К середине лета вытягиваются травы до самых ушей, нежно шепчут, ласкают шёлковыми метёлками шеи, хватают в поле крепко за голые ноги – не пройти.
На полянах в огромных травяных котлах, на самом солнце, варится лесная земляника, чуть припорошенная белесым налётом на упругих ягодах, распуская вокруг красные облака сладких ароматов, прячется от глаз под резными подвядшими листами.
Расцветает жёлтыми шапками зверобой, розовой стеной из оврагов и долов встают лиловые свечи кипрея – пчёлы не в силах оторваться даже от сорванного цветка – так сладко.
Над головами догорает последний липовый цвет – мёд льётся с неба, по полям, по цветам, по девичьим рукам и волосам.
Над разгорячённой землёй маревом плывут дни, качая зыбкий пьяный воздух.
В высоких облаках зреют грозы.
Небо давит на головы смертных.
Неспешно растёт белая Луна, приоткрывая своё лицо этому миру.
К середине лета у женщин отрастают длинные хвосты до самого подола.
Бархатное тело трепещет от прорезающихся сквозь кожу сил.
Ноги покрываются невидимой прозрачной чешуей и идут в бесконечный, едва уловимый в лучах закатного солнца, пляс.
Мы задыхаемся от жары и жажды.
Душно.
Жарко.
Водой не напиться.
Шея разрывается от духоты, приоткрывая за чуткими ушами тонкие жаберные щели.
В волосах прорастают семена горьких трав, распуская свои тонкие корни среди пышных локонов до самого пояса. Тонкими мхами они зеленеют день ото дня – мы сливаемся с шумным лесом.
В груди разгорается пламя – нужно бежать прочь в самую тёмную ночь к воде, где молоком разливается густой туман.
В глазах вьются отблески этого огня, как угольная пыль разлетаются в сумерках.
Вокруг копны волос искрами разлетается пламя, меж тонких пальцев пробегают едва уловимые днём и ярко сверкающие в ночи разряды синих молний.
Все тропы к воде усеяны светлячками, они качаются на тонких травинах в такт дуновениям тёплого ветра. Руки сами собой плетут тугие венки, полные белых зонтиков сныти и россыпи небесных звёзд.
На берегах зажигают костры, крутят над головой огнями на длинных палках – прыгают сквозь пламя за своим счастьем.
В моих ладонях разгораются неловкие свечи.
Я сливаюсь с водой, тобой и этой ночью, полной колдовства.
Бью рыбьим хвостом по горячей воде, сидя на чуть притопленном мостике на брошенном в ночи озере. Пар поднимается высоко к самому бледному шару, плавно скользя по гладкому зеркалу воды.
Всё вокруг кипит. По земле ползут черные змеи, рыбы открывают свои рты под отраженьями звёзд, ухают любопытные совы, кузнечики поют свои заунывные песни в мокрой траве, закрывающей небо.
Вокруг никого.
Иванова ночь прекрасна.
В лесах горят папоротники.
Лешие водят до изнеможения жадных до лёгкого золота людей по лесам за длинные носы.
Комары гоняют по берегам любопытных ночных рыбаков, напиваясь до отвала.
Наши огоньки качаются на тонких венках, плывут во тьму по чуть движимой воде, их разбирают мавки, благодарят за дар – не трогают нас среди лунного света.
Мы качаемся в парном молоке среди всплесков и вздохов.
Над нами колышется черное покрывало, забрызганное яркими всплесками красок.
Руки скользят по спинам, рукам, растерянным лицам.
В волосах путаются колючие водоросли.
Водяные лилии холодными лепестками нежно гладят по нашим телам.
Дыхание то замирает, то разгорается.
Мы кричим во тьме как дикие птицы.
Нас нет.
Мы, закрыв глаза и распахнув к небу рты, бродим по лабиринтам друг друга.
Папоротник цветёт внутри нас - незачем рыскать по лесам в поисках счастья.
Мы падаем на холодный берег без сил, огни гаснут с первыми петухами.
Дорога домой вьётся среди тьмы и редких машин.
Перед глазами бьются стоп-огни прицепа в форме пятиконечных древних звёзд.
Сквозь синие ресницы вдали лениво просыпается рассвет, оттягивая тёмное одеяло в сторону.
Метла послушно прошмыгивает к обычным щёткам.
Внутри урчат коты.
- Чуть медленнее, солнце!