Рядового Сергея Измайлова даже в армии — разумеется, в обиходе, но порой и в официальных случаях — сержанты при виде его добродушной физиономии не удерживались и обращались по прозвищу: Ёжик. Уж очень напоминал он лесного собрата длинноватым острым носом, большим ртом с немного оттопыренными губами, небольшими, глубоко и близко посаженными карими глазами. Забавное сходство прибавляла и неизменно короткая стрижка густых и жестких волос пепельного цвета.
Сколько Сергей себя помнил, столько и ходило за ним это его прозвище. У его мамы была любимая приговорка при ссорах с отцом: «Даже ёжику понятно, что я права!».
Но обидный намек, таящийся в этих словах, он понял много позже — мать имела в виду не простоватого лесного зверька, а его — малолетнего несмышленыша.
Потом, когда мать ушла от них, характер Сергея тоже сделался подстать прозвищу — колючим, задиристым. Выказывал его Измайлов нечасто: в обшем-то он был покладистым парнем. Да и женитьба незадолго до призыва в армию пошла ему на пользу — от женской ласки и нежности, которой его лишили сызмальства, Сергей оттаял, стал мягче.
Но в армии иногда достаточно и один раз выставить «иголки», проявить не к месту ершистый характер, чтобы прослыть недисциплинированным солдатом. А Измайлов это
сделал буквально в первые же дни своей службы.
Их взвод тогда отрабатывал по этапам сбор по тревоге. Занятие застопорилось на первой же команде «Подъем!». Сержант Донец, высокий, худощавый парень с ранними залысинами, вышагивал вдоль коек, на которых лежали новобранцы, и монотонно, не скрывая раздражения в голосе, говорил:
— Не спешите, не мельтешите, сколько вам повторять? Сначала брюки, потом обувь, дальше тужурка, и бегом за оружием и снаряжением. Что неясно? Так нет же: Измайлов ухитряется надевать все сразу, а потом ему надо еще пять минут,
чтобы разобраться, почему голова торчит из брюк. Ну, чего хихикаете? Тут плакать надо — уложиться в норматив не можете. Повторяем еще! Торопитесь медленно, это понятно? Взвод, подъём, тревога!
С коек взметнулись синие одеяла, солдаты бросились к табуреткам, где лежало аккуратно сложенное обмундирование. Цепкий взгляд сержанта обежал всех и остановился на рядовом Измайлове — задетый замечанием замкомвзвода, Сергей одевался нарочито неторопливо.
— Что случилось, рядовой? — спросил сержант. — Вы что — на прогулку собрались?
— Да что я вам — ванька-встанька, что ли? Отбой-подъём! Отбой-подъём! Надоело! Кому эта муштра нужна?
— Во-о-он оно что! — изумленно протянул Донец. — Муштра, ты ж понимаешь! Вы, рядовой, сначала сноровку обретите, а уж потом о муштре рассуждайте!
И надо же было такому случиться: в этот момент в спальное помещение зашел командир взвода лейтенант Коренев и услышал перепалку.
— Что здесь происходит? Кому это тренировка муштрой показалась, а?
— Да вот — рядовому Измайлову! — показал сержант на полуодетого Сергея.
— Очень интересно, — с усмешкой сказал лейтенант. — Сейчас, товарищи солдаты, вы отрабатываете важный элемент боевой готовности и считаете это бессмысленным времяпровождением? Так я понимаю, рядовой Измайлов?
— Нет, — выдавил из себя Сергей, поднимаясь с табуретки. Он уже жалел о своей выходке.
— Стесняюсь спросить, — так же ехидно спросил командир взвода. – А что вы тогда имели в виду под словом «муштра»? Возможно, вы умеете быстро одеваться без тренировки? Что ж, давайте проверим. Сержант, командуйте «отбой», Измайлов выполняйте вместе со мной!
Лейтенант быстро разделся и юркнул под одеяло. Сергей последовал его примеру.
— Подъём, тревога! — крикнул сержант и щелкнул секундомером.
Лейтенант одним прыжком оказался у табурета, быстро оделся и застегнул тужурку, перехватил ее ремнем с портупеей. А Сергей в это время еще возился с обувью.
— А вы говорите — муштра. Так-то вот! Донец, сколько там настучало?
— У вас 30 секунд, у Измайлова — полторы минуты.
— Всем все ясно? — обратился комвзвода к солдатам, наблюдавшим эту сцену. —Боюсь, что нет. Сержант, постройте взвод!
— Рядовой Измайлов, выйти из строя! Так вот, товарищи. Вы только что были свидетелями серьезного нарушения воинской дисциплины. Рядовой Измайлов вступил в пререкания со своим командиром, пытался усомниться в справедливости
моего приказа, который выполнял сержант Донец. Это чрезвычайное происшествие, и после занятия провинившийся будет строго наказан. Я хочу, чтобы вы раз и навсегда запомнили, что армия — это не дискуссионный клуб. Вам предстоит за короткое время изучить немало предметов, массу приемов, которые надо выполнять быстро, точно, отработав их до автоматизма. Без тренировок, повторений не обойтись. И если
по каждому поводу мы начнем затевать спор, вы нескоро станете настоящими солдатами. Это ясно? Всё! Продолжайте занятие, сержант!..
Больше Сергей ни разу не допускал таких выходок. Но с той поры у него с лейтенантом сложились не то, чтобы натянутые отношения, но уж, во всяком случае, не очень и сердечные. Так — обычные, служебные, хотя с другими солдатами лейтенант мог и пошутить, и поговорить по душам. Измайлов, конечно, тяготился этим, а взводный будто и не замечал его состояния, и не было видно, что он намерен изменить свое отношение к Сергею.
Впрочем, Измайлов и сам держался на расстоянии, думая, что взводный таит на него камень за пазухой. Знай он о последовавшем после того занятия разговора комвзвода с Донцом, может сближение давно бы произошло. А Коренев, делая разбор тренировки, показал ошибку сержанта: «Надо было объяснить новобранцам значение времени сбора по тревоге, и не было бы у вас казуса с Измайловым».
Донец учел совет, и в том, что Ёжик больше не выставлял свои «иголки», было не меньше заслуги сержанта. Но Сергей этого не знал, и ему казалось, что и замкомвзвода, и лейтенант все никак не могут простить ту провинность…
Ну, так вот, с этим самым Ёжиком, то есть, рядовым Измайловым, и приключилось в день его рождения невероятное происшествие. Еще накануне, засыпая после отбоя, он хорошо помнил, что завтра у него радостный день — ровно двадцать лет исполняется. И с удовольствием думал, как в столовой на завтраке его посадят за стол именинников, на котором в любое время года стоят цветы, а к чаю подают небывалое в солдатском рационе лакомство — торт или пирожное, а на десерт — фрукты. Он был сластёной, хотя и скрывал это тщательно, строго-настрого запретив жене слать ему посылки со сладостями.
Словом, вчера помнил, а сегодня начисто забыл, потому, возможно, что ночью вдруг сыграли тревогу, и он, вскочив спросонья, только об одном и думал, как побыстрее собраться, схватив автомат, противогаз, вещмешок, добежать до автопарка под проливным дождем, завести свой бронетранспортер и выехать к пункту сбора. Да и потом ему тоже было не до себя — дорога не позволяла отвлекаться на постороннее. Сергей знал ее, как свои пять пальцев — десятки раз выезжал на тактические занятия. Но сегодня грунт был скользкий, ливень заливал стекло и, в довершение всего, ехать приказали со светомаскировкой — попробуй-ка в такую погоду разглядеть повороты, коих тут предостаточно. Дорога шла через предгорья, по серпантину, где хватало затяжных подъемов и спусков, в дождь вдвойне опасных — занесет чуть-чуть, и ухнет набитая пехотинцами машина в обрыв. Сидевший рядом с Измайловым лейтенант прямо закаменел от напряжения, впившись взглядом в непроглядную тьму за стеклом кабины. Но Сергей был точен и осторожен — что-что, а водить он умел и любил. Лейтенанту лучше было бы ехать в передней машине, которую вел Иван Петкун, всего три месяца назад призванный на службу. Он доставлял немало хлопот Измайлову: уж очень неровно шел его «броник». Несколько раз казалось, что он не одолеет подъём и сползет вниз. И тогда пришлось бы как-то изворачиваться, чтобы избежать столкновения.
К счастью, кончились холмы, дорога повела в степь, посветлело и стало немного спокойнее. И тут наконец Сергей вспомнил, что у него сегодня радостный день. Но отчего и почему — причина начисто выпала из памяти. Письмо от Аленки? Нет, оно пришло еще два дня назад и лежало в кармане. Он помнил почти наизусть, что там написано. У Ежонка, как называла она их сына Антошку, прорезались целых два зуба, весу прибавил. Алёна скучает по нему, хотя забот ей с мальчишкой хватает.
Да, повезло ему, что встретил её. Так ей шло это имя — круглолицей, большеглазой, русоголовой, с длинными, соломенного цвета косами.
Он увидел Алёнку в первый раз, когда на автобазе, где работал Сергей, отмечали юбилей предприятия. После торжественной части с вручением грамот и премий, состоялся концерт, и она вместе с братом, шофером их базы, плясала русский танец. У Сергея сердце ёкнуло: сидел ни жив, ни мертв, боясь, что и другие заметят, какая ж она красивая. А как номер закончился, выхватил у соседа цветы и рванул на сцену. Вручил, познакомился с ней за кулисами.
Он, конечно, знал, что сам-то не очень наружностью вышел, но надеялся до последнего. Ходил за ней полгода, непривычно для себя робкий и покорный. После смены отправлялся к магазину, где она работала, и до самого закрытия торчал у стеклянных стеллажей, где двоились в зеркалах ряды разноцветных флаконов, коробочек, тюбиков помады. Томился в толпе женщин, осаждавших отдел, дышал душными и приторными ароматами — только бы поймать взгляд васильковых глаз Аленки. А потом провожал её домой, что было довольно небезопасно. На третий вечер, когда шел назад, его встретили двое парней и «по-хорошему» посоветовали прекратить ухаживания за девушкой. Сергей, понятно, выставил свои «иголки», и с неделю не мог придти в магазин — так его «разукрасили». Но сошли синяки, и он опять занял свой пост у прилавка с парфюмерией.
Еще несколько раз ему пришлось делать перерывы по той же причине. Но и тем двоим доставалось: Сергей был не хлипкого сложения и дрался за свое счастье отчаянно. Видно, и Алёна не очень к ним благоволила, так что, в конце концов, они оставили Ёжика в покое. А там и свадьбу всей автобазой справили, а когда Сергей уже находился в армии, родился Антошка — маленькая его копия.
Они приезжали к нему в часть на несколько дней, и Ёжик от счастья точно тронутый ходил...
Ага, нашел, кажется, причину — отпуск! Самое большое, через дней десять он снова увидится с Алёнкой и сыном: за полковые учения командир части объявил ему отпуск с поездкой домой. Вот откуда радость! Хотя стоп — сегодняшний день-то причем?..
В степи совсем рассвело, дождь прекратился, оставшись вместе с тучами позади. Колонна мчалась на хорошей скорости, по такыру, твердому, как асфальт, к синеющим у горизонта горам. Изломанные их вершины покрывал белый снег, будто кто-то облил их, как пряники, сахарной глазурью.
Сергей успевал следить за дорогой, вести машину, соблюдая дистанцию, и думать. Где-то в груди теплилось ожидание радостного события, которое никак не вспоминалось, но которое все равно должно было случиться именно сегодня. Рот его сам собой растягивался в улыбку, и косившийся на него сбоку лейтенант тоже не мог удержаться от усмешки.
Нравился ему Измайлов, но не знал взводный, как подступиться к солдату. Больно уж обидчивый, самолюбивый паренёк. Вот уж точно его прозвали — чистый ёжик: так и кажется, подойди к нему — свернется в клубок, выставив иголки. Ничего, есть у него для Измайлова сюрприз, может он-то и растопит, наконец, холодок их отношений?
На передней машине наблюдатель, высунувшись из люка до пояса, поднял над головой желтый флажок. И за спиной Сергея наблюдатель его отделения вслух повторил сигнал:
— Внимание!
Взмах красного флажка, и колонна замерла. Сергей выключил двигатель и облегченно вздохнул. Привал. После непрерывного многочасового гула тишина пустыни была, как вата, — мягко давила на уши. Но команда «К машине!» прозвучала в ней звонко. Отделение выбралось из бронетранспортера через задние дверцы, Сергей отбросил щеколду и, с трудом удержав тяжелую бронированную дверь, спрыгнул на песок, с удовольствие размялся, набирая полную грудь прохладный свежий воздух с горьковатым запахом полыни. Но привал короток, надо ещё осмотреть машину. Но не успел — новая команда остановила: лейтенант строил взвод. Измайлов выхватил из кабины каску, нахлобучив ее на панаму, забросил за плечо автомат и занял свое место в строю.
— Рядовой Измайлов, выйти из строя! — услышал он свою фамилию, машинально сделал два шага вперед и развернулся лицом к товарищам. Успел подумать: «За что? Награждать вроде как не за что — учения только начались. Наказывать? Так вроде всё нормально. Ну, да взводный всегда найдет, чем «подбодрить». Приподнятое настроение, причину которого он так и не установил, пропало.
— Товарищи, — сказал лейтенант торжественно, — сегодня нашему сослуживцу — рядовому Измайлову исполнилось ровно двадцать лет. Несмотря на такой молодой возраст, он отлично служит Родине, и за это полагается...
Здесь лейтенант запнулся, расстегнул оттопырившуюся на боку командирскую сумку, вытащил оттуда большое красное яблоко, протянул его Сергею и закончил просто:
— Держи, Ёжик! Это от меня! Поздравляю!
В строю дружно захлопали. Сергей взял яблоко, пожал руку лейтенанта. «Блин, ну точно дырявая башка: такое забыть!» А вслух неожиданно для себя произнес:
— А пирожные-то мои на завтрак — тю-тю! Плакали.
— Ну, извини, брат, — развел руками взводный. — Не знал я, что ты еще и сладкоежка, а то бы прихватил из дома. — И с улыбкой прибавил, — мужайся, ты ведь солдат. И тебе уже двадцать лет.
Сергей смутился: «Опять не то ляпнул!» Он поднял взгляд на лейтенанта, но тот в ответ ободряюще подмигнул тут же скомандовал:
— Взвод разойтись! Оправиться!
Ёжик побежал осматривать машину, все поражаясь своей забывчивости. И, откусывая большие сочные куски лейтенантского яблока, чтобы быстрее освободить руки для работы, полез под открытый капот...
Да, кстати: именинный его завтрак не пропал — после этих учений его все же усадили за праздничный стол.
Наверно, взводный постарался...