"Из-под кустышка было ракитова,
Из-под камешка было серого,
Протекала-то-де речка быстрая,
Речка быстрая, вода холодная.
Во этой речке быстроей,
В воде холодноей
Красна девушка она мылася,
Бедна белилася.
Она мылась, слезно плакала,
Красоты она своей дивилася:
— Красота ли ты моя, красоточка!
Ох, ты счастье ли мое, счастьице!
Талану-участи доля горькая!..."
(Русская народная песня)
Возможно, здесь не обошлось без колдовства – дьявольских, проклятых женских чар, природой выисканных по чуть-чуть у всех мам-бабушек и более древних пра-родовых Алёниных прелестниц.
Тех самых бесовских опалин миловидности, за которые, слабые на контроль над своей нижней чакрой, мужики когда-то толпами сжигали на кострах и скармливали всевозможным духам ядовитых чаровниц - чтобы не доставались никому.
Таких душегубок в самый раз только развеять по ветру или понадежнее в склепе замуровать, чем между собой делить.
Хотя, может, единственно такой принципиальный выход из положения и даёт богатырям всех времен и чинов возможность не повторять знаменитых эллинских войн за Елену Прекрасную.
Не даром же французы говорят, что на любой войне и при любой беде сherchez la femme.
Нет, всё-таки не обошлось здесь без злорадных шуточек нечистого – к Алёне всю жизнь, как на аркане волоком несло священнослужителей всевозможных калибров.
При виде злодейки самый твёрдый из послушников, бывало, позардеется, глазками забегает, преисполнится желаний и помыслов мирских, греховных, человеческих.
От того она невольно сторонилась церкви: не Вседержителя триединого, а земных услужителей. Стеснялась что ли: уклонялась всячески сбивать сердца и умы благодатных отцов с избранного духовного и целомудренного пути.
Бывают люди, от которых всем вокруг нет ни малейшего покоя, которые самим своим бесхитростным существованием просто вынуждают окружающих постоянно ехидно шептаться у них за спиной.
Когда-то, даже в совсем ещё невинные 14 Алёна уже умудрилась случайно познакомиться в неформальной обстановке даже с католическим аббатом. От греха подальше всю дальнейшую жизнь избегала приближаться к местам его обитания.
На самом деле Алёне, забитой градом упреков в распутстве, с самого детства до такой степени хотелось кого-то любить, что она была почти готова доверять первому встречному. Покой приносила лишь вера в
Творца. Любить Его разрешается без укоризны.
Взрослея, ненарочно упустив из рук чувство Его присутствия, Алена отправилась на поиски своих затерянных эмоций в дальних эзотерических паломничествах.
В Индии почти не встретить белокурых женщин. Недюжинный спрос на ее тело неожиданно стал ещё выше. Успокаивала лишь природная воспитанность местных "джигитов".
Возвращались на Алёнину Родину в одном купе с отставным тибетским монахом. Давно изгнанный из Лхасы, нечаянный скиталец по малоизвестным странам, контрабандно, без официальных документов, переправлялся через Индию в далекую Россию, неожиданно оставшуюся самым крупным мировым пристанищем Буддизма.
Большую часть времени гоняли чаи с молоком. Разговор склеивали только обрывочные заплатки английского в памяти обоих.
Чоэпел ехал не проповедовать. Он стремился расписывать недавно отстроенный "лучший в Европе" Хурул.
Отдаляясь от своих богов, художник казался таким одиноким, жалким, инородным и совершенно крошечным в масштабах этой непонятой, иноязычной и чуждой ему земли.
От привокзальной площади - вместо тибетской мамы, отдавшей малыша на обучение в храм - Алёна взяла Чоэпела за руку и повела его: как котёнка, покорного, потерявшегося и податливого - к, центральному в районе, зданию бывшего ДК.
- Helen, why so serious? Whatch! I'm a real human, real man. Not just a tibetian. Don't you think of my past. C'mon! Stop thinking of my religion an' papers. I'm more then a nephew of the Rinpochе. Don't u see me here, now, hot-blooded and alive!
«- Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Отринь отца да имя измени, а если нет, меня женою сделай, чтоб Капулетти больше мне не быть.
- Прислушиваться дальше иль ответить?
- Лишь это имя мне желает зла. Ты б был собой, не будучи Монтекки. Что есть Монтекки? Разве так зовут лицо и плечи, ноги, грудь и руки? Неужто больше нет других имен? Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы тем верхом совершенств, какой он есть. Зовись иначе как-нибудь, Ромео, и всю меня бери тогда взамен!
- О, по рукам! Теперь я твой избранник! Я новое крещение приму, чтоб только называться по-другому.
- Кто это проникает в темноте в мои мечты заветные?
- Не смею назвать себя по имени. Оно благодаря тебе мне ненавистно. Когда б оно попалось мне в письме, я б разорвал бумагу с ним на клочья…»
(Shakespeare)
Алёна провалилась в призываемые им эмоции как в обжигающую крещенскую прорубь.
- Как я могу сидеть с тобой за одним столом? Я же вчера с мамой поругалась. И денег по дороге нищему не подала. Прости меня, прости меня, пожалуйста.
Он обладал уникальной способностью своевременно псевдоутвердительно молчать. Потом всегда можно сослаться, что ты ничего не говорил. Слово-то не воробей, а задумчиво согласную физиономию к делу не пришьешь.
Как только у Алёны начинались приступы совестливого самобичевания, Чоэпел, вкрадчиво кивая в такт её словам, принимался нежно поглаживать ей спину, руки, и так далее.
- What do you say? What u say? Don't you understand.. You don't understand. I want... I want you...
Недине он постоянно повторял всё по два раза. То ли в буддистской традиции так высоко ценится заклинательная многократность, то ли мысли его в обычном состоянии, словно инертные газы, равномерно рассеянные, распространялись, заполняя собой целиком все полости его тела, а затем, подпираемые неуемной восходящей энергией нижних чакр, словно недопереварившаяся пища, вытеснялись вверх, дуплетом ударяя ему в голову.
Алену тихо убивало, что малейшие её душевные порывы в его интерпретации заканчиваются тактильно.
Ещё никогда и никого нельзя было любить. Нельзя было любить свою кошку, которую родители утопили за порчу ковра. Нельзя было любить маму, которая уходила спать с кровати на диван, если сонная девочка случайно до нее дотрагивалась. Нельзя было любить отца, который завел ещё две пары дополнительных семей; и если Алёна к нему хоть немножечко тянулась, мама угрожала зарезаться или выпрыгнуть с балкона из-за человеческой неблагодарности: "Я для тебя всё, а ты, паршивка, что же: отца-проститутку любишь?!"
Чоэмпел умело делал вид, что любить его можно. Легко рассекретив Алёнин, плотно упакованный пеноэмульсией, огонь - неглупый, умеющий идти к цели, господин - методично и некропотливо подливал к очагу возгорания лампадное масло.
…
Девушка обожала талисманы, гороскопы, и гадание по книгам. Случайная статья энциклопедии гласила:
"Хараки?ри (букв. «вспарывание живота») — ритуальное самоубийство, принятое среди самурайского сословия средневековой Японии, совершалось и по приговору как наказание, и добровольно. Сэппуку состояло в прорезании живота поперёк, от левого бока до правого или, по другому способу, дважды: сначала горизонтально, а потом от диафрагмы до пупка. В философии дзэн-буддизма, центр жизнедеятельности и местоположение души - именно живот, занимающий срединное положение по отношению к телу и способствующий уравновешенному и гармоничному развитию. В связи с этим возникла масса выражений, описывающих разные душевные состояния с использованием этого слова, по-японски хара [фуку]; например, харадацу — «ходить с поднявшимся животом» — «сердиться», хара китанай — «грязный живот» — «низкие стремления», хара-но курой хито — «человек с чёрным животом» — «человек с чёрной душой», хара-но най хито — «человек без живота» — «бездуховный человек». Считается, что вскрытие путём сэппуку осуществляется в целях показать чистоту и незапятнанность помыслов и устремлений, открыть сокровенные и истинные намерения, как доказательство внутренней правоты; другими словами, это последнее, крайнее оправдание перед небом и людьми".
…
В розовой Алёниной раскладушке с зеркальцем на обратной стороне прожужжало его «Привет, красотка!»
Алёна перезвонила.
Чоэпел самым наисерьезным тембром голоса уведомил, что сию минуту уходит в ретрит: на три месяца. "Очень важно... Only mantras, rice & whater - and no woman-contacts. Whould you wait for me, my lady?"
Почти продержавшись больше месяца затворник лежал с Алёной рядом на полу пустой обшарпанной квартиры и сакрально-молитвенно бубнил песни, написанные десять лет назад для другой, так и не доставшейся ему, строгой индийской женщины.
- You know, retreats need some regular practice. It's so hard. Never-the-less you should be proud of me. Even this time was big deal! Promise, you will try it too with me next time.
Пока Алёна нацеловывала его благодатные ладони, из наушников КПК, выкрученных на всю мощь, популярный певец пикантным еврейски-акцентированным шепотком начитывал пошлые песенки.
Девушка отвлеклась, чтобы переключить. Чоэпэл потянулся вслед всем телом и истово, плотно, твердо вдавил в пол сегодняшнюю белокурую добычу.
Ничего, кроме стирки нижнего белья и "Oh, my.. oh, I... want you... Want you!!!" между ними не произошло.
Чоэпел ещё долго самобичевался: «Sorry... sorry me... I'm jackass... donkey... You are unbelievable... My golden goddess... And I'm... I am... Ийа... Shame… Shame... Стыд... Позорище!».
…
- Ммм. What's for обед?
- It's "makaronаs", my love.
…
- Are you sure? Хорошо думала? All between us is so serious. Я могу break all your life, - сам же, не давая ни ответить, ни опомниться, замуровывает губы автоматной очередью поцелуев, садистски блудит руками; и ни оторваться, ни задуматься.
...
Через пару дней в их доме помрачнело. Экс-монах отправил свою Леди за продуктами и кинулся советоваться со всеми подряд: от одного старого знакомого, ко второму - дошел до своего духовного Учителя.
«Целый месяц я чистил своё сознание ретритом, а потом был с нашей квартиранткой... Укажите, осквернил ли я её низменным телом весь свой возвышенный дух?»
Целая диаспора узнала об их отношениях.
…
Алёна рыдала:
- Мы так редко видимся. Финал любви без частых встреч банален. Ты однажды тоже ко мне больше не приедешь. Someday you too will not come to my place. You won't ever come!
- No. No! Don't say... Don't you think... Cкорее Чоэпел come back to монастырь. You are all the best, I've ever had. You are really best part of my life. My silly girl. No one ever gave me so much. No one can be better then you.
I appreciate you. I thank you. Thank you so much! Honestly, Helen, my real life started just now and here, only with you... Only with you!
…
Он истерил словно маленькая капризная девочка перед куклой в витрине магазина, когда в пылу не удержал целой резину. Поднял чудовищный переполох, оделся в минуты, как солдат, чтобы бежать в аптеку за таблетками "микро-аборта".
Потом, словно зажатый в угол шкодливый ребенок, уперся в какие-то мысли и, скрепя сердце, произнёс: «I see. You don't want to kill him. How can I make you? My Karma.. It's all just my karma. OK. I'll be brave. At least you may become a good mama for some children».
От стыда хотелось провалиться к праотцам. Она даже поругаться с ним в очередной раз не осилила.
К тому времени Алёну слишком придавило сорвавшимися с креплений гигантскими молитвенными барабанами эмоций. Как теперь вырваться и убежать, не передробив костей?
Череду следующих ночей Алене приходилось будить и переворачивать впечатлительного кавалера. Он тошно стонал, выкрикивал прокляться на тибетском и скуляще поплакивал.
Чоэпелу снилось, как на него обрушаются вселенским водопадом вонючие липкие китайские резинки: стремительно ширятся, раздуваются во все стороны, давят на грудь, на лицо, на живот и угрожающе лопаются.
На утро пришлось купить в аптеке тест. Чоэпел настаивал, чтобы она купила два. Осознавал ли хоть на грамм свое изысканное издевательство?
…
Алена по дурости собственной рукой пририсовала Чоэпела всюду – в каждый закоулок своей памяти. Так хотелось, чтобы он был рядом не только сейчас, а всю прошлую жизнь.
Непереносимо ощущалось, что нет: он не только в настоящем - он всегда-всегда, всё время где-то был.
Вот, она силится дать отпор обидчикам в угрюмой средней школе №22, а всего за несколько тысяч километров, Чоэпел, перебирая монашеские чётки, учится считать – нет, они не появились друг у друга, а существовали так всегда, оба - все жизни напролет.
…
Мама рассказывала, что когда Алёна была ещё крошечным ребенком, девочка, не успев приучиться к горшку, каждый раз громко оповещала родных о необходимости замены ползунков смешными причитаниями: «А-та-та. Нельзя ходить в штанишки. А-та-та Лёне». Причитала, понимала всё, ругала себя вместо взрослых, но продолжала прудонить, не умея ещё сдерживаться из-за возраста.
...
- OMG! You are so great, my lady! Why men are so stupid? Why so lovely woman chooses donkeys? The donkeys like me. You are so unlucky to choose me. My Helen! I am donk... Алена, я гнида. And you know nothing about myself.
…
На работе Чоэпел преобразился в стремительно восходящую звезду. Намастрячившись, состряпывал медитативные песенки так же ушло, как русская старушка-хозяйка квартиры, где они жили, пекла каждое утро пресные булочки с начинкой из сахара.
Ни одно мероприятие не проходило без его экзотического дарования. И ни одна калмычка не проходила спокойно.
…
- Ринпоче не одобрит наши отношения. Благодарю за гостеприимство. Без тебя I felt badly in Russia. Thank you very much, my golden lady. You was the best "sex" of all my life. I'll maybe wright you sometimes. I've got some another girl. Don't you blame me. It isn't my fault. Just Karma. And we both must live it. You were great. I'd like to try someone else. She is Buddist, not a Christian. C'mon, don't you cry. See you soon and good luck with new men".
…
Под ледяным душем голосить циклично «Отче наш».
Хоть кто-нибудь, разверните колесо Сансары!
…
"Ходила княгиня по крутым горам,
Ходила она с горы на гору,
Ступала княгиня с камня на камень,
Ступала княгиня на люта змия,
На люта змия, да на горыныча.
Вкругом ее ножки змей обвился,
Вкругом ее башмачка черлянова,
Вкругом ее чулочка скурлят сукна,
Хоботом бьет ее во белы груди,
Во белы груди человечески,
Целует во уста ее сахарные -
От того княгиня понос понесла,
Понос понесла - очреватела.
Носила во утробе чадо девять месяцев.
На десятой-то чадо провещилось:
- Уж ты гой еси, матушка родимая,
Когда я буду на возрасте,
На возрасте пятнадцати лет,
Уж ты скуй мне палицу боевую,
Палицу боевую во сто пуд,
Тогда-то ли мне палица легка покажется.
Уж скуй, матушка, в полтораста пуд,
Вот тогда-то я, матушка,
Буду со змеем воевать.
Я зайду-то к нему в пещерики его змеиные,
Сниму ему буйну голову,
Подниму его головушку на вострой штык,
Подниму его головушку к твоему дворцу".
(Русская народная песня)
"Понос понесла, понос понесла - очреватела", да когда "чадушко провещилось" - оказалось, народилась девочка.
"Ты, наверное, всю свою жизнь, достоин много лучшего.
И девушку. Невинную. Наивную. Прекрасную.
А не такую пошлую, которая течет
слегка припоминая, как ты пахнешь.
Вообще, вполне возможно, что я слишком старая.
Или ещё хуже – подержанная.
«Влюбилась я» - как ты думаешь, весомый повод
одержимо выть от желания чаще видеть тебя?
Ты как Финист - ясный сокол, поющая белочка
или мифический единорог -
не подозревала, что можешь
существовать.
Когда ты у нас дома оставался,
было это упоительное знание «ты здесь».
И почти ручной. Почти как кошка.
Когда холодно, озноб прижиматься к тебе
не изгоняют ни пуховики, ни шерстяные одеяла.
Если ты мне снишься сверху –
умереть невыразимо хочется.
Как постижение буддийской Тантры –
в нирвану от секса.
Легендарные гуру рядом с любимыми
превращались в радугу.
Если б я тогда сумела на молекулы распасться -
ты бы улыбнулся?
Катастрофически хочется сменить прическу...
Сделать пластику лица, замену голоса...
И обновленной тебе снова понравиться.
Может, ты решишь, что я другая девушка
и снова расскажешь про Шерлока Холмса.
Вот и для стихов я слишком бесталанна.
Ведь не существует такой рифмы,
которая от меня не улизнула".
"Мое непроглядное чистое небо, меня одолела твоя озаренная беспросветность".
...
В 10 лет я создала общество "Не сдаемся!", ходила по городу и делала строгие замечания ребятам постарше, разорявшим муравейники.
Я выживу, Чоэпел.
Жить вообще не сложно.