ПРИЗЫВ В АРМИЮ. СТРОЕВОЙ СМОТР. Часть 4.
По команде: «Выходи строиться!» - нас в полной амуниции вывели на строевую площадку для смотра и представили командованию части.
Командир роты, капитан Груздев, зычно скомандовал: «Рота ровняйсь! Смирно! Равнение направо!» - строевым шагом, отбивая ритм, пошел навстречу командованию части. Мы до судороги гнули свои головы «направо» и, с нескрываемым любопытством, смотрели на свиту нашего высшего начальства. Я был восхищен статной выправкой капитана Груздева, его четкими движениями и командами.
- Товарищ полковник, учебная рота молодого пополнения вверенной Вам части на смотр построена! Командир роты, капитан Груздев! – доложил наш командир и, сделав шаг в сторону, освободил путь для следования руководства части.
После приветствия и короткой речи командир части, полковник Балдуев, в сопровождении своих заместителей, начал делать обход. Подойдя к новобранцу, он внимательно осматривал молодого человека, облаченного в военную форму, задавал вопросы, после чего перемещался к его соседу. Все проходило спокойно и гладко, пока не дошла очередь до моего земляка (к сожалению, фамилию его я не помню) – рослого парня, имеющего размер ноги более 46 размера. Ему не могли подобрать сапоги по ноге, и он стоял в домашних ботинках, из которых торчали ноги, обмотанные белыми портянками и обвязанные черными шнурками. Зрелище было анекдотичное.
- А это что за чудище, капитан? – громко произнес эту фразу полковник.
- Товарищ полковник, на складе не нашлось сапог большого размера! – дрожащим голосом, полушепотом ответил Груздев.
- Майор Сонин! Почему на вещевом складе нет сапог большого размера? Зайдете ко мне с объяснением! А вы, молодой человек, отправляйтесь в казарму, и чтобы я вас больше не видел в таком виде.
Дальнейший осмотр прошел очень быстро, с каким-то неприятным осадком в душах наших командиров. Их уныние и растерянность передались и нам.
Поиск сапог для моего земляка длился более месяца. Его не привлекали ни к строевой, ни к тактической, ни к физической подготовкам. Он целыми днями находился в казарме, мыл полы и топил печи. Не найдя таких сапог во всей округе, земляка свозили в Ангарск, в какой-то мастерской сняли мерку, сделали заказ и парню сшили 3 пары сапог на весь период службы.
Таким оказалось начало моей службы в войсках МВД СССР. Какой отпечаток остался в моей памяти от 2-х месячного прохождения курса молодого бойца.
Мои способности в спортивной гимнастике, умение играть на баяне снискали мне уважение у некоторых командиров и у рядовых солдат, а у некоторых черную зависть. С наступлением холодов в казарме были установлены перекладина и брусья, помост со штангой и гирями. В часы самоподготовки я облачался в спортивную форму, крутил на перекладине большие обороты, подъемы разгибом, подъемы с переворотом, выполнял силовые элементы; на брусьях покорял всех стойкой и сальто над жердями, соскоками и был в числе первых по выжиму с плеча 2-х пудовой гири. Моими закадычными друзьями в момент стали ефрейтор Мальков и волейболист первого разряда, Москвич, Юрий Деревягин, они бескорыстно посвящали меня во все тонкости армейской службы в части, ее традиции и не писаные законы солдатского быта.
Мальков настоятельно рекомендовал мне: после прохождения курса молодого бойца записаться в школу младших командиров, которая находилась в городе Новосибирске. Он обучался в ней и знал, что там мне будет предоставлена полная свобода в совершенствовании гимнастических способностей и игры на баяне. Эта мысль глубоко запала в мое сознание, и я с нетерпением ждал окончания курса молодого бойца и принятия присяги.
А между тем, мы штудировали уставы и наставления, совершенствовали строевые приемы, особенности тактики наступления и обороны, отрабатывали стрельбу по мишени: с плеча, с колена и лежа, умение преодолевать полосу препятствий, выполнять обязательные упражнения на гимнастических снарядах. По выходным дням в части проводились легкоатлетические 5-и километровые кроссы по пересеченной уже заснеженной местности, а после дневного сна передвижная киноустановка показывала нам фильмы: «Сын полка», «Чапаев», «Повесть о настоящем человеке»; показывала хронику: о битве под Москвой, Сталинградом, Курском и Берлином.
Помню, на одном из таких кроссов со мной случился тепловой удар. А дело было так: ефрейтор Мальков возглавлял наше отделение и естественно хотел, чтобы мы показали неплохое время. Меня он поставил замыкающим, надеясь на мои физические способности, чтобы, в случае нужды, оказать помощь отстающим. Ефрейтор был налегке, а мы в полном снаряжении. На асфальтированном участке дороги все было нормально, отделение преодолело его быстро и дружно, но когда мы свернули на пересеченную местность, бежать стало очень тяжело – скользили на снегу сапоги, а в некоторых местах препятствиями были небольшие сугробы. Один из наших бойцов начал отставать. Видя это, я взвалил на себя его вещевой мешок и винтовку. И, ухватив его за руку, стал помогать товарищу преодолеть этот участок. Когда мы выбежали на хорошую дорогу и был виден финиш, я почувствовал, как все мое тело стало мокрым от пота, а ноги при этом окоченели, глаза застелила кромешная тьма. Я, на какой-то момент, потерял сознание. Очнулся перед финишем, меня под руки тащили мои товарищи, освободив от двух вещмешков и двух винтовок. Финишную черту я пересек уже еле переставляя ноги. Меня на штабном ГАЗике быстро доставили в медпункт, раздели догола, сделали какой-то укол, напоили горячим чаем, растерли ноги спиртом и укутали в тулуп. Мне было очень стыдно, что не рассчитал свои силы и не смог нормально пройти это испытание. Когда высохло мое нательное белье, я облачился в него и покинул медпункт.
Нас регулярно стали привлекать к нарядам на кухню, к нарядам для выполнения различных хозяйственных работ, дневалить в казарме, заготавливать дрова для отопления помещения, охранять некоторые складские объекты части.
Однажды произошел такой казус: находясь в наряде, мне было поручена охрана склада вещевого довольствия части, который располагался в 10 метрах от внешнего ограждения. Ограждением служил 2-х метровый дощатый забор, за пределами которого виднелись сосны с большими снежными шапками на ветвях. На мою долю выпало время на охрану этого объекта с 5-и часов до 8-и утра. Утро было морозное, небо лунное и звездное. Обойдя вокруг склад по протоптанной вокруг дорожке, я обнаружил снежную тропинку, ведущую к внешнему ограждению. Я знал, что молодые офицеры, сокращая путь, иногда, пешим ходом и по необходимости, добирались от общежития до части по тропе через лесной массив, преодолев 2-х метровый забор. И вот, обходя склад, где-то около 6-и часов, я услышал непонятный глухой, одинокий стук, как удар о забор. Выбежав на тропу, ведущую к забору, я увидел, как что-то черное перелетело через забор и шмякнулось в сугроб – это был человек, он разогнулся и начал отряхивать снег со своей одежды. «Кто это?» – мелькнул вопрос. В слабом свете я не мог распознать этого человека. Дрожь пробежала по телу.
- Стой! Кто идет? – крикнул я, снимая на ходу винтовку.
- Свои!.. Свои!.. – послышался ответ. И в незнакомце я узнал одного из командиров взводов нашей роты – старшего лейтенанта Беспалых.
- Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – поприветствовал я, уступив ему путь на тропе.
- Холодно?.. Замерз?.. – задал он мне эти вопросы, похлопал по плечу и быстрым шагом скрылся за казармой.
Сменившись с поста, я зашел в казарму, и как только сдал оружие и разделся, дневальный пригласил меня в кабинет к командиру роты. В кабинете во главе с Груздевым находился весь командный состав. Я был в полном недоумении: «За что мне такая честь?»
- Доложите, старший лейтенант Беспалых, что произошло сегодня утром?
Старший лейтенант подробно рассказал о нашей утренней встрече, обвинив меня в грубейшем нарушении Устава караульной службы, при этом его тон, лицо, глаза выражали какую-то озлобленность ко мне, как к какому-то врагу.
- Это что была проверка бдительности? – думал я. – Или же нарушение офицером приказа по части являться в часть через проходную, а не через забор.
- Вас, Пастернак, инструктировали перед выходом на пост? – задал мне вопрос Груздев.
- Так точно, товарищ капитан!
- Почему вы нарушили Устав?
- Узнал старшего лейтенанта Беспалых. Не позволил себе, уложить его на снег и вызвать караул.
- За нарушения караульной службы объявляю вам наряд вне очереди!
В этот день мне пришлось помыть полы в казарме, пилить, колоть и носить дрова для отопления помещения. Мои друзья посмеивались, а в моей душе звучал протест и озлобленность на лейтенанта: «Попадись мне еще раз, старший лейтенант, - действовать буду строго по Уставу и превращу тебя в сосульку!».
Не думал я тогда, что служить мне придется несколько месяцев под командованием ст. лейтенанта Беспалых, отношения были натянутыми, но об этом будет сказано позже.
Мне не нравилась тактическая подготовка, когда приходилось бегать в противогазе, когда, казалось, что разорвется грудь, и из неё вырвутся наружу сердце и легкие, а после этого чистый морозный воздух кружил голову, казался сладостным и очень вкусным.
Не нравилось ходить в атаку по болотистой местности, когда ледок был еще тонким, трескался, проваливался, а в сапоги набиралась ледяная вода, и коченели ноги. По команде: «Противник открыл пулеметный огонь!» этот болотистый участок приходилось преодолевать по «пластунски», купаясь в болотной грязи и ледяной воде. После таких занятий, чтобы не окоченеть, нас бегом, грязных и мокрых, командиры гнали в казарму, где мы приводили себя в порядок, старались согреться у печки, развешивали на спинках кроватей свои мокрые вещи. Тогда я считал, что бег в противогазе, болотные прогулки, кроссы были со стороны наших командиров обыкновенным издевательством, но со временем изменил свое мнение.
Чтобы победить и выжить в настоящем бою, у солдата должна быть хорошая физическая подготовка, выдержка, твердость характера и закаленность. Маменькин сынок будет хорошей мишенью для противника, погибнет и не принесет для своего войскового подразделения, стоящего на страже государства и Родины, успеха. Глубоко убежден, что армия кует из сопливого юнца настоящего мужика, защитника Отечества.
Незабываемым, приятным был момент после месячного пребывания в части. В конце ноября 1957 года в Ангарске проходил Слет комсомольцев, строителей в Сибире и на Дальнем Востоке.
За какие заслуги не знаю, но меня и рядового Силина послали на это мероприятие. В политотделе части с нами был проведен инструктаж, после чего подполковник Лунев, начальник политотдела, вручил мне листик бумаги, на котором был напечатан текст.
- На Слете, тебе, Пастернак, предоставят слово, и ты должен выступить. Текст выступления я тебе написал. Хорошенько его выучи, перепиши своей рукой на другой листик, а этот порви. Понял!
- Так точно, товарищ подполковник! – был мой ответ, а в голове мелькнула мысль. – А, почему выступить должен я, а не рядовой Силин?
Перечить и задавать вопросы командирам в армии не положено. Я вернулся в казарму и начал серьезно готовиться к этому мероприятию. В тот момент я с величайшей благодарностью вспоминал нашу школу, вечера, где я получил маленький опыт быть на сцене и не бояться публики.
Незабываемыми стали в моей памяти два дня, проведенные на Слете. Большой зал дома культуры, праздничное убранство, ослепительное освещение, радушные встречи, улыбки, объятия и поцелуи, музыка, патриотические песни, танцы во время перерывов, деловая обстановка на рабочих заседаниях, отчеты о проделанной работе, награждения грамотами и правительственными наградами. Такой патриотический подъем произвел на меня возвышенные чувства гордости за свою страну, за принадлежность к ней – моей Родине, - Великому, Могучему Советскому Союзу.
Когда объявили мою фамилию, я летел на сцену под каким-то гипнотическим чувством, преодолевая и страх, и смущение, неловкость, когда на тебя устремили свои взоры тысячи присутствующих. «Что сделал я такого в жизни? Почему мне дали возможность что-то сказать Героям строек? За что такая честь? За что?.." – думал я, выходя на трибуну.
Беглым взглядом, окинув зал, я онемел от увиденного. На меня внимательно смотрели тысячи глаз, в зале стояла необычайная тишина. Текст выступления я знал наизусть. В нем были слова благодарности партии и правительству, комсомольцам-строителям за их труд и вклад в укрепление могущества нашего государства и клятва от имени молодых бойцов-комсомольцев добросовестно освоить военное дело и обеспечивать мирный труд граждан страны.
Я никогда не говорил в микрофон, не выступал перед таким количестве людей. И когда произнес первую фразу и услышал свой оглушительный голос в зале, дрожь пробежала по телу. Я сделал небольшую паузу, собрался и, как говорят: «На одном дыхании!» озвучил, написанный подполковником Луневым, текст.
Громкими аплодисментами приветствовали меня участники Слета. Я шел к своему месту, боясь потерять ориентир и не сбиться с пути. Мой товарищ, Силин, встретил меня с добродушной улыбкой, пожал руку и сказал: «Ну, ты молодец!».
На следующий день участникам Слета показали все серии кинофильма «Тихий дон». Фильм был цветной и еще не был достоянием кинотеатров страны. Фильм произвел на нас потрясающее впечатление тем, что был цветным и безупречной игрой актеров, исполняющих роли этого замечательного произведения.
Своими впечатлениями от Слета, кинофильма, нам предложили поделиться на политзанятиях с однополчанами.