Под конец рабочего дня раздался телефонный звонок, и старший сын каким-то убитым голосом сказал:
- Пап, ты только не ругайся, но у нас дома появилась собачка.
От возмущения у меня абсолютно все слова пропали, молча отключил я сотовый телефон и решил по прибытии домой после работы устроить сыну качественную взбучку. Вплоть до применения консенсуса с толерантностью по его тощей шее.
Месяц назад на наших глазах погибла Крыска-Лариска-колбаса, и всей семейкой дружно решили мы никогда больше собак не заводить - и на тебе!
- У меня вместо слов одни только буквы по поводу твоей безответственности, - начал я с порога свою обличительную речь в адрес сына…
И вынужден был присесть на диван, чтобы не грохнуться в обморок, когда увидел на том же самом месте, где умирала Лора, здоровенную лохматую псину, лежащую ничком под ворохом полотенец. Уткнувшись носом в дальний угол дивана, она ещё вдруг точно так же предсмертно захрипела.
Сын побледнел, одной рукой попытался придержать меня, когда я стал вдруг заваливаться на бок, другой то ли шевелить, то ли массировать собаку. Его испуганный вид мигом привёл меня в чувство.
После нескольких глубоких вдохов-выдохов туман перед моими глазами окончательно рассеялся, и вернулась способность двигаться. Освободил я собаку от груды как попало наваленных на неё мокрых и грязных полотенец (то-то от мамки достанется на орехи юному спасателю на водах!) и принялся уже сам делать ей искусственное дыхание в меру собственных весьма смутных познаний о неотложной медицинской помощи собакам.
«Врёшь – не возьмёшь»! – Вместе со злостью непонятно на кого вдруг возникло твёрдое решение ни за что не отдавать собачью душу в лапы смерти.
Уж не знаю, что сработало – мои ли непрофессиональные ветеринарные потуги или внутренние силы самой собаки, - но хрипеть она перестала, судорожно дёрнулась, вытянулась во весь рост, словно потягиваясь после сна, после чего свернулась клубком и задышала равномерно, хоть и тяжело.
При более подробном осмотре собака оказалась крупной сукой немецкой овчарки. Судя по вытертой ошейником шерсти на шее, у неё имелись хозяева. А сточенные чуть ли не на четверть клыки и «воротник» с проседью у неё на плечах свидетельствовали о весьма почтенном возрасте скорее даже собачьей бабушки.
Вместе с водой, которую впитала её густая шерсть, была она весьма и весьма увесистой – вдвоём с сыном еле донесли её к батарее отопления. И опять пошёл в дело мой старый и до бела выцветший армейский бушлат – на этот раз послужил подстилкой спасённой животине.
- Рассказывай, как дело было, - велел я сыну. Вконец расстроенный, мелко дрожащий то ли от нервного перевозбуждения, то ли от переохлаждения, с грязными разводами по всему телу и многими порезами-царапинами на руках и ногах, сын поведал возмутительнейшую историю.
Со слов очевидцев, какая-то сволочь сбросила собаку с моста в реку. В октябре зима в Якутии ещё не набирает всей своей морозной силы, и хоть снег уже лёг повсеместно, лёд оказался слишком тонким, чтобы выдержать вес крупного животного, но довольно твёрдым, чтобы можно было сквозь него пробиться к берегу. Глубина загубленной алмазодобычей реки не превышала полутора метров, но и этого хватило бы, чтобы накрыть собаку с головой.
И на глазах у собравшейся на мосту целой толпы зевак, включая приехавших доблестных полицаев и бравых бойцов МЧС при пожарной машине, битый час пыталась она выбраться из смертельной ловушки, барахтаясь в ледяной воде.
Выбилась она из сил, перестала барахтаться и стала уже тонуть, соскальзывая лапами со льда и всё больше погружаясь, когда по пути на заправку подъехал на машине к мосту сын со своими школьными приятелями.
- Она под воду ушла, и меня словно переклинило. Не помню, как раздевался, как лёд ломал, как её вытаскивал на поверхность воды. - Сын торопился объяснять, боясь, что я его перебью. - Пришёл в себя только, когда на берегу делал ей искусственное дыхание. Устал давить руками на рёбра, думал, уже всё. А она дёрнулась, вытянулась во весь рост, потом согнулась, у неё из пасти чёрная вода хлынула, и она начала дышать…
- А потом вдруг стала хрипеть… Точь в точь, как Лора здесь недавно… И хрипела всё время, пока в «ветеринарку» её везли, там ей сделали два укола… У меня на бумажке записано, что ей вкололи, и что ещё надо из лекарств… Врач сказала, что после этих лекарств она может выжить…- Голос сына прервался, губы у него задрожали.
А моё сердце наполнилось жалостью к сыну и одновременно гордостью за него - с раннего детства и до этого момента достойно проявлял он себя лишь в музыке и только в ней! И можно было смело приниматься за выполнение любых практических дел сразу же после того, как они были поручены ему.
- Ладно, разберёмся. Сходи в ванную и помойся, как следует. А то от тебя воняет. - Никак нельзя было позволить душевной слабости пролиться слезами у геройского моего сына. Дважды предлагать помывку не потребовалось, поскольку обладал он просто патологической брезгливостью, а водоём, где проходило спасение на водах, кроме как «речкой-вонючкой», никто в городе иначе не называл, и мокрая шерсть овчарки была зело пахучей.
Воспользовавшись отсутствием сына, первым делом опрокинул стопарик , только в отличие от прежних славных времён не какого-нибудь крепкого напитка, а разбавленного водой корвалола, чтобы окончательно утвердиться на ногах - увы, после перенесённого инфаркта "мотор" не тянул при нагрузках выше средних.
Проведал болящую – овчарка лежала так тихо, что не удержался потрогать рукой её нос, после чего она недовольно заворчала. Сон – лучшее лекарство. И питьё. Нашёл под кухонной плитой металлическую миску, купленную когда-то крыске-Лариске-колбасе, которая из-за её таксячьей коротконогости оказалась ей высоковата, наполнил водой и поставил возле собачьей лёжки.
Ни одного, даже кухонного, полотенца в платяном шкафу, разумеется, не оказалось. Поэтому вместе со сменой белья для сына прихватил я в ванную и простынь, чтоб было чем ему вытираться. А потом и призадумался.
Информации от очевидцев происшествия было явно недостаточно, чтобы делать хоть какие-то выводы. Ясно было одно: незнакомого ей человека овчарка к себе ни за что не подпустила бы, и даже знакомому не позволила бы вольно с собой обращаться. В голове просто не укладывалось, что так обойтись со своей собакой, которая прожила с ним не один год, мог её хозяин. Что-то тут было явно не то...
Тем временем появился из ванной чистый и вовсю благоухающий шампунем-дезодорантом сын. Пока я возюкал зелёнкой царапины-порезы на его теле, а он шипел совсем как в детстве, когда во время ветрянки играл в «зелёного леопёрда», послышалось звяканье ключа в дверном замке, входная дверь отворилась и тут же с порога раздался высокий возмущённый голос супруги:
- Чем это вы тут занимались в моё отсутствие? Почему зелёнка?! Почему корвалолом пахнет?!! И что, в конце концов, за вонь по всей квартире?!!!
Сразу стало ясно, кто в доме хозяин – кот или мыши.
(Продолжение - http://proza.ru/2019/11/12/1551)