Глава седьмая. Воспарить над бездной.
Советский Союз начал постепенно разваливаться и ателье по ремонту квартир, в котором работала Ольга, тоже. Наступило время серьезного дефицита, еще к тому же появились многочисленные частные предприниматели, торговавшие всем чем угодно, производящими все что угодно и из чего угодно. Процветали валютчики, спекулянты, появилась «Галёра», где торговали всевозможным тряпьем, привезенным из заграницы. «Штаны», даже уже кем-то поношенные, можно было купить за всю зарплату, главное было – «мулька» какой-нибудь заграничной фирмы. Порой, отстояв очередь у магазина за джинсами, продавали их тут же, накинув «свой интерес». Постепенно приближались к краху не только система, но и человеческие ценности.
Что только не происходило в скромной коммунальной квартире! Развал и тихая лютая ненависть старой женщины, живущей за стенкой, тихо и исподтишка творящей свое черное дело не прекращалась ни на минуту. Зашедшие к Оле гости выслушивали в ее адрес такие гадости, что Оля прекратила звать к себе подруг. Несправедливые обвинения в том, чего она никогда не делала, сыпались колючим снегом. Позже она разобралась в том, кто так сильно насолил соседке, что она возненавидела весь мир. Это не ей были предъявлены претензии, а тому, незнакомому Ольге человеку, но больная женщина утверждала, что тот человек специально подослал Ольгу чтобы портить ей жизнь. Попытка узнать кто этот человек, не удавалась. Женщина утверждала, что Оля сама знает кто это. «Передай ему что я не дам творить надо мной безобразие!» – утверждала она. Какое безобразие – Оле было неизвестно. Добиться правды было напрасным занятием, и она «отвечала» за содеянное кем-то по полной программе. В своей комнате она не могла включить музыку, в стену сразу же колотили. Соседка изредка уходила в магазин или погулять, бывало на полдня и это время Оля использовала чтобы успеть сделать в доме что-либо существенное. Постепенно, кусочек за куском, делала ремонт общего пользования, тут же скоро убирая за собой мусор и к приходу соседки успевала сделать намеченное за то маленькое время. Выслушав претензии о том, что «Ничего у меня не делать! Скажи ему, что я запрещаю в моем доме делать ремонт. Это все моё!» Ольга так и не смогла поговорить с ней и выяснить кто же этот Виктор Михайлович. Постепенно с годами стало что-то проясняться. Женщина заплатила крупную сумму, отказывая себе во всем, человеку, пообещавшему что вся квартира будет принадлежать ей, в чем он ее уверил что все документы почти готовы. Попытка объяснить, что Ольга не знакома с этим таинственным Виктором Михайловичем, не удавалась. Она, оказывается была с ним в сговоре. Вот так-то.
Однажды вечером в дверь позвонили, за дверью стояла незнакомая женщина, где-то ее возраста и попросилась войти. Оля провела ее в кухню и предложила сесть.
– Я здесь жила с мужем, в той дальней комнате, – и она указала в сторону Олиного жилища. – Недолго правда, затем мы разошлись, и я уехала, а муж мой остался один. Как он жил с ней, я не знаю. Он попал в аварию и лишился ноги, это я потом узнала. Он крепко пил и частенько спал на лестнице, соседка его не пускала в квартиру. Соседи, которые знали нашу семью, уже съехали, и я позвонила к вам. Может остались какие-то документы или фотографии.
– Нет, я все выбросила уже давно. А Вы что-нибудь знаете о происходящем здесь до меня.
– Конечно. Мы очень дружили с Вашими соседями из квартиры напротив, и я узнала все позже, как мужа похоронили. Ваша соседка видимо что-то ему дала выпить, когда ему было плохо после запоя, чтобы он не буянил. Он лежал в комнате много дней, пока не потек. Милиция не смогла подтвердить факт отравления, так как тело уже разлагалось. Весь подъезд провонял, когда его выносили.
– Боже, как же она могла столько дней дышать этим воздухом и даже не соизволила заглянуть в комнату!
– Кто его знает, что тут было. Эта тварь никогда и никого не считала за людей и нам жизни не давала. Я не вынесла и уехала, а мужу моему уже было все равно. Мне не хотелось, чтобы и с вами поступили так же. Будьте осторожны.
– Сколько лет вы прожили в этой квартире?
– Четыре года. У Нинки муж был золотой человек. Он ее еще держал, веселая ходила. Любила его крепко. Рассказывал, как она за ним много лет охотилась, с юности. Работали они в одной конторе, он был женат на другой, но, когда его жена умерла, женился на Нинке. Богатый был мужик, бывший капитан на торговых судах. Мы еще его застали в живых. Он умер через год как мы въехали. Обширный инфаркт. Нинка после его смерти сошла с ума. Орала на всех, плевалась, задирала юбку и показывала всем свой зад. Мол как я вас всех ненавижу. Психушку нам вызвать не удавалось. Она закрывалась в комнате и орала или уходила, когда мы пытались вызвать врачей.
Ольга начинала понимать ситуацию и пригласила женщину в комнату. Та вошла, села на пол и долго плакала. Оля обняла трясущуюся фигуру и присела рядом. Ей невыносимо стало жалко плачущую женщину и себя тоже. «Проклятое место» – подумала она про себя. Теперь ей стали понятны еще некоторые чудеса, происходившие с ней, когда она оставалась одна в комнате. Позже, когда гостья покинула ее жилище, эти чудеса прекратились. А что именно? Для человека с ее чувствительной натурой, не верящей во всякие мистические чудеса, но определенно ощущающей присутствие посторонних около себя. Часто ночью она слышала над своим ухом шепот: «Я буду ласкать тебя так, как никто не ласкал». То ей казалось, что у ее изголовья кто-то рассыпает листы бумаги, и они с тихим шорохом опускаются на пол, то видела, как приколотая к стене картинка на утро оказывалась на полу, причем с содранным на кнопке кусочком бумаги, то кто-то ходил по комнате и тихонько насвистывал. По всему, что происходило, Ольга могла судить о присутствии незримого образа мужчины. Видимо тот, кто присутствовал рядом перепутал ее с той женщиной, которая была ему дорога. Для себя она объясняла это так, что ее больное и измученное воображение играло с ней в какую-то игру. Консультация у психиатра объяснение не дала, тот счел ее вполне адекватной и выписал простые успокаивающие средства. В следующий раз с ней произошло совершенно невероятное, повергнувшее ее в шок. Она не могла понять и принять произошедшее и снова обратилась к психиатру. Назначенные ей сеансы гипноза не помогли. Гипноз на нее не действовал. Чтобы не обидеть врача, она благодарила его за оказанную помощь и выходила из кабинета в недоумении. Видно одиночество загнало ее в угол. «Не надорваться бы, – наказывала она себе, – и постараться не обращать внимание ни на что и ни на кого». А дело было так:
Однажды, после работы, Ольга пришла домой не то чтобы уставшая, просто состояние было странное, как в бреду. Легла на кровать, закрыла глаза, не уснула, а находилась в какой-то полудрёме, это она помнила точно. Потом почувствовала, как что-то отделяется от нее, что-то невесомое, что-то как будто не её. Но она чётко знала, что это она. Потом поднялась под потолок, почувствовав, как смотрит вниз, не поворачиваясь, будто спиной. Ее физической просто нет. Эта невесомая субстанция «видела» свою комнату, мебель в какой-то искаженной форме, как будто в перспективе, как будто там, далеко наверху есть точка горизонта к которой сходятся все вертикальные линии. Всё такое необычное, непривычное, но это ее комната, ее мебель и она сама. Потом потолок комнаты как бы растворился, и она стремительно полетела ввысь, поднимаясь словно по ступеням, теряя на каждой из них: сначала голос, потом ощущение своего тела, потом слуха, потом сознания. Ее просто не было. Она не ощущала своего тела, своей мысли, ничего своего. Было что-то огромное, бесконечное, словно вся вселенная, точно облако, но без всяких ощущений, без всякой мысли. Просто оно пульсировало, сжимаясь и разжимаясь. Что-то внутри этого говорило, что это она, скорей всего не говорило, а знало, утверждало. Она как будто слышала свой голос, который говорил, что это она. Огромная, бесконечная, как вселенная. Даже не голос. Это огромное облако утверждало, что это ОНА. Никаких физических ощущений, чувство полной свободы и пустоты. Эта невесомая субстанция легко перемещалась в пустоте, пульсировала, сжималась и снова превращалась в бесконечную освобожденную от всех земных ощущений, от всех чувств и мыслей, огромную вселенную. Она плыла и растекалась, она перетекала из одного состояния в другое, она не была цветной, цвета не было. Ничего не было. Вдруг она почувствовала голос, но его тоже не было, его словно втиснули в нее, он словно прошивал ее насквозь, эта вселенная знала, что с ней говорят на каком-то неземном языке, и не на языке вовсе. «Она ещё не готова!» – медленно тек тот «голос». Ее стали вталкивать через все этапы, что она только что прошла. Ей не хотелось возвращаться обратно, и она «спросила» всем тем существом: «Почему?» И ей уже ясным голосом, скорее это был женский, может быть или просто очень приятный, как будто полушепотом, как будто и не голос ответил: – «Ты не состоялась». Ее медленно опускали, возвращая постепенно все чувства, ощущения тела, слуха, обоняния, осязания, все, что положено человеку. Зависнув над своим телом Ольга посмотрела на него с брезгливостью. Оно было похоже на какое-то желе болотного цвета, мерзкое, противное и ей стало жутко. Ей так не хотелось туда возвращаться, но ее втиснули в него. Оно вздрогнуло, Ольгу тряхнуло, и она очнулась. Постепенно приходя в себя, она села на кровати, закрыла лицо руками и снова погрузилась в себя, пытаясь разобраться в том, что сейчас произошло. Нет это был не сон, она в этом была убеждена. Видимо то существо, что жило внутри, подсказывало ей что пора что-то в своей жизни менять. Так можно дойти до безумия. То, что ей показали сейчас и есть небытие, возможно состояние смерти. Там тебя уже не будет. Ничего не будет. Бессловесная, бестелесная пустота. Пока живо сознание – жив человек, – умрет человек – умрет сознание, останется та бесчувственная опустошенная вселенная. Кого она вспомнит, что она почувствует, что она расскажет? Может жизнь – это иллюзия и предметы, окружающие тебя – тоже иллюзия? Но ведь эти предметы созданы нашими руками, мы их чувствуем, мы слышим звуки, мы ощущаем пищу, мы чувствуем радость и горе нашим сердцем, мы слышим, как оно бьется там, внутри. Живое, дающее нам возможность все это чувствовать. И, вероятно то чувство пульсации той вселенной, которая сжималась и разжималась, те голоса и ощущения были ощущениями еще живого тела, но… что будет тогда, когда оно просто схлопнется, когда оно…. Ольга боялась произнести это слово.
«Ты опять показала мне свое лицо!» – подумала Ольга. «Не дождешься! Я еще не готова!»
Однажды ночью она проснулась от истошного крика своего сынишки. Подскочив к нему и прижав к себе дрожащее от страха тело ребенка, она попыталась выяснить от него, что случилось. Немного успокоившись, сын рассказал о страшном сне.
– Мама, я был в поле вокруг которого стояли огромные до неба иконы, и они шли на меня. Мне было так страшно! Я подбежал к одной тётеньке, прижался и понял, что это моя мама. Она была с мальчиком.
Оля поняла, что ребенок видел Богородицу. Она давно не верила ни во что, в храме была может пару-тройку раз в жизни. Одно воспоминание детства ей запомнилось навсегда. Она была еще маленькой девочкой, когда мама привела ее в церковь. Это была крохотная деревянная деревенская церквушка, в которой удивительно вкусно пахло ладаном и теплой печкой. Хотелось держать руки на ее теплых боках и никуда не уходить. На улице трещал сорокаградусный мороз и бревенчатые стены тихонько «звенькали». Она смотрела сквозь маленькую щель кованной дверцы на бушующий в печи огонь и была счастлива. Резвые огненные кони неслись по поленьям и грозно гудели. Оля сидела на маленькой скамеечке у крохотного покрытого плотным инеем окошка и тоненьким пальчиком ковыряла наросший снег. Он почему-то был тоже вкусным. К ней подошел священник и ласково погладил по белокурой в мелких кудряшках голове.
– Какая хорошая девочка. Ангелочек.
Вскоре случился пожар и больше этой теплой печки, и крохотного окошка не стало. А после советская школа в которой пытались вытравить в ней эти теплые воспоминания. Мама продолжала встречать утро на коленях перед иконами, спорить с девчонками уже не могла. С их стороны бурно шла антирелигиозная пропаганда.
Спустя годы, Ольга почувствовала в себе потребность сходить в храм. Ей нужно было хотя бы с кем-то поговорить, хотя бы шёпотом, чтобы никто не знал о тех страданиях, что разрушали ее изнутри. Та маленькая девочка требовала, тот ангелочек просился в свой теплый и благоухающий дом.
Вскоре она окрестила сына. Его ночные кошмары прекратились. Когда она стояла в храме, то не могла остановить переполнявшие ее глаза и душу слезы. Словно кто-то проткнул тот пузырь, в котором она находилась все эти годы одиночества, в котором не хватало воздуха, который сжимал ее пытаясь раздавить и уничтожить. «Богородице, Дево, радуйся! …»
(Продолжение следует)