День седьмого ноября - красный день календаря. Чем дальше от даты Великого Октября, тем выше его значение. В результате революции Россия была не только спасена и защищена от распада, но и получила столь мощное развитие, что смогла выдержать великую войну со всем западным миром, а после предательств в правящей верхушке и распада СССР более четверти века создаёт устойчивое положение для разрушающей и растлевающей всё и вся либеральной тусовки во власти. По сути сама власть, большинство в правительстве закладывает под страну не один уже год взрывчатку, а взрыва-то всё нет и нет. Более того, Россия начала переформатировать весь мир, ориентируя его на жизнь без войн на основе договоров и справедливости. Поистине, Россией управляет сам Бог.
Вот эти мысли я и обкатывал в канун праздника, когда обзванивал знакомых и родных, с кем у меня нет связи через социальные сети. И во время телефонного разговора Алик из Мёнхенгладбаха, Альберт Фридрихович Шауфлер, двоюродный брат моей покойной жены, сказал, что знал одного немецкого писателя, который родился и вырос в Германии, воевал на стороне Вермахта, попал в советский плен, выжил, вернулся в ГДР, был и на западе Германии после её объединения, сохранил доброе отношение к русским людям, к русскому языку и к тому строю, который был в Советском Союзе и в Восточной Германии, считал, что они создавали условия для творческого развития и самосовершенствования людей. Писатель издал книгу на русском языке, которую сам написал по-русски. У Алика есть эта книга, она подарена ему автором, с которым он был дружен, и он готов мне дать её для прочтения.
Меня заинтересовало рассказанное, личность автора книги привлекла, захотелось узнать побольше. По названию книги я узнал через интернет и имя автора, книгу прочёл залпом за одну ночь и надумал рассказать коротко и об авторе, и о его книге.
Должен отметить, что я с детства различал немцев и русских немцев. В лагере для военнопленных возле перевалочной базы в Кыштыме были немцы. Они воевали против нашей страны, жили за колючей проволокой, хорошо охранялись. Потом лагерь открыли, и немцы в добротных, как мне казалось, суконных серых костюмах расползались по всему городу. Они предлагали свои вещи обменять на продукты питания. С одним из них я сторговался: взял у него металлическую ручку трубочкой, где с одной стороны перо, а с другой – карандаш. С этой ручкой я года два или три ходил в школу. Помимо основных свойств, через неё было удобно плевать жёваной бумагой. Взамен я вынес пленному немцу килограмма три картошки.
А русские немцы жили в России, но сохранили свои традиции и язык. Как говорил Густав Малер, «традиция – это передача огня, а не поклонение пеплу».
В нашей улице русских немцев не было, но были на соседних, я многих знал по именам и фамилиям. Они были трудолюбивы и аккуратны. Так сложилось, что большую часть жизни я связан с русскими немцами. Многие из них переехали в Германию, когда это стало возможным, некоторые уже вернулись в Россию. В огромном семейном древе, которое мы с сыном выстроили, расставлены по местам более тысячи немецких имён.
Прочитав за ночь книгу «Цель — выжить. Шесть лет за колючей проволокой» (2001), я считаю, что нашёл бы общий язык и мог бы подружиться с её автором – Клаусом Фритцше, коренным немцем, полюбившим страну, в которой шесть лет провёл в неволе. Наши взгляды на многие процессы, проходящие в двух наших странах и в мире, мне кажется, совпадают. Потому я и пишу эти заметки.
Тридцать лет назад пала берлинская стена и по сути погребла под собой восточных немцев. Восточная Германия была аннексирована в чистом виде. Тридцати лет не хватило, чтобы нация стала единой, чтобы бывшие ГДРовцы могли на равных претендовать на рост по службе, на оплату труда, на учёт мнения, на образование.
Десять лет назад в школьных немецких учебниках истории была искажена роль русских немцев в Советском Союзе. В Дюссельдорфе был митинг возле здания Ландтага. Я был на нём, многие переселенцы из России и республик бывшего Союза выступили на митинге, надеялись восстановить правду и справедливость. Нас не услышали. Немецкая пресса представила митинг как сборище неофашистов. А группы сторонников Антифа бесновались вокруг, через мегафоны заглушали речи. Потом узнал, что организаторам митинга не удалось опровергнуть ложь. Больше ни в одном таком мероприятии я не участвовал.
Вот теперь пресса говорит о выходках фашистов или неофашистов в Дрездене. По тем кадрам, какие я видел, не было ни одного фашистского лозунга, люди вышли на площади, чтобы защитить права своих семей, своих детей от безудержного наплыва мигрантов из арабских стран и Африки. Пресса Германии фашизм ищет там, где идёт защита естественных прав коренного населения.
Я отвлёкся от темы, но это отвлечение показывает, что на второй, на третий год пленный немец на бытовом уровне не воспринимался уже в СССР как захватчик или чужак.
Итак, Клаус Фритцше (нем. Claus Fritzsche). Родился он 5 мая 1923 года в Wormsleben, это крошечная деревня в земле Саксония-Анхальт в Германии. Не на каждой карте её теперь найдёшь. Родился в семье учителя-фронтовика, инвалида Первой Мировой войны. В 18 лет поступил на курсы бортрадиста, окончил их и получил звание фельдфебеля (нем. Feldwebel), помощник офицера в Люфтваффе.
Новоиспечённого бортрадиста направили на Восточный фронт. Служил стрелком-радистом 100 эскадры бомбардировщиков «Викинг» (KG 100). Эскадра базировалась в городе Сталино на Украине. Этот город в Донбассе известен как Юзовка в 1869 – 1924 годах, как Сталин в 1924 – 1929, Сталино в 1929 – 1961годах, а потом стал Донецком (укр. Донецьк). Это тут уже в недавнее время после фашистского переворота на Украине шли жестокие бои за аэропорт с конца апреля 2014 года до середины января 2015 года.
А тогда, летом 1943 года, в Сталино базировалась эскадра немецких бомбардировщиков. К тому времени итоги боёв за Сталинград уже были известны, потому сильнее были бомбардировки советского тыла. Клаус Фритцше прибыл на фронт 1 июня 1943 года, а 13 июня уже участвовал в первом боевом вылете - ночной бомбардировке нефтеперерабатывающего завода под Саратовом. На следующую ночь — второй ночной рейд по тылам, естественно, с бомбометанием.
19 июня 1943 года начался для Клауса третий боевой вылет, было задание - уничтожать суда в дельте Волги. Бомбардировщик «Хейнкель-111» 3-й эскадрильи KG 100, бортовой номер — 6N+FL, командир — майор Пауль Клаас, был сбит над Каспийским морем или огнём канонерской лодки «Ленин», или зенитками грузового парохода «Меридиан» и сел на воду. Экипаж был подобран советскими войсками. Так Клаус Фритцше оказался в советском плену на целых шесть лет, до апреля 1949 года.
Я не буду пересказывать, в каких лагерях побывал Клаус, чем занимался и с какими людьми сталкивался в течение этих шести лет. Книгу можно открыть в интернете и прочитать самим. Отмечу только, что он поставил перед собою цель выучить русский язык, считая, что это поможет ему выжить в плену, он стал учиться в антифашистской школе с искренним убеждением, что это необходимо, стремился быть честным, не увиливал от работы, проявил творчество при изготовлении, например, детских игрушек и украшений на рождественскую ёлку, а когда появилась возможность, то участвовал в художественной самодеятельности и играл в лагерном оркестре. Для многих, с кем он встречался в лагерях, он стал не Клаусом, а на русский лад Колей. Потому я и в заголовок вынес именно это имя Коля Фритцше.
В 1949 году, когда Клаус Фритцше вернулся в ГДР, его уровень подготовки на двух языках признали хорошим и он стал техническим переводчиком. В январе 1954 года открыл собственное бюро переводов в ГДР, которое специализировалось на создании двуязычных словарей для металлургии, энергетики и по подъёмно-транспортному оборудованию. Дважды побывал в Советском Союзе. Умер 14 июля 2017 года, в 94 года. Похоронен в Дрездене.
Что сказать о книге? Она правдива и искренна. Но её плохо вычитали. Написана по-русски, но некоторые моменты с точки зрения русского безграмотны, хотя внешне вроде бы всё верно. Просто русские так не говорят и не пишут.
Кстати, в перестроечные годы я познакомился с интересным журналистом немецкой газеты Губертом Михайловичем Витлифом. Он откликнулся на мою публикацию в «Вечернем Челябинске» о русских немцах, потом сам приносил статьи для нашей газеты, я помогал ему готовить его работы к публикации, а также редактировал рукопись его книги, где он рассказывал о своей судьбе, о работе в трудармии на Бакалстрое, на строительстве Челябинского металлургического комбината с апреля 1942 по сентябрь 1946 года. Он говорил и писал грамотно, но нередко фразы были такими, которые выдавали в нём немца. В них всё правильно, но как-то не по-русски, хотя он всю жизнь прожил рядом с русскими. Родился в 1922 году в Гомельской области в многодетной семье. Жили на Украине, в Нижнем Поволжье, В Гурьеве, учился заочно в Московском институте на учителя немецкого языка, работал учителем, всё складывалось нормально, но в 1941 году началась война, а осенью семью депортировали из села, где у них был свой дом, отправили в глухую деревню Оренбургской области, разместили в глинобитной каморке без окон и дверей. Отец вскоре умер, а Губерт обморозился при пешем переходе. Потом была мобилизация в трудармию в Челябинск на Бакалстрой, где первое время пришлось жить в неотапливаемой землянке. Вот об этом и была его книга. В 1988 году Губерт Михайлович вступил в Немецкий культурный центр, ездил в Германию по вопросам проекта и финансирования строительства костёла в Челябинске. Наши контакты прервались неожиданно, когда в 1992 году меня отлучили от освящения в газете политики и общественной жизни, но разрешили выпускать страницу «Потребитель».
И вот в книге Клауса Фритцше я встречаю подобные обороты речи, которые, как правило, у русских не приняты.
Для писателя Юрия Костина Клаус Фритцше стал одним из прототипов и консультантом романа «Немец» (2006), по этому роману снят восьмисерийный телесериал «Немец». Посмотреть его мне пока не удалось. Автор романа вначале направил Фритцше несколько глав и попросил дать рецензию, а затем отправлял Фритцше отдельные главы для уточнения фактических деталей.
Воспроизведу некоторые фрагменты из книги Клауса Фритцше «Цель – выжить».
В подвале большой зал, битком набитый людьми в военной форме,
мужчинами, женщинами и детьми. Вижу пилота и механика, присоединяюсь к ним. Русские пытаются завести с нами разговор. Матрос, улыбаясь, подает клочок газетной бумаги, я даю понять, что не понимаю. Тогда он начинает крутить этот клочок, положив на него махорку, сформовал и предлагает мне эту гильзу склеить слюной. К моему счастью, пилот имеет некоторый опыт и детально
объясняет, что нужно делать. Вот так впервые закурил махорку под взрывы бомб, которые сбросили на нас оставшиеся в строю товарищи эскадры No 100. Ранее вообще не куривший, с тех пор я стал курить махорку беспрерывно в течение шести лет. Вернувшись на родину, не мог привыкнуть к тогдашним сигаретам. Продолжал курить махорку, которую покупал у советских военных. От махорки все же пришлось отказаться, поскольку непривычный для немцев запах дыма стал отталкивать от меня людей.
В один из августовских дней ко мне обратился лейтенант Мейер:
- Сено косить умеешь?
- Умею.
- На сенокос хочешь?
- Хочу.
- Пойдешь на ближнюю пристань, там мужик с бородой ждет тебя в лодке, поможешь ему, а он тебя накормит.
Пошел я с удовольствием, мужика нашел, сели с ним в лодку. Объяснил,
что умею грести, и мы поехали к противоположному берегу. Какая же радость - спокойно плыть по воде, снизу любоваться бортами барж и судов, которые возвышались метров на десять и больше. Погода прекрасная, настроение тоже. Я старался показать мужику, как хорошо умею грести. Сам он человек симпатичный, с веселым блеском в глазах, а главное, смотрит на меня как на обычного человека, без всякой враждебности. Вытащили лодку на берег и начали косить. Опять подвернулся случай показать свою силу и умение. От мужика не
отстал ни по скорости, ни по ширине размаха. Шагаем вдвоем по лугу, как опытная пара косарей. Хотелось мне заслужить похвалу от этого человека. Говорить и думать о войне, о ненависти, о плохом мне совсем не хотелось. Это были чудесные часы жизни свободного человека.
Настало время обеда. Мужик угостил тем, что у него было, - черным
хлебом со свежим молоком. Вот и наслаждение. Вкус этот остался в памяти навсегда. Сколько раз ни пытался после приятной работы ощутить этот райский вкус - бесполезно. Работу довели до конца, вернулись, и мужик в знак благодарности крепко пожал мне руку. Время, каким ты можешь быть приятным даже в плену!
28 сентября 1943 г. На полуторке вдвоем отправляемся в Астрахань.
Впервые вижу речной вокзал, где люди с различным багажом толпятся в ожидании парохода. Любуюсь в определенной степени экзотической картиной. Смотрю на непривычную для немца смесь представителей разных национальностей. Волосы от белокурых до темно-черных, глаза от круглых до миндально-овальных, носы тупые и длинные, прямые и искривленные, одежда пестрая и неприметная. А я стою в форме пилота немецких ВВС, и никто на это не обращает внимания. Пытаюсь на лицах найти выражение гнева, вражды и ненависти, но безуспешно.
Людская масса растворяет меня в себе.
Болел. Вылечился я достаточно быстро, занятия по русскому языку возобновились, беседы с Мейером на немецком и с врачом на русском продолжились. Разговорная речь улучшалась изо дня в день, а понимал я уже почти все. Во всяком случае смысл речи я улавливал. Но судьба приготовила мне особенную кашу. Вечером после работы мы с Тамарой Николаевной сидим в медпункте, она за письменным столом, а я, напротив, и смотрим друг другу в глаза. Она, очевидно, решила,
что я уже достаточно знаю русский язык, чтобы позволить нам общение на душевном уровне. А я, к сожалению, не был подготовлен к таким тонким темам. Просто по общему психологическому состоянию, хотя смысл ее слов понял.
Спрашивает она: "Коля, ты меня любишь?"
Найти ответ на такой вопрос довольно просто. Она со мной обращалась как с хорошим другом, но я решил повысить оценку. Отвечаю: "Да, как родную мать".
Никогда не забуду взрыв отвращения и изумления на ее лице. Глаза ее,
только что излучавшие доброту, стали черными и метали молнии гнева. Она встала и вышла без слов, а я сидел и соображал, что за преступление я совершил. Она была старше меня лет на 5 или 7, облик ее меня не воодушевлял, а переход из положения летчика в раба я еще не ощутил, не понял. Может быть, все случилось к лучшему, так как тесные связи персонала с пленными карались тогда очень строго.
- Гитлер капут, скоро домой. - Этот стереотип "скоро домой" я впервые услышал на пароходе. Но это доброе пожелание преследовало нас, военнопленных, на всем пути плена вплоть до его реализации. Разве злой враг, имеющий в своей голове закоренелое желание "умри немецкая сволочь", желал бы "скоро домой"? Нет.
"Скоро домой!", а передо мной лежали шесть долгих лет плена, но я
никогда не забывал, что многие русские хранили в своей душе желание, чтобы я дожил до возвращения на родину. Эти два слова я не воспринимал как пустое утешение, но для меня они навсегда остались выражением добродушия и гуманности большинства русских людей. Если "скоро домой", то значит не надо поддаваться пессимизму, нужно смотреть вперед, в светлое будущее активно справляясь с трудностями положения. Спасибо тем, кто говорил мне "скоро домой!"
Из сумки конвоир вытаскивает сюрпризы: хлеб, сало, сыр, концентраты.
Сварили кашу, ели из одного котелка.
- Ты досыта наелся?
- Досыта!
- Хлеб с салом хочешь?
- Хочу, спасибо!
Когда пароход причаливает к пристаням, он просит меня быть около него.
Так, при отличной погоде, проходит тот незабываемый рейс по Волге. Покидаю пароход в восхищении. Поскорее бы очутиться в лагере и отправиться в антифашистскую школу.
Пришла зима с морозами. Крупный конвейерный цех отапливался нефтью, которая заливалась в открытый бак. Черный дым
поднимался к крыше здания, там сгущался и в нисходящих потоках циркуляции воздуха спускался вниз в виде черных хлопьев. Это черное вещество прилипало как к одежде, так и к открытым поверхностям человеческой кожи. Любые предметы покрывались черной мазью, в результате чего, работающие на рембазе пленные выглядели как негры.
В середине ноября в лагере прекратилась подача воды по водопроводу.
Колодца в лагере не было, воду для кухни привозили в цистернах, баня перестала работать, и единственным средством для удаления с человеческого тела этого черного отложения был бензин.
Доставать в Рембазе бензин было сравнительно просто, и никто из
надзирающего персонала не смотрел на ежедневный процесс наполнения канистр и бутылок бензином для чистки лица и рук. Побочные эффекты подобной гигиены не заставили себя ждать: обезжиривание кожи, образование трещин, воспалений, появление язв. Еще хуже были результаты от бездействия бани и дезинфекции, вспышки педикулеза. Все чаще слышалась поговорка: "Nicht wir haben Laeuse,
die Laeuse haben uns".
Не знаю, соответствует ли перевод смыслу немецкой фразы, но суть дела в
том, что миллионы вшей скоро утащат нас, куда они хотят. Нередко вечером сидим, ищем вшей в одежде, правда, не ищем, а собираем. Идет соревнование, у кого успеха количественно больше. Перед началом основной охоты суем руку под мышку, сжимаем кулак, приближаем к свету и открываем его. Чемпион тот, у кого число схваченных вшей больше.
Искать вшей - такое занятие, которое может увенчаться успехом только при достаточном освещении. Но днем нет времени заниматься этим делом, а вечером темно. Электричества в жилых корпусах нет.
Надо представить себе картину ежедневной охоты: в помещении размером приблизительно 4х4 метра одна половина занята двухъярусными нарами, рассчитанными на 16 человек. Другая половина занята столом приблизительно 1,5x0,8 м и скамейкой. Шестнадцать жителей живописно покоятся на нарах и на скамейке, каждый с бензиновым светильником перед собой. Верхняя часть тела героя, трусы и майки держатся поближе к пламени, вшей собирают и кладут на горячую крышку светильника, где они лопаются с акустической отдачей. Число "отстрелов" можно определить с закрытыми глазами, причем эксперты определяют возраст подбитой особи по громкости звука. Жаль только, что уровень освещения не позволяет уничтожать молодые поколения этих страшных насекомых - их не видно, и половая зрелость молодежи наступает еще в стадии их невидимости в данных условиях освещения.
Следует учесть, что на воле холодно, окно не открывается, отработанные газы от 16 светильников обогащают атмосферу в помещении, смешиваясь с продуктами транспираций 16 грязных и воняющих жителей. Казалось бы, что спать невозможно в таких условиях, но человек имеет удивительные способности переносить крайние нагрузки. Совершенно непонятно, как в этой тесноте тюремной ячейки ни разу не было случая опрокидывания самодельных бензиновых светильников. Если бы это случилось, избежать жертв не удалось бы.
На совместных вечерних посиделках в самом помещении я принимал участие, но спать, на выделенном мне месте, был не в состоянии. Причиной была не отравленная атмосфера, а клопы, которые по численности соревновались со вшами. В течение примерно двух с половиной месяцев я спал в холодном коридоре, лежа вместо матраца на ватной куртке и накрываясь военной шинелью. Скручивался как улитка и мерзнул как собака, но спал и мерзнул без жадных укусов клопов, которые вкус моей крови ценили очень высоко. Пробуешь лечь на нары, как через минуту видишь наступление этого ига человечества со всех
сторон. Они стремятся к тем участкам тела, где кожа более тонкая, а жилы расположены близко к поверхности. За считанные минуты эти участки покрываются волдырями. Единственный выход - держаться на достаточной дистанции от нар. Очень ревностно отношусь к факту, что кто-то может спокойно и без страданий спать в этом зоопарке.
Как и предполагалось, мы попали в карантинную зону вместе с
представителями разных национальностей. Кроме немцев здесь были венгры, румыны, итальянцы и небольшое количество молодчиков практически изо всех стран Европы, которые служили добровольцами преимущественно в войсках СС. В карантинной зоне скучно, нечем заняться. Целые сутки напролет вести беседы или, как немцы говорят, "в воздухе икать дырки", со временем надоедает.
Мое любопытство вызывает появление офицера, который ищет добровольцев на разгрузку барж на ближней пристани. Я с охотой присоединяюсь к кругу желающих. Согласно накопленному опыту в военном плену я знал, что добровольцы это те, кто предпочитает проводить время на работе, а не бездельничать и постоянно находиться в ожидании выдачи пищи.
В хорошем настроении и даже с песнями, мы по лесной тропе отправились колонной примерно в 100 человек. Наш внешний вид был не важен. У многих была оборванная одежда, обувь в плачевном состоянии, некоторые шли в лаптях. Приближаемся к небольшому поселку. Тут появляются дети, крича на бегу "Фрицы, Гансы", из изб выходят старухи, смотрят на эту толпу человеческого несчастья и по их щекам текут слезы. Вот она, русская душа. Быть может, что муж или сын пал на фронте от очереди именно этого немца, который проходит перед их глазами, а они его жалеют. Только сейчас я встретил демонстрацию сострадания к военнопленному, но со временем мы привыкли к таким признакам проявления жалости. На меня произвело глубокое впечатление то, что затронутыми таким поведением женщин оказались почти все члены группы. На такую демонстрацию симпатий мы чаще всего не обращали внимания. В чем же искать причину такой коллективной реакции - трудно сказать. Может быть, в том, что именно эта группа была группой добровольцев, сгустком повышенной душевной чувствительности и восприимчивости?
В один из первых дней этой командировки вечерком сижу один на берегу Клязьмы, погружаюсь в мечтания о весне на родине. Подходит женщина средних лет, - очевидно цыганка, - не церемонясь приветствует и садится возле меня. Обращается она ко мне скорострельным потоком слов, смысл которых стараюсь отгадать. Берет она мою руку и с интересом смотрит на открытую ладонь.
Видно, эта гадалка настолько неквалифицированна, что считает меня русским, или по крайней мере, советским. Начинаю разговаривать на "своем русском", и теперь ее очередь удивиться. Начинается беседа о том о сем, а она не перестает держать и осматривать мою руку. Вот и слышу предсказание, которое до смерти не забуду, до смерти, которая наступит у меня не раньше 2023 года!
"Эх, - говорит, - какая у тебя длинная линия жизни. Жить тебе 100 лет. И какой ты счастливец. Счастье всегда с тобой, но не забывай о том, что
счастье твое нередко будет в спасении из несчастья, выход из которого только один - уход в другой мир".
Насчет счастья она мне не солгала. С тех пор я прожил счастливую жизнь, причем счастье бывало разное. Помните мою мысль о куске хлеба, который может также стать причиной большого счастья? В этом отношении она - предсказательница - оказалась правой; почему же ей и ее предначертаниям возздания по заслугам не верить? Вот и прожил я до 75 лет, не узнав до сих пор, что это такое - боязнь смерти. Жить мне суждено еще 25 лет. Я благодарен этой неизвестной предсказательнице, с которой мы встретились на реке Клязьма.
Поблагодарить ее есть еще причина. Вместо того чтобы брать деньги за услугу, она у меня купила кожаный бумажник по цене двух килограммов картошки. Закончилась эта сделка пиршеством.
1947 год был голодным. Гражданское население, с которым приходилось сталкиваться, голодало. Лучше было положение на производстве тяжелой химии.
Там людям давали обед, который от еды пленных почти не отличался. Зима, холодно. На перекур русские и немцы собираются вместе, греются у железной печки. Русские из карманов вытаскивают картофелины, режут на ломтики и кладут их прямо на плиту печи. И обязательно угощают пленных. Значит, мы питаемся на одном уровне. А вот, работающие рядом с нами русские заключенные, питаются еще хуже нас. Свободный человек все же легче переносит голод, нежели заключенный, на которого угнетающе действует психологический
фактор.
Завершить растолковку хочу короткой главкой из книги Клауса Фритцше «Цель – выжить» (Знаки препинания и стиль оригинала сохранены).
Русский язык
Я также научился разговаривать по-горьковски - "окать". Одной из главных задач, которую мне пришлось выполнить как вновь устроившемуся в качестве переводчика в Объединение народных предприятий "Фарма", являлось получение пропуска в Берлин. Чтобы попасть туда из любого места советской оккупационной зоны (ГДР была основана только в начале октября 1949 года), требовалось разрешение местного коменданта советской военной администрации.
Пришел я к коменданту и на русском представил свое ходатайство. Комендант, выслушивая мое обращение с весьма угрюмым выражением лица, оживился и расплылся в улыбке:
- Ты, друг, откуда приехал?
- Из Горького, - отвечаю ему.
Он хохочет и говорит:
- Слышно, сомнений нет.
Вот насколько тесно я был связан с "родным" краем. И вполне естественно, что местный диалект повлиял на практикуемое мной произношение русского говора. За всю свою жизнь я не прошел ни одного курса русского языка. Грамматике научился путем самообучения, а произношение освоил на стройплощадках среди простого народа.
Но чтобы читателю не врать, нельзя не упомянуть тот факт, что русский являлся одним из предметов учебы в инженерном институте, который я окончил в 1956 году. После третьего урока доцент, преподаватель русского языка, попросил меня задержаться во время перерыва. Настоятельная просьба в компромиссной форме звучала так: "Гарантирую Вам отличную оценку, но прошу Вас на уроках больше не присутствовать".
Я не без охоты выполнил просьбу смущенного доцента, которому свободно высказать какую-то мысль на русском удавалось с большим усилием.
Вот, хотелось бы вспомнить о предметах, которым я научился в "моих университетах".
На первом месте, разумеется, стоял русский язык. Уровень знаний и навыков в момент окончания "курса" был не очень уж высок, но по сравнению со средним уровнем способностей переводчиков-профессионалов я, несомненно, заслуживал высокую оценку. Мое начальство и советские коллеги особенно высоко ценили мой опыт в свободном, устном переводе технически насыщенных
бесед. Лекции "профессора" Кабузенко я заслушал с высокой эффективностью. В начале 1953 года я был зачислен в штат переводчиков технической литературы издательства "Техник" в Берлине. Очень горжусь рецензиями на те книги, выборки из которых начали появляться в западных технических журналах. Исключительно положительные рецензии укрепляли мою позицию штатного
переводчика. Русско-немецкий металлургический словарь (1955) и Русско-немецкий-немецко-русский словарь энергетического и
подъемно-транспортного оборудования (1963) представили собой завершение процесса моего освоения русского технического языка. Когда в шестидесятые годы на рынок русско-немецких переводов обрушились немецкие выпускники советских втузов, для меня пришла пора освободить место молодежи и устроиться в другую область научно-технической деятельности. Но все-таки вплоть до гибели ГДР в 1990 году я из знаний русского языка, приобретенных за годы военного плена, извлекал как материальную, так и моральную пользу.