Мы радовались рождению второй дочери, ведь вдвое веселей, когда в доме двое детей. Будут расти сестрички, заботиться друг о друге, а потом и о нас, когда мы станем старенькими. Хорошо.
Дочка получилась у нас хорошенькая, крепенькая, веселая и горластая, все было прекрасно до начала прикорма. Малышка категорически отказалась от творожков, кефирчиков и молочных каш, для выяснения причины этого я утречком относила ее анализы в детскую больницу, где была лаборатория.
Однажды пришла раньше положенного и в ожидании врача присела на стульчик возле наполовину застекленной двери бокса. В этот ранний час в помещении больницы было необычно тихо и я вдруг услышала из-за двери бокса какой-то странный звук. Не крик и не плач, а вроде как скрип, хрипенье или стон, голосок явно детский, но такой страдальческий, такой никогда неслыханный, что я вскочила и без колебаний ворвалась в бокс.
У окна малюсенького бокса в кроватке лежал туго спеленатый ребенок, он шевелился, корчился, пытаясь ослабить путы пеленки или освободиться от нее, видневшаяся одна половинка личика была красной от натуги и малыш так странно и страшно для меня хрипел и стонал. Видимо, долго был туго спеленат и устал, бедняжка, пытался помочь себе сам. Но почему не орал, не вопил, возмущаясь и справедливо требуя помощи? Как все дети?
Я бросилась распутывать тугой узел пеленки, развязала, раскрыла и мне захотелось зажмуриться и не поверить в действительность. Тощее, со впалым животиком, абсолютно и неестественно белое тельце ребенка слегка зашевелилось, торчащими из тяжелого полного памперса тоненькими ножками малыш пнул воздух, зашевелил неестественно длинными ручками. Это потом уже я поняла, что такими длинными ручки показались мне из-за их худобы, а тогда, в первые минуты меня все это просто испугало.
Я наконец глянула на лицо малыша. С трудом разлепив слипшиеся реснички, он открыл глазки, и я изумилась - у ребенка были синие глаза. Не светлые или голубые, они были ярко-синие, у меня просто не было слов для сравнения, такого цвета глаз я не видела никогда.
Взгляд удивительных синих глаз скользнул по мне, но не остановился, личико успокоилось и побледнело, а тонкая полосочка губ тихонько зачмокала, ребенок просил еды.
Нужно было пойти и позвать кого-то, но я, сама не знаю почему, боялась оставить малыша одного в палате. Подхватив ребенка, я подняла его столбиком на левое плечо, как поднимала свою дочку, и, успокаивая, стала поглаживать спинку, с настоящим, вот самым настоящим ужасом чувствуя, что детская спинка под моей рукой ребриста, как стиральная доска, без намека на пухлость, просто под кожицей были тонкие ребрышки.
Я так и застыла от страха и жалости, а крупная головка послушно и тихо лежала на моем плече.
Как спасение, в палату вошла врач Вера Ивановна, Верочка, наш доктор, увидела нас и все поняла, забрала малыша, уложила в кроватку и с упреком сказала:
- Вы что, забыли правила? Нельзя вам детей здесь трогать, у Вас дома малышка.
- Откуда у вас этот ребенок, что с ним, чей он? - не удержалась я, но Вера велела мне немедленно отправиться к лаборантам и только после этого зайти к ней в кабинет.
Веру пришлось подождать, но я уже не могла уйти, не разузнав все об этом синеглазом странном младенце.
Пригласив меня, Вера демонстративно положила перед собой часы, начала рассказ:
- Дежурный по нашей станции, проводив поезд, обнаружил на лавке в зале ожидания сверток с младенчиком, сам назвал его Васькой Лавочкиным и этот Васька живет в доме детей хроников в нашем районе, поскольку в добавок к сиротству получил массу разных и пока неизлечимых заболеваний. Главное, такой порок сердца, при котором смешивается венозная и артериальная кровь, в результате нет нужного питания органов, в том числе мозга. Васька сильно отстает в развитии, можно сказать, он пока как травка.
Сердце мое как сжалось, так и не отпускало, Вера заметила и заторопилась.
- Ну ладно вам переживать. Его к нам вчера привезли чтобы подкормить, подлечить общее состояние, мы частенько детей у них берем для этого, не могут там обеспечить нужный уход, нет возможности, что скрывать, а мы одного-то присмотрим, подкормим, все стараются, и персонал и мамочки, что со своими лежат детками. Вот и Ваську не узнаете через месячишко, но у этого синеглазого еще и шанс появился. Приедет в Москву врач из Германии, который у себя такой порок сердца -Тетрада Фалло, оперирует. А в Москве на Ваську все документы оформлены, если повезет, прооперируют и успеет он догнать сверстников, ему ведь и годика нет. Вот мы его подправим и ждать будем, как судьба повернется. Ну ведь и у нас скоро будут такие операции делать, да некогда Ваське ждать.
Я потрясенно молчала и Вера, вставая, сказала:
- Да вы подключайтесь к уходу за Васькой, разрешаю. Но без излишеств.
С этим я и ушла домой, где долго обнимала и тискала моих вполне упитанный дочек. Мой рассказ об увиденном произвел должное впечатление на мою добрую тетушку Аню, которая, вырастив меня, теперь помогала управляться с моими детьми.
Немедленно было составлено меню для Василия Лавочкина. Прикорм мы стали готовить на двоих детей. Дважды в день я собирала сумку и ехала в больницу. Везла одежду, игрушки, питание, свежие соки. Кормила мальчика и, главное, я подолгу носила его на руках, на плече, шептала ему на ушко ласковые слова, потихоньку пела про сотню юных бойцов из буденновских войск, потому что эта песня, как мне казалось, была написана для мальчиков. И все ждала ответной Васиной улыбки, любого проявления детской радости. Но нет, серьезное личико, которое мне уже нравилось, оставалось безучастным и синие прекрасные глазки блуждали, отыскивая взглядом что-то мне неведомое.
Подходила Вера Ивановна, наблюдала и молча удалялась. Так неделя прошла и другая к концу подходила, я так привязалась к малышу, что просто не могла не видеть его и дошло уже до того, что я довольно грубо отчитала Веру за то, что она всегда называла мальчика Васькой. Для меня он был уже Васильком, Васенькой, лапочкой моей.
В ответ Вера меня очень жестко отчитала:
- Вы не приласкивайте его так, - сказала, - не приучайте, а то привыкнет он к ласке, как отвыкать будет, снова страдать? Надо судьбу его будущую учитывать, суровая ему жизнь предстоит.
Я молчала, но Вера, видимо, что-то обо мне поняла раньше, чем я сама, потом что тихо так продолжила;
- И сами не привыкайте, не надо, знайте меру. В семьи таких детей отдавать нельзя, плохо для семей и для ребенка. Психостатус с плохой перспективой, наследственность вряд ли хорошая, обеспечить лечение может только государство и то при случае, которого сейчас и ждет Васька. Дождется - хорошо, а нет, так на все воля Божья. Не привыкайте. У вас своих детей парочка, хватит заботы. Не привыкайте, помогайте и жалейте. И без фокусов мне.
Ну вот, Вера Ивановна высказала то, что зрело и крепло в моей душе, но я еще не смела сказать об этом, выразить словами любовь к ребенку и желание забрать его, назвать сыном, выходить, воспитать. Я не могла сказать, а другие об этом, выходит, знали, видели. И все уже решено без меня.
Я была совершенно убита и поплелась домой.
Мои посещения больницы не прекратились, я не могла, да и не хотела лишать себя и ребенка так необходимого нам общения. И однажды, вот честное слово, я вдруг увидела, как синие глазки с интересом остановили взгляд на моем лице, а тонкие лапшинки губок растянулись в неумелой улыбке. Это было, я не ошиблась, вне себя от радости забыв обо всем, я громко закричала: «Вера!».
Заглянула в бокс медсестра, но опоздала.
Личико Васеньки снова стало спокойным и строгим.
После этого случая Вера Ивановна еще раз, уже строго и спокойно открытым текстом сказала мне, чтобы я выбросила из головы даже мысли об усыновлении ребенка Василия Лавочкина и неизлечимо больных детей усыновлять не разрешается.
Я упрямо продолжала навещать Васю. Он и вправду набрал вес, поправился, но продолжал безучастно и тихо лежать в кроватке, не реагируя ни на что. Он даже не кричал, только жалко так постанывал.
Больно было смотреть.
Время шло, но ничего не менялось. И вот однажды вечером необычно веселая Вера сказала мне, что будем скоро прощаться с Васькой, она так и продолжала его звать Васькой. Вроде бы получено согласие на отправку Васи в Москву, там проведут диагностику и решат, что с ним делать, вроде бы и порок сердца такой же будут оперировать.
Ну, просто не знала я, радоваться мне или печалиться, все же разлука нам предстояла с синеглазкой, кто знает, может и навсегда.
Утром пришла, покормила, поиграла с Васей, все как обычно, никаких сборов в дорогу не заметно, я и ушла спокойная.
Прихожу вечером-пуста кроватка, увезли Васеньку, который побыл моим сыночком неполных пару месяцев. Пугала и ругала меня врачиха Вера и персонал тоже дивился, а я называла и думала, что моя любовь поможет ему. Вот и помогла, получил он шанс.
Вера Ивановна капельками меня угостила и пообещала сообщать все, что будет известно ей о Васе.
Вскоре мы уехали из этого городка, я пыталась что-нибудь узнать о ребенке, но так и не узнала, остался Вася в памяти как несбыточная и странная мечта.
Прошло много лет, и вот однажды я приболела, простудилась и кашель просто разрывал меня, спать не спала, сидела на диване в подушках.
Вдруг вижу, в моей комнате кровать стоит и на ней спит детский доктор Вера Ивановна. Что за диво, откуда она взялась? А от окна идет к двери молодой красивый парень в модном длинном черном пальто, идет и улыбается мне, подходит к дивану, протянул руку, смеется, смотрит на меня, а глаза-то синие-синие, не знаю даже, с чем такую синеву сравнить, наверное и нет в природе такой красоты, одни только эти глаза. Так, с улыбкой и не отводя от меня взгляда, прошел он к двери и скрылся.
Веры Ивановны тоже как и не было, пусто в комнате. Сижу на своем диване и думаю, что это, сон или правда? Я же и не спала вроде бы. Утром рассказала про это все мужу, а он мне говорит, мол, ты же мечтала о Васиной улыбке, вот он тебе и улыбнулся, нашел способ повидаться, а какой - неважно. Значит, все у него хорошо и он помнит твою любовь, которую ты ему подарила, решил тебя порадовать. Да ты вроде и кашлять перестала, я не слышал ночью - добавил он удивленно.
Я удивилась тоже, точно, кашель исчез, словно его и не было. Ну и ну, это что мне приснилось - кашель или синеглазый Вася? Нет, нет, это было на самом деле. Был кашель и, главное, была улыбка и взгляд синих глаз сыночка моего недолгого Васи. Приходил он ко мне, утешили обрадовал. Любовь не пропадает, нет, не пропадает, даже недолгая.
А кашель мой Вася снял рукой, не иначе, ведь где это видано, чтобы уходил кашель за мгновение, я обычно по месяцу мучаюсь, а тут раз, и нету.
Это же тоже чудо, я думаю.