Я подбросил в камин можжевеловых дров, сел в кресло-качалку, укрыв ноги пледом, взял в руки дневник моего деда: кожаный переплет, пожелтевшие от времени страницы. Я вдохнул в себя запах тайны, мистики, романтики. За окном дачи не на шутку разыгралась метель, ветер пригоршнями бросал в стёкла снег вперемешку с острыми льдинками, в гостином зале горели три свечи в старинном канделябре, свет пламени очага разогнал по углам унылые серые тени, которые норовили прикоснуться ко мне, единственному живому существа на многие километры в округе. Зима, февраль-месяц, книга в потрепанном переплёте, горячее вино со множеством специй и величайшая тайна, открытая мне человеком, прожившим долгую и интересную жизнь. Его нет уже три года, но воспоминания о последнем рыцаре Розы и Креста, который меня воспитал, вложил в меня знания, полученные им за нескольких веков насыщенной яркими событиями жизни, навсегда останутся в моей душе.
***
«Андернах, Германия, 1610 год.
___________________________
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец, известный всей Германии мастер-кузнец, подарил своему единственному сыну клинок: узкое, обоюдоострое лезвие длинной триста миллиметров, очень красивая, в форме спирали гарда, витая рукоять из ореха.
— Это первый шаг на пути становления тебя, Гюнтер, как мужчины. У меня тоже есть оружие, которое мне подарил отец.
— Сколько будет таких шагов, отец?
— Не знаю. Всё зависит от человека, от его внутреннего я, сын. Кто-то становится мужчиной в десять лет, кто-то в двадцать. У меня много знакомых, которые находятся в почтенном возрасте, но мужчинами так и не стали.
Я подошёл к очагу, рассматривая подарок. На узком, в два пальца шириной лезвии были отчётливо видны какие-то знаки. Двенадцать с одной стороны лезвия, двенадцать с другой.
— Это руны, сын. Всего их двадцать четыре, двадцать пятая находится под запретом.
У меня возник вопрос: что это за руна, которой нет на клинке?
Отец на этот вопрос не ответил, лишь покачал головой: «придёт время, узнаешь. Если захочешь узнать, конечно».
Мама умерла при моём рождении, отец не сразу, но нашёл ей замену. Молодая, на четыре года старше меня, Луиза Бремен была красавицей. Высокая, зеленоглазая, с красивыми волнистыми каштановыми волосами, она не оставляла равнодушным ни одного мужчину Андернаха. Все знали, кто у Луизы муж, поэтому помалкивали, когда она появлялась на рынке, в церкви, просто так прогуливалась по улицам нашего красивого города, или стояла на берегу Рейна, провожая глазами корабли, поднявшие паруса. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, мы с ней друзьями так и не стали. Почему? Не знаю. Скорее всего из-за того, что на месте Луизы я всегда представлял свою маму, которую никогда не видел. В объятиях отца, сидящую с нами за столом, в кресле-качалке у горящего очага. Именно в день моего рождения произошло то, что навсегда изменило мою жизнь и отношение к ней: я первый раз увидел, как отец и мачеха, лёжа на оленьей шкуре возле разожженного очага, занимались любовью. Луиза сладко постанывала, отец рычал как дикий зверь. А я стоял за приоткрытой дверью-своей спальной комнаты и смотрел на это, как мне тогда казалось, непотребство. Сколько я стоял неподвижно у двери? Пять минут, десять, вечность? Время для меня тогда остановилось, я смотрел на разгоряченные, поблескивающие в отблесках пламени огня, потные тела двух человек не в силах пошевелиться.
«Маркус, мне кажется, что на нас смотрит Гюнтер», – прошептала Луиза.
«Пусть смотрит. Я специально дверь спальной приоткрыл. Пора Гюнтеру становиться мужчиной, Луиза. Пусть он узнает правду от нас, а не от …»
Я не дослушал отца, хлопнул дверью и лёг в кровать. Но разве уснёшь после того, что увидел? Мне казалось, что подушка неудобная, потом неожиданно для себя я понял, что пуховое одеяло очень тяжёлое. В спальной комнате стало очень холодно, но моё тело охватил жар. И я понял, что мне сейчас хочется больше всего на свете. Женщину. Не обязательно такую же красивую, как Луиза, но такую же страстную. Время шло, на башне ратушной площади часы ударили два раза и дверь в мою комнату приоткрылась. Я, притворившись что сплю, замер. Голова закружилась от запаха лаванды, мужское естество взбунтовалось, когда Луиза прижалась ко мне горячим и желанным телом и я почувствовал прикосновение её груди. Упругой, молодой.
«Ты же не спишь, Гюнтер», – прошептала моя мачеха.
«Прошу тебя, Луиза, уйди. Не дай Бог отец узнает о том, что ты была у меня в комнате. Прошу, не надо…»
Но остановить её я уже не мог. Да и останавливать не хотел. Луиза сняла с себя ночную рубашку, сорвала с меня длинную ночную сорочку.
«Ты унаследовал от отца силу, Гюнтер, ты хороший мечник, ты очень красивый. Сделай со мной то, что обязан сделать, что хочешь сделать. Это будет твоим вторым шагом на пути..»
Я не слышал слов Луизы, все посторонние звуки исчезли. Я слышал только как бьются наши сердца, как сладостно постанывает мачеха.
«Да.. Да.. Да!», – повторял я вновь и вновь в такт движениям своего тела.
«Да.. ещё.. хочу.. », – шептала Луиза.
Я гладил её тело, целовал губы со вкусом вишни, вдыхал в себя запах лаванды и корицы. Потом мир перевернулся с ног на голову: тело Луизы выгнулось дугой , она закричала и прижала меня к себе так сильно, что я не мог вздохнуть. Низ живота опалило жаром, голова закружилась, губы растянулись в идиотской усмешке и перед глазами появилось множество разноцветных точек. Я долго падал в пропасть, мне стало хорошо, я почувствовал, что стал мужчиной, а моя мачеха – шлюхой. На моих губах была кровь мачехи из прокушенной ею губы. Правой рукой я нащупал лежащий на прикроватной тумбочке клинок с рунами, посмотрел в красивые зелёные глаза той женщины, которая сделала меня мужчиной. Кровь, дурманящая сознание, солёная на вкус.. Нелюдь! Крики о помощи, стоны, судорожные движения молодого женского тела и яркий свет в спальной комнате.
Руны клинка полыхнули кроваво-красным светом и в воздухе появились их копии. Двадцать четыре руны кружили в воздухе и я, как зачарованный, смотрел на этот неистовый танец загадочных знаков, на хоровод огненных рун.
В голове появилось множество голосов, они произносили непонятные слова и я, помимо своей воли, начал эти слова произносить вслух.
«Альгиз».
Из хоровода выпала багровая руна и упала на подставленную мною ладонь.
«Беркана», «Вуньо», «Дагаз»…
Когда последняя руна «Эваз» прикоснулась к моей руке, я понял, что знаю не только название рунических знаков, но и их предназначение, из смысл. Руны навсегда поселились во мне, я стал неотделимой часть рунного алфавита, магии…
Похоронили Луизу Бремен за кузней отца, под старой яблоней. Избитый до полусмерти отцом, я забрасывал могилу мёрзлой землёй, вытирая рукавом тёплой куртки горячие слёзы. Отец держался рукой за ствол яблони, раскачиваясь из стороны в сторону. Когда я увидел его лицо, то отшатнулся и закричал: из тридцати пяти летнего здорового мужчины отец превратился в дряхлого старика. Чёрные круги под глазами, выпирающие скулы..
«Папа, я не знаю....».
«Не надо слов, Гюнтер, – перебил меня отец. – Я знал, что рано или поздно в тебе проснутся знания предков, охотников за нечистью. В том, что произошло в твоей спальне – моя вина. Это я попросил Луизу сделать то, что она сделала. Но в тебе проснулся воин, он почувствовал присутствие рядом с собой чёрной крови. Охотник, то есть ты, сделал то, что должен был сделать. Ты убил ведьму, сын, с моих глаз упала пелена и я прозрел, увидел то, чего раньше не видел».
«Луиза была ведьмой? – я не поверил словам отца. – Ведьма жила долгое время под одной крышей с нами?»
«Долгая история, Гюнтер. Потом как-нибудь расскажу тебе о том, где и при каких обстоятельствах я встретил Луизу».
«Что-то мне подсказывает, папа, что ты её встретил на кладбище. Так?»
Отец посмотрел мне в глаза и кивнул. Потом, словно собравшись с духом, он произнёс:
«В течении дня, может двух, я продам дом, кузню и мы из Андернаха уедем в город Бюрен. Там я родился, там я должен умереть. На окраине Бюрена строится великолепный замок, хорошие кузнецы князю Пандербону, думаю, не помешают. Когда тебе исполнится шестнадцать лет, попробую тебя пристроить учеником к королевскому придворному магу Мунке Хитрому. У тебя, как и у всех наших предков, хорошая предрасположенность к магии. Ты должен стать воином, бороться с нежитью, с нечистой силой, стать одним из нас, сын».
«Одним из нас, – прошептал я. – Ничего не понимаю».
Отец показал плечо и я увидел набитый на теле рисунок Розы и Креста.
****
Окрестности Замка Вевельсбург, город Бюрен,
Германия. Май-месяц 1815 года.
_____________________________________
В каждом человеке есть что-то от дикого зверя. Большинство людей загоняют его далеко-далеко, пряча как можно дальше, скрывая от себя и от своих родственников злобу, ненависть к окружающим и близким. Зверь уже полчаса гнал Его вперёд по просёлочной дороге. Он иногда останавливался, жадно загоняя в лёгкие воздух, пропитанный болью и страхом. Она где-то рядом, она бежит от него, её ноги скользят по раскисшей от дождевой воды земле. Запах боли и страха, запах отчаяния и совсем немного запаха надежды. Он усмехнулся, оскалив пасть с огромными клыками, зарычал. Туман, пришедший со стороны болота, накрыл землю плотным слоем белого молока. Туман мешал ему охотиться, наслаждаться погоней в полной мере. Он увидел на земле белый матерчатый пояс, которым она была подпоясана, зарычал от предвкушения и вожделения. Насладиться молодым женским телом, попробовать на вкус кровь красивой женщины, погрузить в плоть нож, подержать в руках бьющееся сердце. О, да! Смерть одного человека, это почти год к его жизни. И Он это сделает, потому что расставил хитрые силки и лань обязательно попадёт в ловушку, в глубокую яму. И тогда… Он остановился, прижал руки к паху. О, да..
Где-то далеко раздался удар церковного колокола, второй. Его тело пошло рябью, руки удлинились, как продолжение пальцев появились длинные и узкие когти. Зверь припал к земле: следы той, за которой шла охота, свернули с дороги и терялись где-то в лесу. Это хорошо, это ему очень нравится, это очень хорошо и замечательно. Как её зовут, эту рыжеволосую красавицу? Магда? Да, по-моему, Магда. Он прохрипел: «Магда, милая, почему ты убегаешь от меня? Я создан для того, чтобы простить все твои прегрешения, я смою их с твоего тела кровью, Магда».
Он сам испугался своего рыка, потом засмеялся, когда услышал совсем недалеко от себя женский крик, когда почувствовал в воздухе сильную боль. Магда, возможно, поскользнулась и теперь окончание охоты дело времени. Точнее, минут. Он бежал по лесу не замечая, как по лицу бьют ветки деревьев, как заплетают ноги нити кустарников. Для него сейчас не был неба и земли, Он почти не дышал, поэтому не обратил внимание на резкий звук, который издаёт меч, извлекаемый из ножен. Он видел только её, рыжеволосую красавицу Магду, которая сидела возле огромного дерева, опершись спиной о его ствол. Он захлебнулся от запаха боли, голова закружилась от огромного количества ненависти, которое… Он споткнулся, упал на землю: ненависть исходила не от Магды. Он посмотрел по сторонам и закричал от ужаса, от понимания того, что из охотника превратился в дичь. Он увидел настоящего Охотника, который держал в правой руке меч сталборт, в левой – узкий клинок, с лезвия которого на землю стекали огненные руны.
«Ну здравствую, Изарахорд, он же Мясник, он же Падальщик», – произнёс Охотник и Он вспомнил имя этого человека: Гюнтер Палач. Гюнтер Молния, ученик самого Мунке Хитрого, величайшего мага и алхимика. Он заскулил, попробовал подняться на ноги, но Охотник приставил острие меча к спине и сказал: «Только пошевелись, падаль!»
Охотник указал клинком с рунами на огромные кучи хвороста. Пламя пяти костров разогнали ночную тьму, пять ярко-жёлтых линий соединили костры в огромный пентакль, в центре которого находились Охотник и младший демон Изарахорд. Огонь жалил демона, одежда на нём начала тлеть и нелюдь взвыла от боли.
«Ну что, Изарахорд, пришло время платить по счетам. Шестьсот человеческих жизней и полгода нашей с Магдой охотой на тебя, мразь. Ты не захотел возвращаться в тонкий мир, тебе понравилось жить среди людей, повелевать ими. Так, демон?»
«Эта сучка была всего лишь приманкой, Охотник?»
«Да, демон. Мы с Магдой исколесили полсвета, но наконец-то своего добились. Кто призвал тебя в мир людей, Изарахорд?»
«Будь ты проклят, Охотник, Палач, Гюнтер Молния. И ты будь проклята, Магда!»
Он попробовал встать с земли, но сразу же почувствовал резкую боль в шее. Тело сковала руна Подчинения и демон закрыл глаза. Охотник поднял над головой окровавленный узкий клинок и из него в небо ударил тонкий, ярко-белый луч света. Небо ответило Охотнику раскатом грома и ветвистой молнией, осветившей замок Вевельсбург. Северная башня замка полыхнула огнём, раздался громких треск раскалённых докрасна камней.
«Так-так, – удивлённо произнёс Гюнтер, – никогда бы не подумал, что в замке проводят обряды жертвоприношения и призывы демонов».
«Так знай, человек, таких замков множество. Таких как ты – единицы и вы, рано или поздно, проиграете».
«И не мечтай, Изарахорд. Может, тебя отправить в твой мир? Как думаешь?»
«Лучше убей, Охотник. В моём мире не терпят нарушителей законов».
«Как скажешь, демон, как скажешь».
Сталборт сделал свою работу. Отделёная от тела голова демона покатилась по земле, вспыхнула багровым светом, тело Изарахорда превратилось в пепел, который подхватил ветер и рассеял в окрестностях замка Вевельсбург.