Прочитал в церковном календаре фрагмент проповеди архиепископа Серафима Соболева (1881 – 1950; в 2016 канонизирован РПЦ в лике святителя). Вот этот текст:
«Многие из нас отрицают вечность мучений в аду, говоря, что Господь есть всепрощающая Любовь, что Он все грехи наши простит, даже простит бесов и, в конце концов, будет только вечная блаженная жизнь, без всяких мучений ада. Подальше будьте, мои возлюбленные чада, от столь распространенного среди нас учения, исходящего из ложной, гуманистической, а в своей сущности дьявольской мысли, что Бог есть только всепрощающая Любовь. Господь есть не только любвеобильный Отец наш, но Он есть в то же время Праведный и страшно наказывающий Судия… Господь учит о вечности мучений для грешников и бесов…»
Существуют люди, которые наносят огромный вред христианству как идее, из которой вышли, прежде всего, такие понятия, как совесть, справедливость, нравственность, забота о ближних, социальное государство. Не надо быть святым, чтобы знать известные слова Иисуса Христа о том, что «кто не без греха, пусть первый бросит в нее камень» (речь идет о блуднице, которую к Спасителю привели фарисеи для осуждения). Не надо быть святым, чтобы знать, что Бог Отец не может быть «страшно наказывающим Судией», поскольку «суд передал Сыну» …
Не буду теперь вдаваться в более сложные философские и лингвистические вопросы о том, что такое «вечность» и что такое «вечная блаженная жизнь». Эти вопросы весьма неоднозначны и до сих пор не разрешены…
Но рассказать о самом архиепископе Серафиме совсем нетрудно. Лучший и самый правдивый, на мой взгляд, русский церковный писатель митрополит Вениамин Федченков (1880 – 1961) уделил рассматриваемому нами персонажу несколько страниц своих дневников и мемуаров. Они вместе учились в самом начале XX столетия в Санкт-Петербургской духовной академии, были друзьями, посещали Иоанна Кронштадтского, видели реального, а не выдуманного Распутина. Однокашники звали будущего архиепископа не иначе, как «Колечка» – за некоторую экзальтацию и любовь к уменьшительно-ласкательным суффиксам. Он мог, например, пройти мимо распахнутых дверей аудитории, где шли занятия, и воскликнуть: «Здравствуйте, миленькие мои…»
Николай Соболев был родом из обедневших мещан. Надо признать, что перед революцией, да и после нее, когда установилась относительная стабильность, духовную карьеру делали в основном из-за материальных побуждений. Как свидетельствует тот же Федченков, верующих среди поступавших в семинарии, а затем в академии было менее десяти (!) процентов. Нечто подобное, возможно, мы видим и сегодня.
Колечка плохо учился, но был отличником. Как так? А он обычно говаривал экзаменатору: «Помнил, родненький мой, но сейчас забыл». Ему верили или делали вид, что верят. К тому времени в российском обществе сложилась обстановка пофигизма, которая привела к тягчайшим последствиям – посильнее любого мысленного ада.
В 20 лет Николай встал перед серьезным вопросом, идти ему в монахи или же заводить семью. Монашество имело преимущество – все высшие церковные должности и соответствующее вознаграждение полагались и полагаются только монахам, получившим высшее образование. Семейные могли стать скромными преподавателями и еще более скромными приходскими священниками в захолустье. Конечно, всегда были и будут исключения. Но подобные исключения в той или иной степени связаны с обманом Бога, а это, согласитесь, не очень хорошо…
Коленька Соболев долго мучился неразрешимой дилеммой, а потом при свидетелях и перед иконой Серафима Саровского, который только что был прославлен в лике преподобных, помолился и попросил батюшку дать ему дельный совет. При помощи объемистого жизнеописания старца, которое тут же находилось на полке.
Книга была раскрыта наугад – на первой попавшейся странице. Она начиналась с наставления великого подвижника одному прихожанину. «Иди в монастырь! И не забудь позаботиться о брате и матери-вдовице (Коленька совсем о них забыл, а они существовали в реальности). И будешь благонадежен…»
Митрополит Вениамин ручается, что всё так и было, ибо сам присутствовал на необычном мероприятии…
Николай Соболев не ослушался Саровского Чудотворца: принял постриг с именем Серафим, стал заботиться о брате и маме. И всю жуть последующей эпохи пережил без сколько-нибудь значимых потерь. Был в Белом движении, причислял себя к яростным монархистам, бежал в Константинополь, осел в Софии, возглавлял там приход для русских эмигрантов. Чувствуя, что конец нацистов близок, с 1943 года перестал участвовать в заседаниях зарубежной православной церкви под эгидой Третьего рейха, а в феврале 1945 года направил телеграмму патриарху Алексию I с поздравлением по случаю его интронизации и с пожеланием присоединиться к РПЦ.
Патриарх, как положено, доложил Сталину о прошении архиепископа Серафима. Вождь взял личное дело и стал читать, морщась: монархист, Белое движение, бежал…
– Правда, глуповат, – с лукавой улыбкой добавил Алексий I.
– Ну, тогда – другое дело, – одобрил Иосиф Виссарионович.
09.11.2019