Приколы без аллергии

               

Юмор  в жизни  редакционного коллектива – признак здоровья и  нормального морально-нравственного климата  среди сотрудников. Эту истина подтверждается самой жизнью.
 

                В   ПОМОЩЬ  ВЬЕТНАМУ
               
Так случилось, что в середине 70-х годов прошлого столетия в окружной пограничной газете «Граница России – Дальний восток» подобрался  самый молодой коллектив среди других редакций военных газет. А где молодость, там смех и шутки, там розыгрыши. К чести редакционного коллектива здесь никто и никогда не обижался на   «приколы» товарищей, не таил злости, не устраивал истерик. В финале того или иного розыгрыша обычно  все дружно смеялись. Доставалось обычно новичкам. Чего только не придумывали старожилы, чтобы их «прикол» был правдоподобным, интересным, но при этом не оскорблял человеческое достоинства.
     … Спустя месяц после моего приходы в газету, секретарь партийной организации редакции предложил заплатить партийные взносы. Я добросовестно назвал сумму месячного денежного содержания и сумму полученного гонорара. Сослуживец произвел небольшое арифметическое действие и в ведомости проставил сумму партийного взноса.
– Владимир Пантелеевич, –  официальным тоном обратился ко мне секретарь, – не торопитесь прятать в карман  кошелек.
Он вытащил из папки другую ведомость. По ней мне надлежало заплатить десять рублей. По тем временам это были немалые деньги для лейтенанта. Тогда я получал 205 рублей в месяц. Перехватив мой немой вопрос, товарищ сказал.
–  Эти деньги пойдут на восстановление народного хозяйства Вьетнама. В нашей партийной организации этот взнос уже все внесли.
Михаил Егорович Андреев показал отпечатанную типографским способом ведомость. Действительно, уже все коммунисты редакции расплатились. Оставался я один. Скрепя сердце, опять достал кошелек…
Если кто помнит, в начале 70-х годов американцы вели интенсивные бомбардировки Вьетнама, их полумиллионный воинский контингент оккупировал южную часть суверенного государства. Советские люди, сочувствовали братскому народу, оказывали ему всестороннюю материальную и военную помощь.
Взиманию членских взносов Вьетнаму секретарь партийной организации  уделял самое пристальное внимание. Каждый раз, когда вместе с партийными взносами он брал с меня деньги « на Вьетнам», старался вкратце рассказать, как мужественно сражается с американским агрессором этот народ, на какие цели идут наши деньги. Я волей-неволей стал  интересоваться братьями из этой тропической страны, искренне желал им скорейшей победы. Просматривая центральные газеты, искал заметки, связанные с войной во Вьетнаме, старался найти ответ, когда же закончится эта чертова война. Переживал, когда «братья» вели вялотекущие боевые действия, хотя каких-нибудь полгода назад мне было совершенно безразлично, с кем воюют вьетнамцы, а с кем дружат.
Время шло, я исправно платил взносы, почем зря ругая американцев… Эти чувства особенно обострялись в день получки. Знал, что сейчас подойдет Михаил Егорович и моя красная десятка перекочует к нему.
– Когда же закончится эта война? – вопрошал я.
Однако меня никто не слышал. Все шло, как шло.
По-другому вел себя фотокорреспондент Олег Визгалин. Он  был гражданским лицом в редакции. Но тоже был в поле зрения секретаря партийной организации. Членом партии Олег не был, поэтому партийная дисциплина для него была необязательной. Но не таков Михаил Егорович. Он постоянно «работал» с Визгалиным,  взывая к сознательности.
– Я не коммунист, не обязан платить деньги «на Вьетнам», когда в очередной раз Андреев пытался провести с ним беседу.
– Но вы же работаете в коллективе коммунистов, должны идти в ногу со всеми , –  парировал секретарь. – Необходимо быть сознательным. Вы представляете, как сейчас тяжело живется братьям – вьетнамцам?...
–  Я знаю, что вьетнамцам сейчас нелегко, – говорил фотокорреспондент. – Но с этой получки не могу внести взнос. Когда я нанимался к вам на работу, никто об этом не говорил.
С  августа по май следующего года я исправно платил взносы на восстановление народного хозяйства  братского Вьетнама, при этом искренне хотел, чтобы эта проклятая война, наконец, закончилась. Этого жаждал и фотокорреспондент Визгалин, хотя и не платил регулярно эти взносы. За нашими эмоциями с любопытством наблюдали сотрудники газеты, про себя посмеивались.
Однажды на майские праздники Михаил Егорович вместе со всеми журналистами ввалился ко мне в кабинет и торжественно объявил, что я успешно сдал «экзамен на интернационализм», и вернул все мои «вьетнамские» взносы.   Через минуту вместе со всеми я смеялся над этим розыгрышем, длившимся более полугода. Вечеров в кафе я истратил эти деньги с товарищами по перу. Вскоре американцы ушли из Вьетнама.

                НУЖНО ДОРАБОТАТЬ…

Одновременно с «вьетнамским» приколом меня не раз «покупали» на, казалось бы, простых вещах: заметках, переданных по телефону. Обычно мне ребята звонили из соседнего кабинета, представившись военкором с границы. Я добросовестно записывал информацию и тут начинал готовить ее для печати. У меня от радости «в зобу дыхание спирало», что вот так, запросто, звонят с заставы.
Через час я нес обработанную заметку ответственному секретарю. Последний брал  ее у меня, внимательно читал, затем предлагал доработать. Я дорабатывал и опять нес ее ответсеку. Тот, в целях улучшения динамики построенных фраз, отдавал ее обратно с пожеланиями показать еще и окружающую растительную среду.
Я верил старшим товарищам, добросовестно работал над материалом. А в это время группа хохмачей «балдела» от моего творческого рвения.  Наконец, я заходил в тупик, не поимая, чего от меня хотят.
Тогда досыта нахохотавшись, ребята выкладывали мне историю происхождения телефонного звонка  «с границы». Со временем я понял, что солдат с заставы никогда не позвонит в редакцию по той простой причине, что технически это сделать очень трудно.
«Приколов» у нас в редакции избежать не мог никто. Сегодня тебя разыграли, завтра на твоем месте мог оказаться сам инициатор розыгрыша.

                ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА

Одно время работал у нас в газете известный дальневосточный поэт и прозаик Борис Петрович Копалыгин. Писал много и вдохновенно. Его с удовольствием читали не только на границе, но и все мы в редакции.
Копалыгин много ездил по границе, собирал материал для своей будущей книги. Он ее потом написал. Она называлась « Огни далекой заставы». Так вот, однажды возвращаясь из командировки, он на небольшом полустанке прождал несколько часов поезд. Распив с попутчиком бутылку вина, задремал. Когда проснулся, обнаружил, что нет его портативной пишущей машинки, которую он неизменно брал с собой. Дома он поделился своим горем с соседом по лестничной площадке. Последний был хорошо знаком с нами. От него мы и узнали о происшествии.
Надо сказать, что Копалыгин считал –  пишущие машинки обязательно состоят на учете в КГБ, поэтому очень переживал из-за ее пропажи: вдруг машинка попадет в руки недоброжелателей и они начнут на ней печатать антисоветские прокламации. Именно последняя версия Бориса Петровича легла в основу нашего розыгрыша.
Договорившись между собой, мы в присутствии Копалыгина время от времени стали заводить разговор о том, что, мол, на днях на границе задержан нарушитель. При обыске у него нашли портативную пишущую машинку и листовки антисоветского содержания. Теперь чекисты разбираются, кому принадлежала эта пишущая машинка советского производства.
Через день стали замечать, что Борис Петрович прислушивается к нашим разговорам, но в диалог не вступал. Мы продолжали «накручивать» обстановку, придумывая все новые и новые детали задержания  матерого нарушителя государственной границы. Однажды, придя на работу,  не застали Бориса Петровича на рабочем месте.
– Он у редактора, –  сказала нам машинистка, –  у них какой-то серьезный разговор о задержанном шпионе.
– Сработало! – удовлетворенно потер руки Юрка Жуков. –  Через пятнадцать минут узнаем, что к чему!
И, действительно, вскоре  в кабинете появился Борис Петрович. Вид у него был испуганный. Огородившись от всех нас, он  стал быстро что-то писать на листе бумаги.
–  Борис Петрович, вы чем заняты? –  как бы между прочим, спросил его ответственный секретарь, когда заглянул к нему в кабинет.
– Свои мысли записываю.
Но нам все-таки удалось прочитать заголовок его «рукописи»: «Объяснительная». Всех нас разбирал смех, интересен был финал розыгрыша. Исписав несколько листов бумаги, Копалыгин понес их, как белый флаг, редактору. Вышел от него просветленный. Чистосердечное признание всегда облегчает душу!
 Но, оказалось, не знал, что делать с «откровениями» подчиненного главный редактор. Наконец,  решил попридержать  документ у себя в сейфе. О нашем «приколе» ни Копалыгин, тем более редактор, ничего не знали. Не знали они и то, что шрифты пишущих машинок уже  давно не регистрируются в КГБ.
Прошел месяц.  Борис Петрович был в состоянии постоянного ожидания. И вот в один из последних дней недели, когда до окончания рабочего дня оставался час, мы заставили Копалыгина сходить в магазин, предупредив, что расскажем ему приятную новость.
Борис Петрович любил приятные новости, поэтому с удовольствием побежал за спиртным… После нескольких рюмок мы покаялись перед писателем. Обиды не было. На другой день он сбегал к редактору за своей объяснительной. На летучке пожилой редактор-фронтовик предупредил нас, чтобы впредь таких дурацких розыгрышей в редакции не было. Будет строго за  это наказывать.

                КРАСИТЬ   В ГОЛУБОЙ ЦВЕТ…
       В кабинете начальника отдела пропаганды, агитации, культуры и быта  майора  Корякина  раздался звонок.  Звонил бригадир маляров городского рынка. Спрашивал красить или нет киоски? Евгений Федорович тут же сообщил нам об ошибочном звонке.
–  Скажи, красить! Красить! –  в голос затараторили мы.
Немного повременив, Корякин начальничьим  голосом в трубку сказал: – Конечно, красить! Обязательно в голубой цвет!
– Но ведь пожарники говорят, что скоро эти киоски сносить будут.
– Я же вам сказал: красить!- подытожил Евгений Федорович. –  А с пожарниками  разберусь лично.
–  Хорошо! Мы будем ссылаться на вас, – услышав он в трубке голос бригадира маляров.
– Ссылайтесь!
Мы от души смеялись. На другой день я не поленился сходить на городской рынок. Там киоски сверкали голубизной.

                ДУРНЫЕ МЫСЛИ

В  городской молодежной газете была опубликована статья на тему взаимоотношений мужчины и женщины. Называлась она «Он и Она». В статье автор, кроме всего прочего, пытался проанализировать причины разводов, дать рекомендации по укреплению отношений мужа и жены. В прессе об этом тогда как-то не принято было говорить в полный голос. Поэтому для читателей эта статья была необычной.
Внимательно прочитав ее, я нашел несколько двусмысленных фраз, которые можно было истолковать, как угодно. Тут же позвонил редактору «Молодежки». Трубку взяла заместитель. Я представился активным читателем их газеты  и попросил объяснить фразу в статье: «Прежде, чем вступить в брак, каждая девушка должна иметь  определенные навыки в совместной жизни…». Замред на протяжении пяти минут втолковывала мне, что в этом предложении нельзя видеть только сексуальные навыки… и прочие дурные мысли.
– Объясните доходчивее, –  не сдавался я. – Какие дурные мысли? Замредактора снова и снова просвещала меня. В конце – концов запутавшись в своих суждениях, замолчала. А в это время ребята, обступив  меня со всех стон, заразительно смеялись. Об этой истории мы скоро забыли. Но у нее оказалось продолжение.
В редакцию  как-то зашел Женя Хохлов, некогда работавший в «Молодежке».
– Я только что из своей родной газеты, –  сказал он, –  хотел у товарища перехватить десятку  до получки. Вчера ребята получили там гонорар. Не вышло. Коллеге не выплатили денежное вознаграждение за статью «Он и Она». Какой-то чудак на букву «м" звонил замредактору. Он нашел какие-то неточности в материале. Одним словом, публикация заняла видное местно на стенде «Тяп-Ляп», а ее автор остался без гонорара.
            Такого поворота дела я не ожидали. Пришлось одолжить деньги Хохлову самому.

ЛИПОВЫЙ ГОНОРАР

Нередко объектом розыгрыша становился  Евгений Федорович Корякин. Он постоянно публиковался во многих центральных газетах и журналах. Естественно, получал часто почтовые денежные переводы из редакций. Однажды ему пришел мизерный денежный перевод из какой-то районной газеты. Это было редкостью. Капитан Юра Жуков, взяв извещение, искусно подрисовал несколько нулей к сумме, указанной в квитанции. Таким образом, предполагаемый гонорар увеличивался в  100 раз.
 В торжественной обстановке Евгению Федоровичу было вручено почтовое денежное извещение. От радости  он клятвенно пообещал нам «проставиться».
– Я так и думал, что редакция «Совбабы», то бишь «Советской женщины», не поскупилась на гонорар, – говорил Корякин. (Недавно там был опубликован его очерк о малых народностей Приамурья) –  Я уже под этот гонорар занял полсотни…
Едва дождавшись обеденного перерыва, он устремился на Главпочтамт. Прошел час. Корякина не было.
– Наверное нашего коллегу арестовали за подделку извещения, – пошутил я.
– Не должны, –  сказал Жуков.
И тут в кабинете появился взъерошенный Евгений Федорович.
–  Я юмор понимаю…Но зачем так шутить неуместно? –  проговорил он огорченно.
Мы молчали.
– Где коньяк? –  нарушил молчание Жуков, –  обещал ведь…
– Дулю с маслом не хочешь?
 Мы засмеялись. Через минуту хохотал и обладатель «крупного» гонорара.
– Ну, расскажи, Евгений Федорович, как разворачивались события на Главпочтамте? –  стали просить мы его.
– Как-как?...Подал я оператору извещение. Та, сличив его с оригиналом, увидела несоответствие. Побежала сразу к начальнику смены. Последний обвинил меня в подделке денежного извещения. Заставил написать объяснительную. Я отказался.
– Тогда не получите перевод,  – был его ультиматум.  – Кроме этого, –  сказал он, –  сообщим о происшествии к вам на работу.
- Поразмыслив, я согласился. Вот один рубль тридцать копеек  получил, –  протянул он нам деньги. – На бутылку «Биле  Мицне» хватит.

                СОБЛЮДАЯ СЕКРЕТНОСТЬ
             Вершиной редакционного  «прикола»  для всех нас стал розыгрыш Валерки Наумова –  корреспондента-организатора отдела партийной и комсомольской жизни. Однажды в конце рабочего дня Валера зашел в кабинет заместителя  главного редактора, и оставался там в течение получаса. Это всех нас насторожило.  С чего бы это?
– Без нас «Зубровку» наверное употребляли? – первым поинтересовался Саша Усов. –  Хоть бы нам оставили!
– Будет вам, –  ушел от ответа Наумов. –  Решали с начальников задачи военного значения. Главный ведь в отпуске.
На другой замредактора собрал у себя в кабинете  редакционный коллектив.
– Товарищи, – начал он, –  начальник связи войск  округа присвоил каждому абоненту нашей газеты соответствующий номер. Вчера Наумов принес их из управления. Сделано это в связи с предельными секретностями в нашей работе.
Как бывший разведчик-фронтовик, замредактора был всегда начеку. Во всех хозяйственных и военных промахах обычно видел происки врагов, призывал к предельной бдительности.
– Главному присваивается номер 1, мне, как заму,  – 2, ответственному секретарю  – 3 , начальникам отделам – 4, корреспондентам  – 5, – продолжал он.
Мы попытались было подвергнуть сомнению это новшество, но замред быстро одернул нас:
– Это не шутка, а требование командования войск округа.
Мнения о том, чтобы каждый абонент, разговаривая по служебному телефону, не называл свою фамилию, а только номер, я, например, не раз слышал в управлении округа. В курсе дела были и мои товарищи. Но дальше разговоров дело не шло. Поэтому многие, в том числе и замред, сразу приняли все на веру.
В течение дня в наших кабинетах раздавались время от времени звонки, мы, естественно, отвечая, сначала называли свои абонентские номера. Многие звонившие сослуживцы узнавали нас по голосам, поэтому оставляли все без внимания. Посторонние стеснялись спросить, что означает, скажем,  цифра пять…
–  Ну,  как на передовой! – шутил Жуков.
Неожиданно в конце рабочего дня с чертыханием в коридор выбежал замред.
– Где Наумов? – закричал он.
– У себя в кабинете.
Мы все кинулись к нему. Зам. главного, серый от злости, кричал:
– Кто из управления войск округа попросил передать мне абонентские номера для сотрудников редакции?
– Полковник какой-то! – Наумов пытался сдержать смех…
– Какой, к черту, полковник! Сейчас позвонил начальник штаба округа – генерал. Я назвался порядковым номером два. Он переспросил. Я снова назвал – номер два.
– Вы издеваетесь? – было в ответ.
Я снова назвал свой номер. Генерал бросил трубку и вышел на меня уже  ЗАСу. Что было…
– Товарищ Наумов, объяснительную на стол, – строго приказал замред и вышел из кабинета.
Мы взахлеб хохотали.

                БЕЗ КАРТОШКИИ И БЕЗ МЕШКОВ
Машинистка Нина Турчинская и бухгалтер Нина Николаева были, образно говоря, барометром редакционного коллектива. По их поведению можно было, например, определить в каком настроении сегодня главный или ответственный секретарь, каков творческий настрой того или иного журналиста, его работоспособность. Они, не задумываясь, шли в бой, если кто-то посторонний неуважительно отзывался о редакции.
70-80 годы – годы дефицита продуктов в магазинах. Тыл войск округа, как мог, помогал своим сотрудникам в приобретении овощей. Каждую осень, например, закупал у совхозов картофель. Так было и на этот раз. Редакция в организованном порядке сдала на склад мешки под этот овощ. Мы стали ждать, когда вожделенным продуктом кладовщик заполнит нашу тару.
Прошла неделя. Как  самые нетерпеливые две Нины стали проявлять беспокойство. Нас нередко забывала не только лавочная комиссия, но и тыл, когда распределял по подразделениям, так называемый дефицит – сгущенку, импортных кур, трикотаж, холодильники и т.п. Сейчас это вспоминается с улыбкой. Но тогда лавочные проблемы вызывали слезы обделенных, склоки, недоверие друг другу.
Моральную обстановку Нины накаляли каждый день.
– Останемся не только без картошки, но и без мешков, –  сокрушалась Николаева.
–  Так оно и будет, –  вторила ей подруга. –  Почему не принимает никаких мер руководство редакции?
Офицеры не встревали в диалог, а стоически слушали трескотню женщин. И тут мне пришла шальная мысль: что если разыграть редакционный коллектив насчет картошки? Сказано  –  сделано! Выждав, когда в кабинете никого не осталось, я набрал номер телефона машинистки.
– Беспокоит со склада старшина Полыхаев, –   сказал я  зажав ладонью микрофон. –  Заберите свои мешки. Картошки вам не хватило!
Несколько минут в редакции была тишина, затем скрипнула дверь и в коридоре раздался фальцетный голос наших женщин.
–  Товарищи офицеры!  Товарищи офицеры! –  взвизгивали Нины, – картошка…, мешки… Нам не хватило! Так и знали, что нам не хватит!
Только это и можно было понять из  их взволнованной нечленораздельной речи. Через минуту Нины « завели»  всех. Стали вспоминать обиды, нанесенные редакции тылом войск округа и лавочной комиссией. Коллектив бурлил.
–  Все! Звоню начальнику тыла войск округа, –  бросил главный редактор.
Через несколько минут офицеры стали расходиться по своим рабочим местам. Появился главред.
– Кто вам звонил из тыла? –  ледяным голосом спросил он у  машинистки.
– Старшина!
–Какой, к черту, старшина? –  Начальник тыла войск округа сейчас сказал, что вагон с картошкой еще в пути.
Машинистка готова была расплакаться.
–  Юрий Семенович, –  обратился редактор к своему заместителю, –  обязательно выявите шутника, а я подумаю, как его наказать. Выставили меня перед командованием округа шутом.
Разбирательство ничего не дало. Все делали, как говорится, круглые глаза и наотрез от всего отказывались. Только через несколько лет, когда редактор ушел на пенсию, я сознался в содеянном. Посмеялись, вспоминая тот случай.