Раскосые глаза половца жадно смотрели на серебряный крест монаха, отражающий свет костра. Кто знает что происходит в душе этого варвара? Благоговеет ли он перед ним как перед символом христианской веры, или думает как бы срезать его с худой, сожжённой солнцем шеи Петра. Не доверял грек своему проводнику, чувствовал в нём буйство степи, темноту этой земли населенной вроде и христианами, но носящими с собой ещё веру в языческих богов. Даже князь Святослав иногда поминал о былых временах, шептались о нём священники, не доброе говорили.. "Эти черные глаза, могут ли они помешать мне выполнить волю божию? Не сделает ли он меня безымянным мучеником, не закопает ли в этой неприветливой земле?"- думалось греку сейчас. Хлеб был не вкусен, вода пресная, он мучался вдали от приветливой суеты Ромейкской империи. Половец поедал жирный кусок мяса. Воевода говорил, что его уже давно крестили и он благочестиво помещает церковь Божию, но ведь сейчас он был свободен в земле язычников радимичей, поэтому и не постился. Крестильное имя этого варвара было Лонгин, а среди дружины его называли Гзак. Была поздняя ночь, вокруг костра на сотни метров была большая лесная поляна. Блики костра играли на исполинских размеров деревьях, которые подобно древним титанам стояли в отделении. Моментами монаху мерещилось, думалось что это античные боги пришли посмотреть на незваных гостей. Шорохи, писк, рычание раздавались в лесу. Птицы пролетали над поляной, закрывая собой яркие августовские звёзды. Гзак ковыряясь ножом в земле смотрел в небо, кадык бегал по горлу: Видал я поля мёртвые, тени там снующие. С детства я побратим волкам. Темная здесь ночь, чую глаза, чую недоброе думают. Захихикал, взял ещё кусок мяса, запил из бурдюка. Пётр укутался в плащ, не глядя на Гзака спросил: Бывал ты тут или же ведёшь меня по чутью? Половец быстро заговорил: бывал, давно бывал. ещё князю начал служить, на охоте погнался за туром, в реку упал. тёмные тут леса, страшные, и племя это бычье. Пётр усмехнулся в седую бороду, закрыл глаза. В уме его пронеслось видение, бык стоящий у обрыва. Глаза его налитые кровью, копыта ударяющие в землю. А вокруг него люди с страшными лицами, измазанными грязью.
- Уходи, не то погубишь душу- кто-то шептал ему в ухо.
Половец что-то спросил, но недождавшись ответа, спросил ещё громче:
-А ты видел василевса?
Пётр ответил:
-Только издалека.
Гзак стал напевать песню. Её тихая мелодия была пропитана тоской, Петр продолжал думать. "Не возомнил ли я себя апостолом? Не гордыня ли меня повела в этот лес. Быть может это путь погибели. Разные видения могут являться человеку, разные соблазны. Чем я заслужил такую честь?"
Его тело вдруг стало недвижимым. От самых ног что-то навалилась на монаха, он не мог пошевелиться. Перед глазами возникло прекрасное женское лицо. "Марфа"пронеслось в уме у Петра. Она смотрела своими бездонными черными глазами в глубь души монаха. Белизна её лица была мертвецкой, но от этого дева не теряла своей красоты. Он помнил каждую линию её лица. Марфа, милая Марфа. Она проговорила:
-Пётр, опять ты меня не слушаешь.-грусть тенью легла на её губы. - Я хотела к тебе придти раньше, но боялась. В этой земле нам с тобой уготовано счастье, не иди дальше, обними меня. Помнишь как мы с тобой полюбили друг друга?
Лицо Марфы начало растворяться, Пётр в уме произносил молитву, тело волною начало ему подчиняться, из груди вырвался стон. Где-то рядом каркнул голос Гзака:
-Монах, ты помереть решил или вертеп какой вспомнил?
Пётр открыл глаза, это был сон, ему явилась его покойная возлюбленная.
***
Гзак стоял по пояс в воде. Маленькая речушка была окружена крутыми берегами, которые венчал древний лес. Пётр ждал под елью, губы медленно шептали молитвы. Этот ручей был границей племени голядов, здесь они договорились с воеводой встречаться по поводу полюдья. Воевода знал что они поклоняются своим богам, но не хотел идти в чащобу чтобы насаждать им веру греческую. Страшно ему было, да и оброк они платили всегда хорошо. Народец этот был малочисленный и разговаривал на очень корявом языке. Понимать их конечно понимали, но лишний раз не заводили бесед. Князь их Окул был человеком мрачным, и мало говорил с воеводой. Пётр знал, что именно этот князь поставил идол быка в главном селении голяди и принёс ему в жертву почти весь скот племени. И думалось, что народ не принесёт такую жертву, перестанет подчиняться, но они с радостью выполнили приказ князя. Гзак говорил, что видел то селение, и будто люди там живут в норах. Мертвых складывают возле идола, а на следующий день от них ничего не остаётся. -И что за вера такая.- говорил он щупая палкой дно ручья.
Петру становилось не по себе, мрачные картины рисовало воображение. Волки неслись на встречу Окулу, уродливые создания, исчадия ада сторожили его жилище. Гзак перебрался на тот берег, поднялся на холм к двум одиноким соснам, поглаживая их начал что-то шептать. " Поганый, не бросает свою удаль. Молится видимо своим бесам"- думалось монаху. Но в тот момент все мысли его будто исчезли, будто сгорели мгновенно. Пётр увидел на том краю оврага чёрного человека. Одежды его, капюшон, всё было чёрным- сгусток тьмы который уставился на него. Было в этой фигуре конечно и очевидное устрашение, знак злой готовности, но более всего замечалось любопытство, страшное внимание к Петру. Тот невольно потянулся креститься, но черный человек исчез. Конечно Гзак его не видел, это послание было для христианина. Пётр шагнул в холодную воду ручья, медленно передвигаясь, стараясь не упасть он переходил овраг. Ступив на землю на том берегу Петр почувствовал тепло, где-то в небе кричали вороны, в далеке залаяли собаки. Через несколько метров начинался густой лес, сравнительно чистая поляна была хорошим местом для ночлега. Идти к голядам сейчас было опасно, Гзак вызвался сделать это без монаха, объяснял это тем, что князю Святославу обещал сохранить Петра. "Ради проповеди я сюда пришёл? Что привело меня сюда? Да, я пришёл низвергнуть Ваала, быка который поедает души язычников"....