Глава десятая
1
Шекспир (из семнадцатого столетия обращаясь к будущему): Может, наступит время, и кто-то скажет: «Есть календарь, нет календаря – только бы дни и века не считали! А то они начнут путаться между собой... И во всём – зашкаливать! Как сюжеты шекспировских трагедий – в жизни – каждый раз в новом изложении».
Голос сновидения (вторя Шекспиру): Во сне вы не считаете часы, секунды... (Оживляется.) «По щучьему велению, по моему хотению!» – именно так во сне начинает жить мозг! Не верите? Скажете, какая от этого польза, когда вы проснётесь? Это другой вопрос. Только не забывайте, что труд и усилия ума – дело яви. А если вы спите, мозг – как в невесомости – раскован, но отнюдь не «усыплён»; его «двигателю», без помех на просторах сновидений, нетрудно сообщить его возможностям воистину космическую гиперактивность!..
2
Оптимист: Человек произошёл от обезьяны? Или (как сострили в Клубе (оч-чень!) весёлых и (оч-чень!) находчивых) – «от ДВУХ обезьян»?
Эйнштейн: Чудесный вопросик! Вот, смотрю я на себя, Альберта Эйнштейна с причёской Мефистофеля, в зеркало, – смотрю, да их, чудаковатых предтечей рода человеческого, задумавшихся в позе скульптуры «Мыслителя», вспоминаю!..
Первый шут: Внимание-внимание!
Второй шут: Мы начинаем представление...
Третий шут: ...с анекдота... о его атомно-молекулярном величестве – Человеке.
Втроём снимают с себя шутовские колпаки, надевают колпаки звездочётов и, подобно спустившимся с Олимпа богам, в три голоса рассказывают анекдот – про всех нас:
ДЛЯ ЧЕГО ЖИВОЕ СОЛНЦЕ МИРА СОТВОРИЛО МУЖЧИНУ?
ЧТОБЫ ПОТРЯСТИ МИР СВОИМ ЖИВЫМ ОТКРЫТИЕМ.
ДЛЯ ЧЕГО ЖИВОЕ СОЛНЦЕ МИРА СОТВОРИЛО ЖЕНЩИНУ?
ЧТОБЫ САМОМУ УСТОЯТЬ, КОГДА ПОТРЯСЁТ МИР…
__________
...А кто это, как во сне, танцует, будто летает по сцене?.. – А зал всё рукоплещет, рукоплещет...
Это: в театре, на балете «Ромео и Джульетта», передо мною разыгрывается великолепное зрелище под гениальную прокофьевскую музыку.
А Джульетта – в исполнении известной балерины – такая маленькая, когда смотришь в бинокль издалека, ну совсем как тринадцатилетняя, шекспировская. Лёгкая как пёрышко. Но на её лице – сколько чувств вспыхивает, угасает, снова пробуждается – и всё это сопутствует её любви: ранней, подростковой? О, под горячим солнцем Италии как же быстро любовь в юных сердцах созревала и разгоралась во времена Шекспира...
Радость и горе Ромео, надежда и отчаянье Джульетты; и даже – порой – эта её детская непосредственность, которую вдруг сменяла недетская решимость подростка, юной женщины – чтобы не быть разлучённой с пятнадцатилетним Ромео – «ЕЁ РОМЕО»!..
А балет идёт, – на театральных подмостках все танцуют и живут в такт и в лад с чарующей, где-то огнедышащей, музыкой Прокофьева... А Ромео и Джульетта существуют в своей, таинственно сокрытой от других, гармонии, в которой всё дышит счастьем.
Но тучи сгущаются над ними, медленно, но верно... Он, Ромео, есть МОНТЕККИ. Она, Джульетта, есть КАПУЛЕТТИ. Монтекки – Капулетти! – это издавна два непримиримых между собой знатных рода...
Мгновенье – вспыхнуло, мгновенье – погасло.
Ромео и Джульетта... мертвы!..
...А пот – живой пот – с артистов льётся градом...