На четырёх языках
По каналам Амстердама
сердце плавает моё,
словно в красной лодке дама:
платье – бисером шитьё.
У неё по ткани чёрной
серебрится поясок,
а над нею – торг узорный,
город – лакомый кусок.
Вдоль воды, едва текучей, –
изразцы коньков пестры.
Триста лет нет ярче бучи,
нету радостней сестры,
чем Голландия-пастушка,
королева ветряков...
О, фаянсовая кружка
и ячменной пены зов!
По купеческим каналам,
отдав гульденов чуток,
с капитаном, тёртым малым,
объезжал я тот чертог.
А голландка рядом пела
про мосты, про Амстердам. –
Так звенело её тело,
что мой слух доныне там,
где над сизою водою
взор инфанты молодой...
Вот, возьму, глаза закрою –
и дышу её водой.
Вот её четыре речи,
призмой множимый рассказ.
И под чёрной тканью плечи –
сей алмаз не напоказ...
Эти о пространстве вирши
множат лёгкость сквозняка.
Крестится, их сотворивши,
грешная моя рука.
Но ведь было в ней такое
нечто – не для простаков:
то ль монаршество младое,
то ли знанье языков!