Есть на свете существа, живущие вне строк и вне контекста. О них не говорят на улицах и не делятся сплетнями во время обеда. Если в детстве вы зачитывались историями о кровожадных вампирах и оборотнях, забудьте. Это вам не поможет. Существование этих тварей не привязано ни к лунным циклам, ни к времени суток. Они бесшумны и незаметны. Они среди нас, передвигаются где-то на периферии зрения, выхватываемые уголком сознания и тут же выбрасываемые из памяти словно мусор. Они выглядят так же как люди. Носят одежду, шляпы, ботинки, в зимнее время кутаются в свитера и даже носят стаканчики кофе, в котором совершенно не нуждаются. Их места обитания и охотничьи угодия неизменны.
Любое место, наполненное большим количеством книг, будь то библиотека или книжный магазин. Или лавка утонченного букиниста, может быть, даже книжная ярмарка на городской площади, открытая со всех сторон и обзоров. Чем больше книг, тем больше вероятность хорошей охоты и сытной добычи. Книги - их слабость и их неуемный голод. Прогуливаясь меж рядов, заставленных сверху до низу фолиантами в твердых и мягких, кожаных переплетах и из дешевого картона с нанесенной сверху картинкой, они выискивают очередную добычу. Вытаскивают с полки книгу, раскрывают ее на самом вкусном месте - в серединке, с сочным хрустом. И приникают к печатным строчкам чувствительным носом, втягивая аромат. Сколько из тех, кто любит читать, так делает? Я, признаюсь, и сам не могу удержаться, когда передо мной свежая, совсем недавно покинувшая типографию книга. Аромат бумаги и красок, толика клея на марлевой основе, где-то там, в глубине, скрытая обложкой - все это способно вскружить голову заядлому книголюбу, но эти... Эти совсем другое дело. Их чуткие носы распознают иное, недоступное человеческому обонянию. Целый спектр, по которому можно не читая определить, стоящая перед ними книга или проходная история, потраченная впустую бумага и деньги издательства. У них отменное чутье и вкус. И если добыча обещает быть сочной, они вгрызаются в нее, словно изголодавшееся зверье. Крошат страницы с упорством жуков-древоедов множеством маленьких острых зубов. Слизывают, не нагибаясь, осыпавшееся крошево с пола длинными языками. Чавкают и стонут так, словно в жизни не ели ничего бесподобнее. А если книга - пустышка, отбрасывают ее прочь и переходят к следующей и так до бесконечности, пока не насытят бездонное брюхо.
Мы зовем их пожирателями книг. Банально, да, но как иначе? Подойти и спросить - такая же гиблая затея, как положить голову в пасть льва. Эти мерзкие твари не вурдалаки, и не оборотни, не высосут твою кровь и не разметают на куски твое тело. Но они могут сделать с тобой кое-что похуже.
О них не услышишь в городских легендах. Эти байки слишком опасны, чтобы открыто делиться ими с другими. Первые из глупцов, кому "посчастливилось" увидеть пожирателя книг и остаться незамеченным, рассказывали друзьям и семье, писали письма в общества исследователей неопознанного, охотно давали интервью в газетах (даже когда самого понятия "газета" как такого не существовало), а затем исчезали. Из жизни, из памяти, из всего, что хоть как-то было с ними связано. О них никто и никогда больше не вспоминал. Как же об этом стало известно, спросите вы, если вся информация канула в лету? У некоторых из глупцов оставались дневники. Кто-то вел записи и прятал их в тайниках, о которых не могли прознать пожиратели. Перекрывая полы в старом доме, разбирая чердаки и кладовые, их потомки или новые владельцы домов, спустя десятилетия и поколения находили старые записи, сделанные размашистым почерком. Кто-то выбрасывал их или предавал огню, и истории о пожирателях книг сгорали вместе с бумагой и чернилами. Кто-то напротив начинал свое расследование и приходил к тому, что автора строк из прошлого никогда не существовало, ни один из его близких родственников, указанных в записях, не знал о нем. Безымянные жертвы пожирателей - ни могилы, ни надгробия, ни памяти. Ничего.
То же происходило и с книгами, которые они поглощали. Будь это известное произведение, разошедшееся миллионными тиражами по всему свету, пожиратели откусывали память о нем в незначительном радиусе от места грязного пиршества. Несколько ближайших улиц, небольшой городок или вовсе мегаполис. Чем сильнее была тварь, чем больше сочных и вкусных книг, а вместе с нею историй, переживаний, героев и миров, созданных авторами, она поглотила, тем из большего куска реальности она была способна выгрызть память о книге, а заодно и авторе. Фицджеральд, Достоевский, О'Генри, Байрон, Толстой - житель пораженного этой заразой места просто переставал понимать смысл этих слов. Это все еще были имена, но чьи уже не имело значения. Он мог переехать в другой, чистый город, отправиться в книжный и пройти мимо полок с книгами таких авторов, не понимая, что на них написано. Вместо имен и названий - непереводимая абракадабра букв. Приобретенная локальная дислексия, пораженный участок мозга, ответственный за познания в литературе. Возможно, однажды, это явление исследуют достаточно, чтобы дать ему название какого-нибудь важного научного деятеля, а то и двух, как это модно в научной сфере, через дефис, чтобы наверняка было понятно, насколько серьезен диагноз. Если жертва и вовсе далека от литературы, то почти не заметит потери. Но представьте на секундочку, у вас спрашивают о новом романе Стивена Кинга, а вы понятия не имеете не только о новом романе, но и о том, кто такой этот Кинг. Вас подводят к книжным полкам, на которых в ряды выставлено множество томов самых разных изданий, что-то говорят о "Почти как бьюик" и "Сиянии", может быть, упоминают "Темную башню" или "Зеленую милю", приводят в пример экранизации. Но все это для вас пустой звук, как и буквы на корешках, которые никак не складываются в знакомые слова. Чувствуют ли люди из пораженных, словно грибком, паразитирующими на восприятии реальности тварями мест, фантомные боли? Помнят ли они, что где-то здесь, в височной доле, хранилась память о прочитанном в тринадцать лет "Властелине Колец" или в пятнадцать "Унесенные ветром"? Тоскуют ли по безвозвратно утерянным кусочкам памяти?
Но, так или иначе, им суждено прожить полную жизнь, среди родных и близких. Они могут сменить место жительства, убраться подальше от рассадника пожирателей книг и начать все сначала. Прочитать новые книги, заполнить пустоты новыми именами и историями.
Куда страшнее, как я уже говорил, оказаться застигнутым этими тварями во время их омерзительного кормления. Когда они заглядывают нам через плечо, выискивая себе еду, они носят человеческий вид, как одежду. Не разбрасываются книгами, которые вызывают у них непроизвольный спазм желудка и отрыжку, а тихо ставят на место, вытерев пальцы об одежду, будто запачкались. И не накидываются на жертву тут же, лишь говорят ей взглядом "я вернусь за тобой позже". И возвращаются. В ночи, когда все книжные и библиотеки закрыты и пусты. И тут их глаза становятся больше, зрачки словно монеты, закрывают почти всю радужку. Нос становится тонкий и вытянутый - таким удобнее вынюхивать еду. Рот расширяется, улыбка прорезает лицо от уха до уха, а сквозь тонкую, похожую на пергамент кожу, становятся видны синеватые жилки вен. Сходу может показаться, что они чертовски рады тебе, но слюна течет по безобразно длинному языку. Он болтается как влажная упругая веревка и подметает пыль с пола, а частокол акульих зубов пугает еще издали. В руках у них распахнутые книги, страницы выпотрошены, бумажное конфетти застряло меж зубов, разлетелось вокруг каждой твари. Раздутые животы выпирают из-под человеческой одежды, как рахитичное брюхо, вот-вот готовое лопнуть, извергнув съеденное наружу.
В тех записях, которые остались от горе-исследователей, говорится о том, что случается с их жертвами. Теми, кто застал пожирателя в момент кормления. У тварей безупречная память и прекрасное зрение - бежать бесполезно. Они найдут тебя, где бы ты ни был, а если поделишься знаниями с близкими, сожрут и их, начисто вырезав из ткани бытия. А потом отправят туда, откуда нет никакого выхода. Говорят, их нутро состоит из множества проглоченных миров и историй, сотканных в хаотичном порядке, сцепленных друг с другом, будто уродливая мозаика из разных картин, которую составлял психически нездоровый человек. Тысячи тысяч книг, в которых ты обречен скитаться до скончания веков. Кто-то мечтает оказаться героем любимой книги, прожить то же, что ее герои, и может решить, что это почти гуманно. Но в бездонном брюхе пожирателя книг все вывернуто наизнанку и я бы не рассчитывал провести вечность, прогуливаясь из Хогвардса в Нарнию с остановкой на чай ровно в пять у Мартовского зайца.
И потому, если ты читаешь эти строки, значит, нашел мои записи, скрытые в томике "Последнего человека" Мэри Шелли и, возможно, стоишь в том самом месте, где когда-то стоял я - за преградой из книжного стеллажа, разделяющего меня и пиршество тех тварей. Их пустые лица обращены в мою сторону. Я слышу шуршание сухой кожи и частое дыхание.
Записи я начал вести много недель назад, раздумывая над каждым словом, а заканчиваю в спешке и отчаянье. Как вор. Как висельник, отсчитывающий последние секунды перед казнью.
Умоляю тебя, беги! Беги прочь из этого города! Он изъявлен их паразитирующими гнездами, и было бы гуманнее сжечь его вместе с библиотеками. Предать огню все книги, лишив гадких тварей их источника пищи, а заодно и сил.
Я должен был так поступить, не опасаясь прослыть умалишенным, но я не смог...
Прощай!
Эмоджин Лилиуайт, писатель, библиотекарь, исследователь,
тот, кого никогда не было.