Семейству Гонаковых, покинувшему эту бренную жизнь, посвящаю...
Гоня с детства мечтал стать знаменосцем. Представлял, как школа стоит на линейке, и он в белой рубашке с красным пионерским галстуком выносит знамя под барабанный бой. Не получилось стать школьным знаменосцем. Учился плохо, на уроках баловался. Даже в пионеры приняли не сразу и угрожали выгнать. В комсомол вообще вступил не в школе, а в ГПТУ. Горное профессионально-техническое училище №3. «Господи, помоги тупому устроиться!» - так расшифровывали его название учащиеся и сами над собой смеялись.
Первого сентября в ГПТУ тоже построение, линейка. Знаменосцы вынесли флаг училища. «Отличники…» - прошептал кто-то сзади. «Значит, мне не покрасоваться с училищным стягом. Вряд ли я буду отличником, даже если захочу,» - горестно подумал пацан. Никто из учителей и родителей не заставлял Гоню хорошо учиться, разве что классная отругает и сделает запись в дневник, после этого батя для порядку ремнем, и то – жалеючи. «Наш хлеб – на лопате, - твердил отец сыновьям. – Училище, армия, шахта – где еще хорошо заработаете, чтобы из дому не уезжать?»
А дома и в самом деле замечательно. Весной листья зеленые-презеленые, цветы благоухают – город миллиона роз. Летом жара, в ставке вода теплая – купайся не хочу, на огороде и в саду – фрукты, овощи. Осенью плохо – учеба. Но малёхо потерпел до восьмого класса, а там – ГПТУ, армия и свобода. Отработал смену – и гуляй. Хочешь – по пиву, хочешь – кино, вино и домино.
Первую степуху Гоня принес домой. Мать ойкнула, увидев зажатые в кулачке сына три десятки с мелочью. Батя сказал: «Проставиться надо. Первую всегда обмывают!» И помчался Гоня в магазин за бутылкой. Вернулся. Отец со старшим братом увидели, что он всего одну бутылку водки взял – засмеялись: «Пошли дурака за бутылкой – он одну и возьмет! » Пошел брат, взял еще бутылку водки, бутылку вина и пиво – похмеляться на следующий день.
Мать накрыла стол – сидели чинно, батя с братом пили водочку, матери и младшему сыну винцо наливали. Первой ушла мать – осень, консервировать надо, что зимой будем есть? Потом отвалил батя – сытно отрыгивая, пошел спать. Остались братья за столом – закуски навалом, выпить - почти бутылка водки еще. Стал старший младшему «беленькой» подливать – тот и выключился.
Проснулся утром – рядом с кроватью тазик стоит, в нем гадость какая-то. Понял – обблевался. Посмотрел на часы – начало девятого. Помчался в «бурсу», а там полгруппы нет – болеют после «вчерашнего». Директор пришел, пересчитал, составили список. В перерыве между уроками обсуждали, кто как отметил первую степуху, смеялись. После занятий зашли в пивную, выпили по паре кружек. Домой пришел – нет никого, все на работе. В холодильнике нашел оставшееся со вчера вино, выпил и лег спать – сморило.
Утром батя собирался на работу – поднял Гоню ни свет, ни заря. «Что-то ты зачастил, малый! – старый был немногословен. – Если и сегодня придешь пьяным – выпорю. Нам алкаши в семье не нужны!» Брат стоял, смеялся. Таким его Гоня почему-то и запомнил на всю жизнь – веселым, с улыбкой, в свете утреннего солнца.
А в обед взвыла сирена – авария на шахте, взрыв метана. Погибла вся бригада – девять человек. И остался Гоня без отца и брата. Как-то сразу постарела мать, и бабка, когда приходила, еле передвигала ноги – отнялись после гибели сына и внука.
Вызвали Гоню на приписку в военкомат, но там сказали: «Ты единственный кормилец у бабки и матери, в армию призывать не будем». Только бабка ненадолго пережила потомство – через год ушла в сырую землю. И остались младший сын с матушкой вдвоём.
Закончил Гоня ПТУ. Матушка сказала: «Иди в армию! Отслужить надо, а то люди будут смеяться и говорить – порченый. Девки никто замуж за тебя не захочет». Пошел Гоня в военкомат – «Забирайте!»
А там смеяться начали. «Ты что, парень, сейчас в армию только на контракт, на пять лет. Иди домой, посоветуйся».
Сказал Гоня об этом друзьям, те тоже смеяться начали. «Контрактникам платят меньше, чем слесарям в шахте. Оно тебе надо? Все «откашивают», один ты «рыжий» что ли?» Бахнули самогоночки и разошлись по домам.
Пришел Гоня домой, рассказал матери все как есть. «Ну и не надо, сынок! – ответила матушка. - Дома – оно лучше. Целых 5 лет! Умру – кто хоронить будет?»
Дома было лучше, да не очень. Стали задерживать зарплату, снижать расценки. Народ потянулся работать к западенцам. Там, подо Львовом и Волынью тоже уголь добывали. Кому повезло – уехали в Польшу, а уж в Германию так это почти счастье. В западную Украину – не очень. За жилье – плати, кушать – все из магазина, а зарплаты не больше, чем в Донецке.
Гоня никуда не поехал. Мать хворобную куда потащишь? И здесь не на кого оставить. За могилами кто присматривать будет? Мародёры уже однажды утащили все железо, сдали в пункт приёма металлолома. Гоня соорудил деревянную оградку и столик со скамейкой. Друг Юрка-«афганец» помогал. Когда закончили, матушка раскрыла узелок – там картошка вареная, хамса, хлеб. Гоня достал самогоночку – бутылку из-под шампанского. Помянули бабку, отца и брата. Пошли домой.
Время шло, и тоскливо становилось на душе. Одно веселье – передача Нагиева «Окна». Вот где хохма! То сын с матерью сожительствует, то сестра с братом.
А потом началась буза в Киеве. Подавай им Европу, вступай в ЕС. Ну, ворует Янукович, так кто же сейчас не ворует? Шахтерам начали зарплату вовремя давать, стало хватать на жизнь. Не то, чтобы очень, но на хлеб, соль, сахар и заварку вполне. Мясо – курочек держали своих, забивали раз в неделю, масло давили из подсолнечника, благо огороды есть у всех – а там еще картофель, капуста и помидоры с огурцами на грядках. Так нет, чтобы работать, а они – геть Януковича.
Пришел как-то Гоня с работы, включил телевизор. А там – мать чЕстная! Крым к России отошел. «Вот повезло народу!» - подумал Гоня. Теперь у них все по-российски будет – и зарплаты, и «Танцы со звездами», и «Давай поженимся». Хлынула тоска в душу. «Бухануть чего бы?» - спросил матушку. Поняла старая, принесла бутылку самогона. Пил Гоня сам-на-сам, наливался злобой. Прилег отдохнуть, уснул.
Через месяц – новая буза. На главной площади района – драка. Одни кричат «Вместе с Украиной – в ЕС!», другие кричат «Россия, введи войска! Путин нам поможет!» Милиция не вмешивается, смеётся. Трещат кости у драчунов, сыпятся зубы. К вечеру разошлись.
Еще через месяц пришел из Крыма отряд, стали захватывать милицейские оружейки. Правда, говорили, что Стрелков никакой не «Стрелков», и никакой ни офицер ГРУ, в армии совсем не служил, но зато носился по горячим точкам вроде как журналист, пытался найти себе «хлебное» место. Еще говорили, что его настоящая фамилия Гиркин, и теперь он пришел добывать себе власть и звания в Донбассе.
Хотел Гоня пойти, записаться в его отряд, да матушка схватила за рукав, запричитала – «Не ходи, сыночек, не ходи, погибнешь на войне! Вон, Юрка, был в Афгане, так чтобы не воевать, уехал в Полтаву». Дом друга в самом деле был на замке, и Гоня поостыл. Опять же – огород сажать пора, а что старая сама без него сделает? И остался.
Война набирала обороты. Армия ДНР переместилась в Донецк, русские казаки захватили Луганск. Гониному подворью повезло – высокий террикон закрывает от артиллерийского обстрела, да и стрелять не по кому – ополченцы прятались в школьных залах и в кинотеатре, а таких зданий в поселке не было.
Не повезло шахте. ВСУ стали обстреливать копер, с которого днровцы вели наблюдение, и угодил снаряд в электроподстанцию, от которой питался рудник. Сто пятьдесяти двух миллиметровый снаряд сорвал мощные трансформаторы с фундамента, изрешетил их осколками. Электроснабжение оборвалось, насосы и электромоторы встали – за неделю шахту затопили подземные воды. Добыча угля прекратилась.
Пошел как-то Гоня в шахтоуправление – может, хоть какие-то деньги дадут, а там – почти пусто. Кому же охота под снарядами сидеть? Охранник в фойе на первом этаже сказал – «Никого нет, кроме нас. Охраняем, чтобы на металлолом не растащили. Вчера двух воров поймали, расстреляли. Уходи отсюда».
Жить стало совсем плохо. Того, что доходило из гуманитарки, не хватало даже на неделю. Матушка же растягивала на две. Большой огород за железной дорогой стал недоступен – чистое поле, человек как на ладони. Стоило кому появиться, начинали шмалять и те, и другие. Картошки, капусты и подсолнечника не стало. Правда, ДНР начала кормить тех, кто выходил на общественные работы – дороги ремонтировать, завалы разбирать – но кормили жидко, порции маленькие, да с собой и не унесешь, - поймают, посадят в «яму».
Захворала матушка. Печку топить – выскребала на морозе последний уголь из сарая, просквозило её – и слегла. Пошел к врачу – тот ни в какую – кому охота под обстрелами по улицам шляться? Кое-как уговорил. Осмотрел доктор матушку, выписал какие-то пилюли. Сказал – первый раз в больничной аптеке получишь, а потом сам доставай. Лекарства окончились быстро, хотя из экономии мать пила их в два раза меньше, чтобы подольше хватило. Пошел Гоня искать аптеку, а денег - кот наплакал. Выложил всё до копеечки.
Домой пришел – тишина. Печка не топится, холодно в доме. Зашел в комнату матери – та лежит бледная и не шевелится. Все, отошла…
Заплакал Гоня – где ты, Путин? Где твоя армия и твои солдаты? Утром пошел в администрацию – мать умерла, похоронить надо. Глава позвонил командиру батальона ДНР. Тот ответил – пришлю солдат, помогут. Пусть подготовит тело и ждет дома.
Гоня разобрал курятник, сколотил гроб. Одел матушку в самую красивую одежду, положил её в гроб. Солдаты приехали на следующий день утром на уазике-«буханке». Засунули гроб внутрь, сами сели вокруг, Гоню посадили вперед – «Показывай, куда везти!»
Могилу копали долго – где лопатами и обушком, где ломиком и грабаркой. Попытались рвать стылую землю гранатами, но их было мало. Наконец, кое-как выкопали, положили гроб, засыпали землей. Сказали – весной приведешь в порядок. Отвезли Гоню домой, достали несколько бутылок водки, закуску, предложили помянуть. Гоня согласился. Бахнули раз-другой по стопочке – в организме потеплело. «А ты, чо, теперь один? - спросил старший. – И как же будешь?» Гоня рассказал все, как есть. Солдаты посочувствовали. «Не грусти, братан! – старший хлопнул по плечу. – Давай с нами. Можешь прямо сейчас. Ротный завтра придет, все оформит». Солдаты пошли в УАЗик.
Гоня запер дом, с тоской оглядел подворье – растащут воры. Слезы сами потекли из глаз. Забрался в салон. Солдаты потеснились, Гоня уселся, и машина поехала в расположение.
Солдатскую науку молодой боец воспринимал легко. Камуфляж и берцы были свои – еще отец с братом подарили. Взводный дал каску и автомат. Правда, каска была СШ-40, красноармейская «шестиклепка» времен Великой Отечественной, а «Калаш» плевался из-под коробки огнем. Взводный успокоил – поступит новая амуниция и вооружение – заменим.
Стрелять из автомата, пистолета, бросать гранату и ставить растяжку Гоня научился быстро. Мины – противопехотные, противотанковые командование даже ротному не доверяло – подорветесь, чудаки на букву «м», по пьяни.
Вначале было интересно. Новые друзья, денежное довольствие 15тр – чем не жизнь. Официально бухать запрещали, но пацаны иногда «принимали» на грудь перед сном… Приводили проституток – те соглашались за тысячу с клиента за один раз. Выстраивалась очередь.
А потом Гоня увидел оскал войны. Откуда ВСУ прознали, что рота ополченцев квартируется в бывшем кинотеатре, неизвестно, однако налет ее артиллерии был внезапным, и хотя точность изношенных пушек была плачевной, урон ополченцам они все таки нанесли – два снаряда пробили крышу здания и взорвались внутри, контузив, изуродовав и убив находившихся там бойцов. Ротному оторвало ноги – перетянули жгутами, вкололи промедол. Несколько снарядов упали на близлежащие гражданские дома, остальные рассеялись в округе, не причинив вреда. Раненых отправили в госпиталь, погибших стали собирать – россиян для отправки домой, на родину, местных – для выдачи родственникам – похоронить.
От убитых Гоне достались налокотники, наколенники, броник и новенький АКМ с подствольником.
На следующий день привезли денежное довольствие. Деньги раненых уже новый ротный распорядился отвезти в госпиталь, а деньги убитых решили спустить на проституток и алкоголь. «А шо, пацаны, один раз живем! Вчера их, завтра – нас!» - сказал взводный.
В конце недели Гоня заступил в караул – охраняли штаб батальона и «яму». Привезли пленных. Выбежал командир батальона по кличке «гиви» и стал кричать, чтобы пленные прыгали на землю из кузова КАМАЗа.
Все «укропы» были уже избиты и не торопились выполнять указание. Это обозлило «гиви», и он кивнул двоим бойцам, чтобы те взобрались и помогли пленным быстрее покинуть кузов. Бравые воины запрыгнули через колеса и просто стали вышвыривать пленных из кузова вниз. Наконец, «бындэровцев» построили.
Комбат стал обходить строй и срывать с «укропов» шевроны. Он тыкал ими пленных в рот и заставлял есть, те послушно принимались их жевать. Но среди пленных оказался офицер, полковник, он отвернулся, и шеврон только лишь скользнул по его щеке.
Это взбесило «гиви», и он изо всей силы ударил полковника рукоятью пистолета в лицо. Стало очевидно, что этот удар был у него отработан, потому что полковник рухнул на землю, и из его перебитого носа потекла кровь. Комбат подскочил и изо всей силы ударил лежащего носком ботинка в живот. Полковник, судорожно хрипя, стал выдыхать воздух и сворачиваться калачиком. «гиви» забежал с другой стороны и ударил полковника в поясницу.
Неизвестно, чем бы это закончилось, но во двор влетел джип, и из него выпрыгнул военный с охраной. Гоня уже неоднократно видел его ранее. Странный военный не занимал какую-либо должность в структуре батальона, не носил погон, однако и комбат, и начальник штаба, и ротные беспрекословно выполняли его указания. Друзья говорили, что это советник из российской армии. «Где пленные?» - с ходу выкрикнул он. «гиви» отшатнулся от лежавшего и обвел строй рукой. «А этот что лежит? – инструктор ткнул в полковника пальцем. – Опять издеваешься? – он обратился к комбату. – Я же тебя предупреждал, чтобы ты пленных не бил».
Инструктор подошел к лежавшему, взял полковника за предплечья и рывком поставил на ноги. Тот еще находился в состоянии «грогги» и плохо понимал, что происходит. «Санитар! – рявкнул инструктор. – Нашатырь!»
Выбежал фельдшер с санитарной сумкой, достал из нее ватку, смочил жидкостью из пузырька и сунул полковнику под нос. Тот дернул головой, отшатнулся и его глаза стали принимать осмысленное выражение.
Внезапно инструктор и полковник встретились взглядом и стали рассматривать друг друга, словно были знакомы.
- Андрей? Андрей… - вначале вопросительно, а затем утвердительно прохрипел инструктор.
- Узнал? – отозвался полковник. – А я подумал, сделаешь вид, что не узнаешь.
Пленному было тяжело говорить, он высморкался, из его носа вылетели сгустки крови. Он опустил голову, и капли крови стали падать с кончика носа на асфальт.
- Фельдшер! – опять рявкнул инструктор. – Окажите помощь. Остановите кровь. Я забираю его с собой, - теперь уже комбату сказал советник. – Пойдем, я приехал поговорить. Остальных пленных – в «яму». Их потом допросим.
Комбат, начальник штаба и советник прошли в штаб, Гоню поставили у двери, приказали никого не впускать, пока идет совещание. Но было душно, дверь приоткрыли, и Гоня слышал обрывки разговора.
- Знакомый? – спросил советника «гиви».
- Друг детства, - ответил тот. – Пацанами вместе в одном гарнизоне жили – в Ляличах. Слышал о таком? На Дальнем Востоке. Его батя был комбатом как ты, а мой отец у него начальником штаба.
Комбату ДНР понравилось, что его сравнили с комбатом советским.
- А дальше? Дальше что? – угодливо спросил он.
- Потом их в Афган кинули. Из Афгана вывели в Пушной, это под Североморском. Потом отцы демобелизовались. Его батя уехал домой в Хохляндию, под Киев, мой – в Воронеж. Иногда отцы встречались – на День Вывода, в феврале. Потом началась донбасская буча, встречаться перестали – те, кто в Украине, озлобились, те, кто в Белоруссии – насторожились.
- Ну я же не знал, - осклабился «гиви».
- Что «не знал»? – ощетинился советник. – Что пленных бить нельзя?
- Все бьют, - отпарировал «гиви». – И хохлы тоже…
- Парад пленных немцев в Москве видел? – голос советника начал приобретать стальной оттенок. – Их лица? Там хоть одна морда избитая была?
- Так то ж там, - продолжал упорствовать «гиви». – А у нас «здесь». «Укропы» тоже бьют.
- Я тебя, придурка, сдам бандеровцам – испытаешь на своей шкуре. На блок-постах когда последний раз был?
- А что мне там делать? – взвизгнул «гиви». – Я – комбат, командовать должен, а не по передовой лазить.
- Вот именно, что командовать, а не пленных мордовать и проституток штырить! – советник пинком захлопнул дверь, и Гоня перестал слышать, о чем там говорят.
Вечером приехали два трейлера с танками. Танки стаскивали лебедками, чтобы не ревели двигатели. Между траками и катками насовали тряпочек и тонких веток – чтобы не лязгали гусеницы. Танки замаскировали так, чтобы «укропы» ни о чем не догадались. Трейлеры уехали в город. Едва стало светать, те же трейлеры привезли еще два танка.
Утром, когда стал оживать поселок, танки потихоньку, по одному, выехали на исходный рубеж. Гоня к тому времени считался опытным бойцом и понял – готовится атака. Пришел взводный и подтвердил – завтрака не будет, предстоит небольшое наступление, нужно взять Коломлинное.
Об этом селе слышали все. «Укропы» использовали его как плацдарм для заброски разведывательно-диверсионных групп, с его территории частенько стреляли снайперы и били минометы. Командир батальона решил это село освободить, поставил задачу роте и прикомандировал к ней танковую группу.
Гоня осмотрелся. Подтянули всю роту. Каждому танку придали взвод, и только командирский танк оставили без солдат, решили, что он пойдет по участку окружного шоссе, чтобы как можно быстрее проскочить опасное место и зайти во фланг, где «укропы» его ожидать не должны.
Два танка пойдут по грунтовым дорогам вдоль лесополос, третий – по дачному поселку между этими насаждениями.
Подъехал БТР с командиром роты. Офицер пересел на «дачный» танк, но вдруг осмотрелся по сторонам и спросил: «А что же знамя не взяли? Как же без знамени?» У Гони дрогнуло сердце, он вспомнил о флаге ДНР, стоявшем в углу их казармы, и, выкрикнув «Сейчас принесу», побежал в расположение. Когда вернулся, комроты приказал ему взобраться на броню танка и сказал: «Знаменосцем будешь». Гоня зашелся от счастья – сбылась мечта детства.
Комроты подал знак. Танки взревели моторами. Как и планировали, один из них рванулся из укрытия на шоссе. Второй и третий взвод гуськом потянулись вместе с танками вдоль лесополос, взвод Гони выстроился в цепочку и пошел вслед за «своим» танком через дачи.
Первая беда пришла ожидаемая – из кустов вылетела светящаяся капля размером с ведро и стала стремительно приближаться к несущемуся по шоссе танку. «ПТУР…» - сказал комроты. Хотя скорость танка была высока, но капля двигалась быстрее и стала настигать танк.
Все замерли, наблюдая необычное зрелище. Капля почти воткнулась в танк, как на борту того сработала динамическая защита, все погрязло в клубах пыли и капля исчезла. «Ух…» - выдохнул комроты, но как только танк на шоссе выехал из облака пыли, уже из других кустов вылетела точно такая же капля и так же стремительно понеслась к танку. «Конец!» - выругался командир. Капля впилась танку в борт, он какую-то долю секунды продолжал мчаться вперед, затем внутри танка раздался взрыв, оторвалась и взлетела на высоту трехэтажного дома башня, запылал сам корпус.
По кустам, где сидели операторы ПТУР-ов, ударил танк, двигавшийся вдоль лесополосы. Он был скрыт от них деревьями, и ПТУРам его было не достать. После первого же выстрела вместе со взметнувшимся кустом в воздух взлетели какие-то ошметки, и Гоня понял, что накрыли один из расчетов ПТУРа.
Из дальних дач побежали какие-то одетые в камуфляж люди. Гоня понял, что это удирают враги. Ему стало весело, и его охватил азарт. Сзади выехал на пригорок БТР и стал садить короткими очередями из своего КПТ. Было видно, как трассирующие огоньки пуль настигают убегающих, и те падают на землю. Но длилось это недолго. На одной из дачных крыш распахнулось чердачное окно, оттуда высунулся ствол «сапога» и в сторону БТРа полетела граната. Через мгновение он вздрогнул, как и танк, его башенка взлетела в воздух, а корпус скрыли клубы дыма и пыли.
Наконец, рота миновала дачный поселок и вышла на окраину села. Два танка пошли влево и вправо по околице. Танк, на котором сидел Гоня и командир роты, не торопясь поехал по центральной улице. Взводы объединились в общую цепь и пошли через село, разыскивая солдат врага. Неприятеля не оказалось, и только жители деревни прятались по подвалам. Их заставляли выходить во двор, и если в жилье и в подвале ничего подозрительного не находили, селян отпускали.
В центре поселка наткнулись на магазинчик – спиртное, съестное и табачное тут же перекочевали в вещмешки и карманы солдат. Комроты дал распоряжение взводным выставить дозоры и пошел контролировать ход выполнения.
Гоня стоял со знаменем и осматривался, куда бы его водрузить. Комроты не сказал, где будет штаб. Больших зданий в деревне было три – поселковый совет, школа и маслобойно-сахарный заводик. Гоня еще раз осмотрелся вокруг и вдруг его взгляд упал на кирпичную трубу котельной, стрелой взмывающуюся в небо.
Подошли солдаты Гониного отделения, открыли бутылку водки и тушенку.
- Правильно! – сказал один из них, разгадав Гонины намерения. – Там флагу самое место, чтобы все видели – здесь ДНР!
- Тяпнуть надо, чтобы смелее было! – бодро произнес другой.
Гоне налили водки, протянули банку с тушенкой. Гоня выпил раз, другой… По животу побежало тепло, организм почувствовал прилив сил.
- Не тяни! – подбадривали друзья. – Водрузишь, считай, медаль на груди.
Гоня взял флаг и споро полез по трубе вверх. Она оказалась несколько выше, чем смотрелась с земли. Последние метры Гоня преодолевал, тяжело дыша и жадно хватая воздух широко открытым ртом. Наконец появился край трубы и маленькая площадочка. Гоня залез на нее, отцепил от себя флаг и стал прикручивать его к железному штырю громоотвода, торчащему повыше трубы.
Пуля на излете свистит. Но опытные бойцы говорят, что свою пулю не услышишь. Никто не знает, слышал ли Гоня выстрел из нацеленной на него снайперской винтовки или нет, но крупнокалиберная пуля пробила насквозь бронежилет и его грудь, отшвырнула от трубы, и Гоня плашмя полетел вниз. На землю он упал уже мертвым.
-----------------------------------------------
СПГ-9 ---- «Сапог»
Станковый противотанковый гранатомет
Видео к рассказу
https://youtu.be/QZycz7HXVhg