2. Два русских

 

Вдоль по берегу старой, усталой реки
Гонит ветер горячую пыль
И качает, качает, качает штыки –
Будто в поле осенний ковыль.

Но солдаты идут не на ратный редут,
Мрачен их молодой генерал.
Их победы не ждут и награды не ждут –
Лишь бесславный  короткий  привал.

Позади у них Вислы холодная сталь
Да горячий, как кровь, Измаил.
За царя, за Россию под сенью Христа
Каждый  смело в атаку ходил.

И гремело «ура!» так, что голос охрип,
И литавры в честь славных побед.
А теперь только ржавый тележный скрип –
И две жалкие пушки вослед.

Пыль по берегу Волги – усталой реки
Да повозка о двух колесах,
А на ней – деревянная  клеть да крюки,
Да мужик бородатый в цепях.

А за ним – генерал  на телеге простой,
Третью ночь ему не до сна:
Чуть вздремнёт – перед ним мужик с бородой...
Вот заботушку Бог послал!

Небо словно  черней от молчания звёзд.
Берег Волги зловеще высок и крут.
До Симбирска  каких-то  семнадцать вёрст,
Только слухи быстрее телеги бегут:
На расправу, мол,  нашу надёжу  везут –
И того-то гляди, набегут, отобьют…

Бунт идёт по России,
бунт!

В деревне – той, где конвой ночевал, –
Не слыхать даже лая собак.
«Покормите его!» - приказал генерал.
Кормить-то кормить, а как?
Мужик в цепях, да и в клетке закрыт –
Арестант!
Но всё же живой…
И солдаты, кляня на чём свет стоит,
Чуть не с рук кормили его. 

«Ну, поел, душегуб? - подошёл генерал. -
Или крови досыта попил?»
Ничего мужик в ответ не сказал,
Только голову опустил.

«Знаешь, кто я?» -
«Какой-то Суворый, слыхать, –
Видно, лютый до мужиков».
«Нет, Суворов – не кличка.
                Это ты, как тать,
Страх наводишь на всех, Пугачёв!»

«Да, боятся меня, - засмеялся тот. –
Но не страху ради за мной идут.
Натерпелся горя простой народ –
Бунт теперь на России,
Бунт!»

«Я про горе и  сам тебе расскажу –
Десять лет солдатскую лямку тянул.
Но всегда России служил и служу,
Не предам её никому –
Ни турецким пашам,
Ни варшавским панам,
Ни такому вору, как ты.
И хочу понять, как дошёл ты сам
До злодейской своей черты?
Что себя погубил – то твоя печаль:
Не умел прожить по-людски.
Но кто право дал тебе – отвечай! –
Государево имя принять воровски,
Убивать да казнить сплеча?»

«Не лукавил бы ты, солдат-генерал:
Был ты барин – барин и есть.
Ничего я не крал… А что имя царёво взял –
Тут важнее не имя, а честь.
Ну, явись-ка  народу  казак  Пугачёв,
Хоть пядей о семи во лбу…
Да пускай его речь маслом-мёдом течёт –
Кто, скажи, поверит ему?

Наш народишко любит поклоны класть
Тем, кто на волос  да сильней.
А корону надень – так уже ты власть:
Хочешь – милуй, а хочешь – бей».

«Не на то царю дарована власть,
Чтобы люд честной изводить.
А к тебе сила чёрная собралась –
Вам бы только казнить да красть,
Без разбору – красть да казнить.

Иноверцы, каторжный беглый люд,
Все, кому закон не с руки…
Нет, не праведный гнев собрал их тут,
Не сыны России – враги!

Конфедератам,  с которыми я воевал,
Ненавистен царь на Руси любой.
                Но когда их за бунт свезли на Урал -
Они тоже пошли за тобой.

И рубила твоя басурманская рать
Наши храмы, иконы, жильё…
Вот и сказывай:  баб да детей убивать –
Таково, что ли, царство твоё?»

Помутнел колодника чёрный глаз:
«Оглянись на Волгу, - сказал. –
По весне, когда вода разлилась,
Ты бы силу её сдержал?

Ну, а бунт – он та же  шальная вода:
Ни узды ему, ни берегов.
Я и сам это понял не враз, а когда
Даже кровь горела кругом.
 
Но теперь ничего поправить нельзя,
Пустословны речи твои…
Видно, Бог за что-то решил наказать
Всю-то Русь окаянством моим».

              …Онемела деревня без лая собак,
              Ночь – могилы глухой черней.
              И за Волгой мрак,
              И над Волгой  мрак,
              Ни луны, ни звезды над ней.

Вполглаза сонная стража глядит.
Ситный дождичек моросит.
В обнимку с цепью –
        лишь храп из клети! –
Спит беспечно, как на небеси,
Император всея Руси.

А Суворову в непогодь не до сна…
Он и сам не рыбьих кровей,
Но России судьба его отдана,
И забота о ней – всякой  боли больней
И любой обиды сильней.

Неужель и вправду верит народ,
Что с Емелькой долю найдёт,
Что венец государев когда-то носил
Возмутитель всея Руси?

Никому не вычерпать Волгу до дна –
Столько в ней отовсюду слилось
И ключей, и весенних льдин,
И скорбей народных, и слёз…
Но, как Волга,
                правда у нас одна,
Царь един – и народ един!

                …Поутру  настиг их степной пожар,
А на переправе – шквал, 
Но Суворов – будто всю жизнь в сторожах! –
Из огня и воды Пугачёва спасал
И бессменно клеть на глазах держал,
Да что на глазах – в руках!

И дерзко смеялся пленный злодей:
«Знать, не барин ты мне – слуга!
Так что, правды моей не скрывай от людей,
Если Русь тебе дорога».

Но в Симбирске граф Панин стерпеть не смог
Хвастливых речей «царя»
И в ярости вырвал косматый клок
Из бороды бунтаря.

Отряхнул брезгливо кровавую прядь
И упала наземь она,
И начал ветер её разметать,
Как осенние семена.

Там, в Симбирске, столетье спустя
Новым бунтом они проросли,
А после щедро на людских костях
По всей России взошли.

И в Москве на Болотной, где в лютый мороз
Его казнили тогда,
Опять сквозь остывшие души  пророс
Урожай  бунтарских  рваных волос
Белым инеем на проводах.

Снова кажется:
может быть лёгким хлеб –
Не нужен ни пот, ни труд.
А  толпе  угомону-кручины  нет…

Бунт идёт по России.
Бунт!