(БЕЗ)УСЛОВНЫЕ ЗНАКИ
(МАЛЕНЬКАЯ ПЬЕСА ДЛЯ МАЛЕНЬКОГО КУКОЛЬНОГО ТЕАТРА)
Действие 1
Пустая сцена. Темно. Дали свет. Пустая сцена. Пахнет свежей древесиной. Трое рабочих выкатывают новенькую скамеечку на колесиках. На скамеечке находится пара мужчин. Один из них почти гол, из одежды на нем рыжая борода, покрывающая почти все тело. Другой одет полностью, произвольно.
Чаев (копаясь в бороде):
О чем ты ешь сейчас?
Маркиз:
Сейчас я ничего. Я расторговываю светом.
Чаев:
Что расторговываешь ты-кусты?
Маркиз:
Я перевернул слова и язык.
Чаев:
Вот ты и поймался на крючок-сучок: слова нужно спать, а языком после сна выметать.
Маркиз:
Мне шкаф с тобой чесать тупым, как пробка-скобка! Меня собой не проберешь!
Чаев:
Ты говоришь про нож?
Маркиз:
Ты словоряд кидаешь в ветер. Ты, буква, желтая горелка-стрелка. (Принимает горделивую позу.) Ножом как скалкой можешь укрываться, но только до вторых колен.
Чаев:
А ветер – это кусты.
Маркиз:
Ты снова взялся за свое полено. Нож и кусты – два пара сапога. А сапоги носили вдоль ушей, ведь потому нам и представлены два уха.
Чаев:
Я меркну, тухну, ты – раскраска с твоим-волним. Я много раздавил в тебе беседы и беседок.
Маркиз:
Да, голова моя из кирпичей, которыми она к столу крепится. А за столом сидят двенадцать цифрой и ноги свесив в пруд, спокойно подзывают рыбу.
На сцене появляется еще один персонаж. Он выходит боком. Одет в высокие сапоги и подобие гусарского мундира. Аксельбанты на плечах и груди заменены толстыми макаронами. На голове стоит большая алюминиевая кастрюля. В зале пахнет вареной рыбой.
Маркиз:
А вот и Марта! Стохваткая жена-снабжена-прожжена.
Марта:
Я доила. Я руки утрудила. Самовар поджарила с боков. Вот я каков!
Чаев:
Пахнет пахом. Клеенкой.
Маркиз:
Что ты! Разве пах клеенки таков? Во-первых, клеенка у всех разная, в-седьмых, все ушли в стену и достать их оттуда в ближайших выключатель нет никаких сил-укусил.
Марта:
Он опять проголосил. Проголодал-обглодал. Он, как всегда, в кругу пытливой нашей молодежи.
Маркиз:
О, Марта, ты разреши нам всем отведать душистый чудо-самовар-загар. В нем столько прелестей достойных из круга в круг переплелось. К примеру, кость.
Марта снимает кастрюлю с головы, ставит ее на пол, опускает в нее одну из своих ног – восьмиугольных. Через несколько мгновений протягивает ногу Чаеву.
Марта:
Взбей первым пенки – ты наш календарь! Обычай наш всегда таков – почтенье первым, а хлопки вторым. Не обессудь, когда кислицею не станет запах стоек. У соек.
Чаев долго облизывает ногу в сапоге (восьмиугольном), то и дело икая.
Маркиз:
Да, Марта, ты поскорей нам самовар разлей, а то в глазах бегут побеги от березы, и почки вновь собою заполоняют почву.
Марта аккуратно выливает содержимое кастрюли на пол, каждый начинает лакать еду со своей стороны. Время идет произвольно. Пол чист от еды. Персонажи усаживаются на скамеечку.
Чаев:
Вот это самовар! Как сталь речиста! Так много в нем курчавой дребедени.
Маркиз:
Ты, наконец-то, съежил нужные концы, которые ухлопом в степень уходящего в столбцы.
Марта:
Я слышала однажды-дважды, что где-то есть такие, кто подсамовар жуют руками.
Маркиз:
Ну это - всем смертям назло - не лезет ни в какие рамки-гранки!
Чаев:
Ты льешь все красивее. Красивше, чем в начале пьесы.
Маркиз:
Не удивляйся, Марта, Чаев он еще подранок. Он иногда запутывает так, что звуки тонкими становятся, как вата. Он чуть недавно вышел из земли.
Марта:
Я пузырю, что запахов таких еще не ощущалось в доме нашем, там, где мы пашеньку распашем, где разольет над деревом котлет, где птицами летает пистолет.
Чаев:
А чем растаскан пистолет? Морщинами седыми?
Маркиз:
Ты, Чаев, неотступен, как те деньги, что украшают ветви ивы, и нам приносят в дар по две стены в квартал.
Марта:
Пора греметь отсюда. Не забывай, у нас еще два графика, в которых нужно приключить-включить таких, как ты, душ двадцать семь. А может, с половиной.
Маркиз:
Та половина, словно снежная лавина – слезами наполняет доверху колодец.
Марта:
Не падай свечкой, пройдись по млечной. Чаев, ты – суп-гранит, в тебе он накрепко храпит.
Маркиз и Марта покидают сцену, перепинываясь пустой кастрюлей. Чаев на скамеечке один. Он обреченно чешет бороду, тянет из нее волосинку за волосинкой.
Чаев:
Когда я зеваю-поливаю, я знаю слово – танк. Такая странная машина. Машина? Что за унесенное ведро? Маркиз дал обозначение, что это – птица невысокого полета. Полет – невкусная вода. Пресная! Вода, по-моему, это, как танк, но с другим прикрасом. Брассом! Наконец, разобрался. Как много новых сил у слов. Что есть слово? Вспомнил. Словом нужно говорить. Говорить – самовар варить.
Тут Чаев сползает со скамеечки, раскидывает руки по углам сцены и засыпает, убежденный, что он - Чаев, хотя в его роли об этом не говориться ни слова. Его роль еще родится, как основа. Через две минуты он начинает петь во сне.
В огороде растут огурцы.
Они зеленые, свежие и вкусные.
Они растут из земли.
Земля огромная и пахнет.
На заборах сидят птицы и хором поют песни.
Песни у них веселые.
Мы называемся люди, и живем тут же, на одной с птицами земле.
У нас есть рот, чтобы кушать свежие огурцы.
У нас есть глаза, чтобы видеть веселых птиц и огромность земли.
Еще у нас уши, чтобы слушать песни, которые мы поем во сне.
Еще у нас внутри есть что-то, что заставляет радостно крикнуть: Ааааааааааааааааааааа!!!
Чаев поднимается на локтях и смотрит в зал. Взгляд его туп. Зал смотрит на него. Взгляд зала молчалив.
От самовара нынче пучит всю голову из кирпичей прибитых к стулу...
Глаза Чаева смыкаются, он падает на спину. Его борода почему-то отваливается от его головы и он вновь начинает петь во сне.
Моя любовь, что океан, который покрывает собой поля твои нагие.
Мне не нужны поля другие.
Моя любовь поля твои удобрит и соберет с них дивный урожай.
Рожай же от меня, скорей рожай.
На сцене появляется существо замотанное черными бинтами. Без бинтов лишь его голова. Голова без волос и выкрашена в красный цвет. Существо склоняется над телом Чаева и поглощает его сны. Чаев еще поет.
Память, как камень.
Камни, это мы.
Мы немы.
Кто мы?
Как все случилось?
Олени шли на водопой, реки текли на север, звезды ходили по кругу орбит.
Существ в черных бинтах оказывается двое. Чаев продолжает петь, но очень тихо, слов не разобрать.
Бинт:
Он говорит по графику врага, что за долиной одичалой нам козни лепит из песка на глине.
Бинт:
Он суходревний. Это шелест. Берем его с собой в болотную тревогу. Мы там построим шесть диванов, один другого толще и синей. Андрей.
Бинты обматывают Чаева бинтами и тащат его за ноги по сцене. Голова Чаева спит и что-то тихо говорит.
ДЕЙСТВИЕ 2
На сцене почти темно. В этом почти темном пространстве лежат Маркиз и Марта. Оба в чулках.
Марта:
Начнем немного приключать.
Маркиз (с чем-то в руках):
Я буду вслух лупить по табуреткам, а ты успей нажать и нарожать. Смотри, трубить не забывай.
Марта:
Мне разногласно, зыбко, как в палатке. Ведь мы вдвоем еще не приключались. Успеть бы нам хоть капельку сомнений не расплескать от сытного до постного начала.
Маркиз:
Дырявость времени мне безразлична, я часто ем от времени трубы. Хотя, и мне успеть бы было не под силу, захлопнуть дверь в уютную могилу.
Марта:
Ты продолжай лупанить, это так полезно, и ноги, как в бреду-еду.
Маркиз:
Когда вы приключаетесь в единственном числе, то ноги нужно сдвинуть вдоль гряды и медленно водить по руслу.
Марта:
Куда ты прыгаешь, дярзяга?!
Маркиз:
Отложим приключалость до кануна, когда взойдет печатник-первоцвет.
Марта:
Отложим. В банку переложим. Умножим дробь на дробь. Пускай в саду цветет воробь.
Сцена заканчивается всеобщим сном.
ДЕЙСТВИЕ 3
На сцене светло. Лицом к залу на полу сидят трое: Чаев, женщина, рядом с ней неопределенный персонаж в нагромождении вещей. Да, женщина в ярко-зеленом платье.
Чаев:
Я оказался в принципе двойном.
Женщина:
Ты кто такой, откуда взялся?
Чаев:
Я – Чаев, я – резиновый предмет. Я перегреб отменный самовар у пары дорогих болванок.
Женщина:
Ты волны запахов гонял во время сонных вьюг?
Чаев:
Поблекли синие морщины и время камня не пришло-смешно.
Неопределенный персонаж:
Чаев, замолчи наконец-то! И ты, Снегита, тоже.
Чаев (изумляясь):
Ого! Ага! Угу! Оно крестьянин или хуже? Как оказалось в перевоплощении-умении?
Неопределенный персонаж:
Чаев, заткнись! Я – мудрый дед. Меня совсем немного здесь осталось. Я долго ждал, когда же вас наступит двое, чтоб вам поведать тайну жизни этой и научить, как правильно прожить на сей отринутой земле, на этой грядке, где урожаи – бесконечно пни.
Чаев:
Ты стекловидно засоряешь ветер. Ты, как бумага, светишься насквозь.
Неопределенный персонаж:
Оставь свои дурацкие слова и слушай мудреца, мальчишка. (Чаев подползает ближе.) Ловите оба каждый звук, которым я вас буду награждать, ловите молча и оставляйте глубоко вот здесь (стучит по голове Чаева согнутым пальцем). Я так давно сижу в глубокой, неопрятной сей норе, что эти сволочи меня считают мертвым. Я ничего не ем, я только пью из атмосферы воздух.
Чаев:
Не вижу красоты верхушек во многих отпрысках его. А ты?
Снегита:
Я с этим дедом нахожусь немало дней и, кое-как, способна понимать и избы и стальные перекрытья... (Обращаясь к куче тряпья.) А ты уверен, дед, что Чаев сможет сделать так, чтоб петли и чугунное цветенье... э... нет. Что он всю суть проблемы сможет разгадать, для коей ты готовишь нас на дне поганом этом?
Неопределенный персонаж:
Да, ты права. От радости я позабыл, с кем я имею нынче дело. Но в этом нет греха, я долго ждал подобного момента. Мы будем пробовать, ведь без ошибок не бывает результата.
Тут куча тряпья начинает содрагаться всхлипываниями. Снегита гладит руку деда, случайно выпавшую из нагромождения. Рука выглядит странно. Чаев смотрит на них.
Снегита:
Мой славный боевой герой, ты разогнался под горой и жизнь тебя опять ломает, как лед, как на озерах ледоход. Хлеб ледоходит.
Неопределенный персонаж:
Ну-ну, Снегита, куда тебя опять уводит... Я точно знаю, выход есть, и выход ясен, словно Божий день, как Божия роса, как все, что с Богом мы впитали. Ложитесь спать, а я вам стану говорить, как говорил тебе, Снегита, все эти дни, что прожили мы вместе.
Чаев:
Я ничего не вставлю в этом тесте.
Неопределенный персонаж в нагромождении вещей:
Снегита девочка моя, ты объясни ему, как нужно это делать, а я пока настроюсь на волну. Сегодня день великий и я, подстать ему, - велик! Я новый мир пытаюсь заложить, из тех камней немногих, что под рукой остались. Дай сил мне, Господи!
Неопределенный персонаж загребается в вещи и тряпье еще глубже и затихает там. Снегита что-то шепчет в ухо Чаеву. За кулисами голос петуха произносит: „Философия“. Чаев кладет свою голову на колени Снегиты, она тихонько покачивает голову на коленях. Чаев засыпает, она засыпает следом. Они оба напевают во сне, но что именно разобрать невозможно. Мешают толстые стены и сильный порывистый ветер. В этот момент куча тряпья и предметов приходит в движение и оттуда начинают выходить слова.
Неопределенный персонаж:
Покой для вас блаженный наступил и вы меня должны беспрекословно слушать, внимая всем моим словам и звукам.
Я буду много говорить, я буду говорить без остановки (на остановку просто время нет).
Случилось так, что мир в котором обитаем и поныне, по чьей-то воле (скорей всего, самих людей) совсем испортился, совсем с ума свихнулся.
Он позабыл откуда что взялось, откуда сами мы сюда попали, как правильно произносить слова и мысли, да и вообще какими стоит быть.
А посему, нам к первой точке нужно подойти, к истоку вечному и от него затем карабкаться к вершине, которая зовется верой в Бога, и прославляет разум.
А этот хлам, которым мир завален ныне (как я вот этим бесконечным хламом), скорей всего, вам разгребать вдвоем придется.
Еще кого-то ждать нельзя, мне скоро уходить, мое тик-так играет время.
Ах, это время!
В нем всяких хитростей полно: то раздает века кому попало, а то секунды из ладоней вырывает.
Играет время с нами, не дав нам правила игры для ознакомленья.
И нам поделать ничего нельзя – оно всегда хозяин, мы - бесконечно гости в нем.
И в этом суть всего.
Простите, зритель, я отвлекся, отплыл от берега и весла позабыл. Прошу прощения – от радости сгораю!..
Итак, Снегита, запомните одно: все, что бормочите вы сонно, пока не понимая смысла этих слов, и есть тот истинный язык, которым люди жили все века, которым нас Создатель наградил.
Снабдил для истинности чувств.
А что теперь мы видим?
Народы выродились так, что женщинам не ведомо рождение детей, мужчины, орган половой считают лишним, пустым довеском к организму.
Они убили жизнь в себе и очень рады жизни новой.
Когда проснетесь вы, еще о многом буду с вами говорить я, внушать слова вам, мысленные знаки.
Еще запомните одно: что человек, есть человек (пока лишь я и двое вас), об остальных судить мне трудно, хотя, я полагаю еще есть где-то люди, но мне о них никто не сообщал...
Я много лет ловлю мыслительные волны, но только ваши лишь поймал.
Конечно, мало, но что поделать, б...., такие времена.
Теперь запомните еще, пожалуй, главное, что точка изначалья, истока сущего: Земля – планета наша, на ней располагаются моря, леса, над нею небосвод и бесконечность звездного пространства, над всем же этим – только Бог.
Он все вокруг, он в нас, мы в нем, от века и до века, так было, есть и будет так всегда!
Ну, а теперь урок словесности, который первым кирпичом уложен будет во храм познанья этих двух двуногих...
Неопределенный персонаж медленно наползает все кучей на спящиe тела и долго-долго что-то шепчет. В зале ничего не слышно, но зритель прислушивается. Занавес опускается через два с половиной часа.