Мультиголгофа

Сергей Юрьев
(эпиграф)
Иногда я смотрю вокруг, голова кружится. Как же душно, душно, душно...

..............................

Такое сухое название, внутридомовые проезды. Когда-то были дворы, скверы, переулки, в крайнем случае, проходняки, а теперь внутридомовые проезды. Машина остановилась, включилась аварийка. Таксист вышел, закурил, пытаясь подавить шофёрский анабиоз от бесконечных пробок, поворотов, перекрёстков, безликих лиц и сотен километров по городу. Он объехал земной шар всего два раза в этом году, практически не покидая пределов кольцевой автодороги. Как же хочется спать!
Парадная распахнулась, из неё гуськом вышли несколько человек. Протискиваясь между припаркованными машинами, приблизились к водителю. Первым шел мальчик, школьник, за ним девочка, помладше, а за ними шла женщина, неопределенного возраста.
Школьник был одет очень аккуратно, с ранцем за спиной, наверное третьеклассник. Рука его была протянута к водителю, снизу вверх, в руке была зажата пятисотрублёвка. Девочка тоже была очень аккуратно одета, такая беленькая, с бантиками, дошкольница. Взгляд таксиста был прикован к потенциальным пассажирам, непривычно, сверху вниз. Таксист откинул окурок и поднял глаза на женщину в конце этого странного строя. Женщина была в тренировочном костюме, на ногах были одеты розовые, пластиковые тапки, на босу ногу, а на улице была прохладная, поздняя весна. Лицо женщины было разбито, в буквальном смысле, всё синее. Синяки под глазами, на щеках, на подбородке, разбитые губы, один большой синяк. Создавалось впечатление, что женщину много раз ударили лицом об твёрдую поверхность, запах похмелья довершал картину увиденного.
"Опять проблемный клиент", - подумал водила и обратился к женщине, глядя на мальчика, молча сующего ему деньги:
- Кто едет? Вы в Пушкин?
- Да, это мы в Пушкин. Стёпа, отдай дяде денюшку.
- Постойте, постойте! До Пушкина шестьсот пятьдесят, пятьсот маловато будет,- парировал водила.
Накрапывал мелкий, Питерский дождик. Детки уселись на бустеры, пристегнулись, женщина захлопнула заднюю дверь.
- Он у меня очень самостоятельный! Стёпа, дай дяде недостающие деньги.
Стёпа открыл ранец и из каких-то там глубин достал дополнительные сто пятьдесят рублей.
Автомобиль разворотливо тронулся и побежал по привычным улицам в сторону Пушкина.
У каждого водилы есть третье ухо, которым он впитывает, до мельчайших подробностей то, о чём беседуют пассажиры, зачастую невидя их лиц, их внешних эмоций, их глаз, оставаясь при этом немым, безжизненным ямщиком для многих. Третье ухо слышит всё, даже когда пассажиры молчат.
Эта беседа на заднем сиденье не была исключением.
- Мама, если папа снова нас будет бить, мы где спать будем? - спросил Стёпа.
- Сыночек, ты только не переживай, всё будет хорошо. Мы пойдем на третий этаж, тихонечко.
- Мама, - спросила девочка, - как же мы там все поместимся, там же матрас совсем маленький?
- Поместимся, поместимся! Если папа опять пьяный, то вы сразу, тихонечко подымайтесь на третий этаж, а я потом подойду.
- Мама, а может мы тёте Наташе позвоним?
- А действительно, давайте позвоним тёте Наташе и пойдём у неё переночуем. Да, Стёпочка, давай так и сделаем, как скажешь, ты только не бойся, всё будет хорошо.
Этот короткий диалог пронзил сонный мозг водителя, прямо через третье ухо, взбодрил его как предаварийная ситуация. Редко кто видит глаза водителя. Сейчас эти глаза заблестели, стали какими-то влажными. Водилу переполняли эмоции.
- Вот папаша и подонок, су...а! - промелькнуло в просветлевшем, как первый лёд, мозгу. А тем мгновением диалог продолжался. Люди всё чувствуют. То ли женщина уловила эти эмоциональные, водительские флюиды, то ли просто, начала успокаивать и подготавливать детей к встрече с монстром, неизвестно.
- Стёпочка, а хочешь мы уедем в Орёл?
- Насовсем?
- Да, сыночка, насовсем. Вот давай, как скажешь так и сделаем.
- К дедушке поедем, - как-то грустно-весело сказала девочка.
- К дедушке, в Орёл, насовсем! Поедем?
- Ой, а это знчит школа другая? - настороженно сказал Стёпа.
- Да, ну что уж тут поделать, ничего не поделаешь.
- Это и друзья все здесь останутся!?
- Да, Стёпочка - и друзья. Вот как скажешь, так и сделаем, так и сделаем.
Мальчик замолчал, и водила почувствовал третьим ухом, что Стёпа прилёг головой Маме на плечо, несмотря на совершенно несоответствующее оригиналу лицо, она всё равно оставалась Мамой.
- Стёпочка, ну не расстраивайся, всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо. Сейчас приедем домой, пойдём на третий этаж, а может к тёте Наташе и всё будет хорошо.
Тем временем, автомобиль резво приближался к одноэтажным окресностям Пушкина. Дети замолчали, а женщина обратилась к "немому" водителю:
- Вы, пожалуйста, не подъезжайте прямо к дому, я не хочу чтобы нас увидели, я покажу, где остановиться. Только не подъезжайте прямо к дому!
Постройки уже утопали в молодой, весенней листве. Машина остановилась, не доезжая до адреса несколько домов. Женщина глубоко вздохнула. В их движениях была какая-то вселенская обрёченность, они вышли из машины, взялись за руки и направились к своей Голгофе. Христос взошел на неё всего один раз, и две тысячи лет весь мир не может упустить этот сюжет из виду. А эти детки, эти детки, восходящие на свою Голгофу каждый день, сейчас удалялись от автомобиля навсегда.
Дворники смахивали с лобового стекла, может быть, капли, а может быть, один из множества подобных сюжетов.
Водитель немного дольше чем обычно провожал необычных пассажиров взглядом, а на сердце, в очедной раз, рубцевалась рана.
Душно, как же душно!