дамой… - Атос запнулся, сообразив, что он совсем подавил друга своей знатностью, но было уже поздно.
- Вы никому это не рассказывали, граф, - чуть обиженно заметил Портос.
- Мой милый, это не имеет никакого значения: я никогда не стремился сделать придворной карьеры. А теперь это и вовсе не стоит упоминания: знатность и заслуги рода ничего не стоят, если их не уважают короли - те, кто должен беречь славу и достоинство своих поданых.
- Вы о Мазарини?
- И о нем тоже, но он – не француз.
- Однако, королева пожаловала вас орденом Святого Духа, граф.
- Это не от чистого сердца, Портос, вы сами об этом прекрасно знаете. Но оставим королей, лучше, если не возражаете, проедемся по окрестностям. Вы, кажется, не часто бываете в Блуа?
- Разве что, когда заглядываю к своему нотариусу. А что вы мне хотите показать?
- Шеверни. Там дивные леса, хотя охотиться там нельзя: граф строго следит, чтобы у него не браконьерничали.
- Но на охоту он приглашает? – Портос живо заинтересовался предстоящим посещением, не особо скрывая, что хотел бы получить такое приглашение. – Вас приглашали?
- Несколько раз, но я участвовал только ради Рауля, чтобы мальчик получил представление о настоящей охоте на оленя или кабана, - Атос чуть пожал плечами, удивляясь собственной покладистости: с некоторых пор и охота перестала у него вызывать воспоминания, но о том, что пришлось ему пережить однажды на этом развлечении знати не знал никто, кроме д’Артаньяна. – Сегодня я бы хотел показать вам, как организовано хозяйство у графа Шеверни, я думаю, это вам будет интересно.
- А нас пустят? – вдруг засомневался барон дю Валлон.
- Дорогой мой, вы достаточно знатный и заслуженный человек, чтобы перед вами раскрылись двери королевских дворцов, а не только замков провинциальных дворян, - твердо ответил ему граф.
Атос был прав: как только дворецкий услышал после имен незнакомого гиганта имя графа де Ла Фер, их пригласили в библиотеку хозяина, Анри д’Юро, графа де Шеверни. Немолодой, лет шестидесяти, господин, с приятным округлым лицом, статной не по годам фигурой, и небрежно-величавыми манерами, поднялся им навстречу и любезно предложил сесть в кресла, обтянутые роскошными гобеленами с цветочным орнаментом. Гобелены были и в простенках между книжными шкафами, плотно заставленными увесистыми томами в тисненных золотом кожаных переплетах. На небольшом столике, словно по волшебству, появились фрукты, сладости и несколько хрустальных графинов с местными винами.
- Господин граф, я рад вам представить своего старинного друга, барона дю Валлон де Брасье, де Пьерфон, - несколько церемонно начал Атос, которому, как гостю, следовало объяснить цель их визита. – Господин барон является владельцем поместья в окрестностях Блуа, и ему хотелось бы все в нем устроить в соответствии с последними веяниями моды.
- А, так это вы нынешний хозяин Брасье! – оживился граф Шеверни. – Рад знакомству. О вас, господин барон, идет молва, как о заядлом охотнике. Рад буду видеть вас среди своих постоянных товарищей по этому любимому мной занятию.
Потрясенный Портос только поклонился: он мечтал попасть в число охотников.
- Господин де Ла Фер, молва вещает, что вы получили новые луковицы из Амстердама? – не особенно заботясь, что он резко сменил тему, перескочив с охоты на цветы, спросил граф, наливая гостям и себе вино. – Рекомендую, господа: местный сорт, Кур-Шеверни.
- Получил, - ответил Атос, отпив глоток, и кивком головы подтвердив, что вино отличное. – И поделюсь с вами, граф.
- Хотите взглянуть на мою оранжерею, барон? Я уверен, что у графа де Ла Фер вы уже все осмотрели, но моя оранжерея славится, как лучшая в Орлеаннэ, смею вас уверить.
Портос, при этих словах, посмотрел на друга: интересно, как Атос примет такое заявление? Но друг беззаботно улыбнулся, позволяя господину д’Юро хвастать своими достижениями. И барону захотелось самому сравнить, чьи цветы лучше.
Длинное здание, выложенное белым кирпичом, по всей длине прорезали высокие окна, а в самой оранжерее, несмотря на жаркий день, воздух грели жаровни. Было душно и влажно: испарения поднимались от небольшого фонтана в центре, и тугие струи, разбиваясь о его дно, рассыпались мириадами капель. Вокруг все цвело и благоухало: аромат роз, лилий, пионов, смешавшись воедино, был удушающим, и Портос, случайно бросив взгляд на друга, уловил на его лице тень скуки: Атосу не терпелось убраться из этого тропического леса, где пальмы и померанцы мирно уживались под одной крышей с экзотической опунцией, чьи ярко-желтые и оранжевые цветы надежно охранялись устрашающими колючками на плоских, как тарелка, листьях. Были тут кактусы и поменьше, но внимание барона привлекли георгины – огромные, бордово-красные, величиной с цветок подсолнечника, они, казалось, вот-вот сломаются под весом огромного цветка. Их чуть горьковатый аромат напомнил об увядании и осени, хотя снаружи царила весна. А рядом буйно цвели ярко-алые амарилисы, чьи цветы обращены были к четырем сторонам света: для них время цветения была весна.
Когда компания вышла из оранжереи, на открытый воздуху и свету, садовый партер, Портос уже точно знал, что будет в его собственной оранжерее. Красоты тропических лесов его не привлекли так, как привлекали полевые цветы и лесные колокольчики. Шумный и любящий блеск, барон предпочитал роскоши своих замков лесные поляны и цветущие луга.
- Знаете, Атос, я совсем не хочу задыхаться от жары в своей оранжерее, - подытожил он свои наблюдения.
- Но иначе вам не вырастить теплолюбивые растения, - Атос с любопытством посмотрел на друга. – Или вы уже передумали строить оранжерею?
- Пока я с этой идеей спешить не буду, - Портос задумался, и граф не стал торопить его с продолжением разговора. Но когда они уже были неподалеку от Бражелона, дю Валлон заговорил сам. – Вся эта цветочная роскошь меня подавляет, я там начал задыхаться. Если что я и заведу, так это апельсины и померанцы к столу. И какие-нибудь фруктовые деревья. Тогда мне не надо будет торчать в этой оранжерее, а садовники подадут плоды готовыми на мой стол. Это дело их и моего повара. А я лучше на цветы на лугу посмотрю, они мне милее.
Граф только рассмеялся этой непосредственности: под бархатом роскошного камзола это был все тот же Портос – простой и доверчивый к друзьям, человек.
Присутствие Портоса не мешало графу готовиться к приезду герцогини. Необходимые изменения в гостевых комнатах, предназначенных для приема гостьи, уже начались. Атос, знавший ее вкусы и предпочтения, не стремился скопировать ту роскошь и тот уют, что окружали ее в особняке Люиней. Шевретта, к тому времени окончательно разъехавшаяся с мужем, чувствовала себя свободной и вправе не скрывать от окружающих свою персону. То, что она собиралась приехать инкогнито, делало ее приезд только скандальней, но прихоти герцогини де Шеврез только прибавляли шарма ее выходкам. Атосу никак не импонировало стать центром внимания хорошо, если только Блуа и окрестностей; граф справедливо полагал, что о нем судачить будут уже не только в Орлеаннэ. И все же он пошел навстречу ее желаниям, отлично сознавая последствия: чего не сделаешь ради карьеры сына! У Шевретты, утратившей былую власть, сохранились старые связи и возможности продвигать карьеру мальчика, даже если она и окажется вне французского двора. В глубине души у Атоса шевелились сомнения насчет постоянства любви герцогини к их сыну, но то, что она принимает Бражелона, и даже выслушивает его любовные восторги по поводу Ла Вальер – все это успокаивало пока его неуверенность в завтрашнем дне.
Но все приготовления к приезду пришлось приостановить: на каком-то этапе Портос все же заметил, что хозяин готовится к визиту дамы. Когда обойщики из Блуасского дворца привезли ткань для обивки, Портос, оказавшийся во дворе, обратил внимание, что она больше подходит для спальни хорошенькой женщины. Фраза вылетела у него, и он тут же испуганно замолчал, увидев, как вздрогнул и побледнел хозяин дома. И, пусть слова его были к месту, но Портос понял, что сморозил лишнее. И тут же сообразил, что самое время отправляться домой, в Брасье. В гостях хорошо, но он очень скоро окажется лишним. А вникать в личные дела друга, даже при всем своем любопытстве, Портос не осмеливался. Он не решался делать это и в молодости, хотя многое подмечал, вопреки расхожему мнению о нем, как о недалеком хвастуне. Но дружба их четверки была важнее их личных тайн, и Портос свято соблюдал эту дружбу. К счастью, пришло письмо от Мушкетона, в котором он просил господина барона поспешить в Пьерфон, где требовалось его присутствие.
- Что-то срочное? – спросил Атос, кивком головы указывая на бумагу в руках дю Валлона.
- Мустон не пишет, только просит меня поторопиться. Видимо, он сам не в силах разобраться. Я всецело полагаюсь на него в любых хозяйственных вопросах, но, если требуется моя подпись, тут уж он бессилен. Зря он меня звать не станет, дело важное, и я вынужден буду просить у вас прощения, мой дорогой граф: мне надо ехать домой.
- Портос, но вы же вернетесь в ближайшее время? – чуть волнуясь, спросил граф.
- Не раньше, чем улажу все вопросы с оранжереей. Когда начнут строительство в Брасье – вернусь, но вряд ли это будет раньше, чем через полгода.
Портос ушел собираться, а Атос задумался: дел было у него невпроворот.
Уже когда Портос со слугой скрылись в конце аллеи, графу подали письмо: герцогиня извещала, что будет в Бражелоне к обеду следующего дня. И карусель приготовлений к ее визиту завертелась с бешеной скоростью.
Портос, по дороге домой заехавший в Брасье, встретил карету мадам на следующее утро на развилке между Брасье и Виллесавином. Роскошная карета без гербов промчалась мимо, кожаные занавески были приподняты, и Портос все же углядел в ней кокетливо одетую женщину, чьи черты ему показались знакомыми.