Глава 17
Я, молча, согласилась с дедом Макеем, что время позднее, нужно отдохнуть, но спать уже не хотелось, а хотелось поговорить, но разговор споткнулся о препятствие, которое было необходимо пройти. Только я не знала, как это сделать.
Дед Макей, как – то поник сразу. Сидел пил чай из блюдца, потягивая его с каким – то особенным булькающим звуком. У него это получалось забавно и весело. Отхлебнув из блюдечка чай, он ставил блюдечко на стол, обоими руками разглаживал усы и бороду, а затем, откусывал небольшой кусочек парёнки из тыквы, и все повторялось сначала. Пил чай он, не торопясь, с расстановочкой и отдыхом, наслаждаясь запахом и вкусом угощения.
Меня это веселило, и я сидела и, улыбаясь, смотря на это представление, специально, разыгранное для меня. Мне было приятно осознавать, что этот мужчина, очень старается расположить меня к себе. Это было видно невооруженным взглядом. Его глаза, стали узенькими, как щелочки и искрили без огнива. Они, глаза, меня приглашали принять участие в игре, манили своим блеском, как бы приглашая отведать угощения и тем самым принять правила игры. От этого у меня на душе стало тепло и спокойно. Мне очень захотелось включиться в эту игру ….
- На, ко, отведай, от этого кусочка тыквы. Видишь, он подпекся, а корочка, прям золотистая. А как хрустит. Вкусно. Давай, кусай прямо из моих рук - неожиданно предложил мне дед Макей.
Мне ничего не оставалось делать, как поддаться на его хитрость и откусить из его рук кусочек парёнки.
- Ну, как? Понравилось? Давай я еще дам, ты кусай, не бойся, давай из моих рук. Так вкуснее будеть… - напутствовал он.
Я отлично понимала к чему, клонит, этот хитрец, но мне было приятно его внимание и прикосновения. Я молчала и просто поддерживала игру. Что творилось в моих мыслях, даже передать сложно, но что поделать, искра, проскочившая меж нами, потихоньку разжигала огонь, и как я не сопротивлялась сама себе, искушение было велико. Почему спросите вы? Да все просто. В каждом человеке заложены свои будильнички, настроенные на определенный лад, а вернее на определенного человека, близкого тебе по естеству и по всем параметрам души и потребностям. Человек может жить, иметь семью, детей, может даже вырастить детей, а его часики спокойно тикают и тикаю, и кажется, что все верно, все правильно, но увы и ах…. Но, вдруг, будильник начинает трезвонить, да так, что человек начинает отчетливо понимать, что все, что с ним было до этого - это ничего не значит, что вот оно, пришло его время, и пробил его час, а, может, и минутка счастья. Но, бывает, что жизнь дает еще один шанс, а возможно и не один, чтобы, наконец, встретились обе половинки, и тогда не важно, ничего не важно, главное вот оно, твое счастье, и ты сумей воспользоваться этим шансом, данным тебе судьбой. Неважно, кто ты в жизни, состоялся или нет, где и как ты живешь, сколько тебе лет, а есть только желание быть рядом, потому, что всеми фибрами души понимаешь, что это твой человек, он создан и все делает только для тебя, а ты – для него. И все ради того, чтобы оно, это счастье состоялось, а потом, можно жить и знать, что оно случилось, и не страшно уходить в мир иной, все в жизни было.
Пока я межевалась и рассуждала, дед Макей меня потчевал всякими вкусностями из тыквы. Игра его развеселила и раскрепостила, да и меня тоже. Натянутость ушла в небытие. Со стороны можно было видеть, что общаются двое близких людей.
- Ну, вот, еще, счас, дам, отведать. Закрой глаза, а то увидишь, какую ягоду положу на кусочек - командовал дед Макей.
- Ну, что вы? А друг что- то несъедобное и потом. Как поеду домой - сопротивлялась я.
- Да, не боись… . Я же знаю, все будеть хорошо и скусно – усмехаясь в бороду, говорил дед Макей.
Как не сопротивлялась я, но все, же согласилась, последний раз отведать вкусненькое угощение и с этим закончить трапезу. Я закрыла глаза и открыла рот. Мне это плохо удавалось, я не могла сконцентрироваться и смеялась, а дед Макей, все говорил:
- Ну, чего, дуреха, трясесьси, упадеть ягодка, испачкаешься. Сиди смирно, кому говорю.
Я устала сопротивляться, успокоилась, села и приоткрыла рот. Мне было интересно, чем меня угостит, напоследок, хозяин, но получилось совсем не то, что я ожидала.
Дед Макей подошел ко мне почти в плотную и положил мне в рот маленькую сосновую шишечку, сваренную в меду, и пока я ее пыталась раскусить и попробовать, он вдруг взял меня крепко за голову, притянул к себе, прижался своим горячим лбом к моему лбу, как молодой бычок, потерся, как бы пробуя, на прочность свои , растущие рожки, и губами стал пробовать на вкус мои щеки нос, подбородок, шею, щекоча их усами и бородой. Его губы были упругие, налитые и очень горячие. Этот жар проникал и в меня. От этого жара, мне стало жарко. Высвободиться я не смогла, настолько сильна была его хватка, да и не хотела. В нем чувствовалась такая мощь и сила, что я никак не могла подумать, что ему в ту пору было 87 лет. Мне хотелось ему подчиниться, и мне в тот момент было все равно, что подумают мои подруги и друзья по несчастью или, наоборот, по неожиданно, привалившему счастью. В такие минуты, разум и мудрость тихо уступают желанию, а наши два желания совпали.
Я не знаю, сколько прошло времени, но разбудил нас стук в ворота и лай собак.
Дед Макей, накинув полушубок, в одном исподнем пошел открывать. Прибежала Любка, принесла мои вещи и сообщила, что все уже встали, готовятся завтракать и ждут нас.
Мы быстро собрались. И пошли к Любке.
Что я чувствовала в тот момент, очень трудно передать, да и дед Макей, тоже был хмур и неразговорчив. Что случилось, то случилось, но одно могу сказать, я никогда не пожалела об этом. Ни каждой женщине удается почувствовать себя счастливой, хоть и на одну ночь, а мне посчастливилось узнать, что такое это наше бабье счастье, и мне нужно было с этим жить и все осмыслить, а время уже не оставалось, нужно в было возвращаться в город.
Мы быстро, молча, позавтракали, и пошли к автобусу. Жители деревни все вышли нас проводить. Они преподнесли на дорогу нам гостинцев столько, что мы еле донесли до автобуса. У автобуса уже нас ждали наши мужчины. Они отогрели автобус, заправили его.
- Ну, и чего так долго. Пора домой собираться, а кто хочет пусть остается – резюмировал Петюнчик.
- Да, цыц, ты! - скомандовал дед Макей.
- Успеется. Спасибо, вам всем, что приехали, подмогли нам с Марией и вообще, все наше обчество очень довольно, что погостевали у нас. В добрый путь вам. А если что, милости просим еще погостить. Дорогу знаете – важно сказал дед Макей и поклонился нам, на прощанье, а потом отозвал меня в сторону, и тихо сказал, только мне:
- А что, може, приедешь еще? Ждать буду. Там, на повертке, беседку срублю, скамейку и столик сделаю, мимо поедешь не промахнешься, а от беседки, прямиком тропку помечу зарубками, прибегишь, если че, али письмо напишешь, я ждать буду. Раз в две недели почтарь прибегает или я хожу туда. Напиши, встречу. Не тороплю, не настаиваю, прошу, подумай. Хочь, раз в месяц, а приходи. Дюже ждать буду. А? Прибегишь, ай нет? Тосковать буду… Что ответишь? Ждать, али нет?
- Я напишу, я вам письмо напишу, а вы мне ответите. А там видно будет – пообещала я, и чмокнула его, на прощание, в бородатую щеку и села в автобус.
Автобус развернулся и медленно поехал в сторону дома.
Окончание следует…