– Поговорим о философии. – Не шагнём ли шире, чем позволяют штаны? – Не будем так шагать. Как ты понимаешь выражение: «Тюрьма народов?» Слышал это от одного американского президента и наших противных диссидентов, но над сутью этого «постулата» не задумывался. – Я задумался при чтении первой главы книги «Записки из мёртвого дома» Ф. М. Достоевского. В ней с чувством, с толком с расстановкой об этом сказано. Во всех тюрьмах, в разных их видах, во всём мире это есть. – Закономерно? – Да, так же как и рыночные отношения идут по закону пятипалой руки рынка. Закономерно! – Интересно твоё видение.
- В первой главе «Мёртвый дом», - острог, значит, сказывается, что было там 250 мест, примерно, что с разных краёв России прибывал туда преступный народ. Они приходили, другие уходили, третьи умирали. Были такие, которые считали себя вечными каторжниками. Они так говорили: «Вам на срок, а нам вдоль по каторге». – Представляю. Не завидую им. – Слушай далее. О своих «повестях» заключённые не рассказывают. Так принято. Они стараются о прошлом не вспоминать. Народ там был более грамотный, чем в среднем по стране. Одет был соответственно. Естественно. Мрачно там. В своей трудовой жизни мне приходилось бывать за колючей проволокой, – пропуск имел. Свободным экспедитором был. Видел эту мрачность. Так вот, с первого взгляда автора, была заметна общность в этом семействе: даже самые оригинальные , резкие личности, царившие ранее над другими, старались попасть в общий тон всего острога. Были весельчаки по натуре, но их презирали. Способность ничему не удивляться была величайшей добродетелью. Было несколько истинно сильных людей; те были просты - не кривлялись, для виду. Но странное дело: из этих настоящих, сильных людей некоторые были тщеславны до последней степени, почти до болезни. Вообще, «на зоне», тщеславие, наружность были на первом плане. Большинство было развращено и страшно «исподлилось». Сплетни и пересуды были беспрерывные: это был ад, тьма кромешная. Но против принятых обычаев острога никто не восставал; все подчинялись. Некоторым было очень трудно подчиняться, но подчинялись. Добровольно – принудительно – демократично. Совсем «крутые», которых «на воле» все окружающие их люди боялись, сразу понимали, что они не туда попали. – Что здесь «все такие»? – Так именно. Они попадали в общий тон. Было какое – то достоинство и им был проникнут каждый обитатель острога. Точно, в самом деле, звание заключённого составляло чин, да ещё и почётный. Даже признаков стыда и раскаяния не было. Сквернословили ужасно. Ругались утончённо, художественно. Ругаясь, старались взять не столько обидными словами, сколько обидным смыслом, духом, идеей. Все были друг другу чужими. Сплетни, интриги, бабьи наговоры, зависть, злость были всегда на первом плане в этой жизни. – Так и ныне в эфире такого добра много! Ничего не понимаю. Стоим на месте, что ли? Не движемся к прогрессу? – Движемся, но медленно. Философы читают, что жизнь движется вперёд ПРОТИВОРЕЧИЯМИ. – Борьба противоположностей. Переход качества в количество. Колесо истории катится вперед, иногда пугает, стараясь упасть, что ему мешает, - не дано нам знать. Сам сочинил это, давно. К слову вспомнил. Но без своего, творческого дела, и там люди старались не оставаться: каждый что – то своё творил. Друг от друга сидельцы многому учились. – Человек – существо общественное! Оно создано творцом по своему образу и подобию! Без творческого труда на пользу другим людям он ничто, - не человек с большой буквы. В. Лоб.