Уже не один десяток лет меня не покидает ощущение, что тот звук, который я слышал дождливой ночью 17 сентября 1947 года, преследует меня повсюду. Мне трудно подобрать слова, чтобы выделить его из застывшего в ушах сумбура; я слышу гудящий двигатель, шуршание бумаги, лязг механизмов, рокот осыпающихся камней, непрерывные барабанные удары и многое другое. Но этот звук не даёт покоя даже в алкогольном забвении, напоминая о себе снова и снова. Сердцебиение. И всему этому объяснение - старый дом, в который я переехал после войны…
Меня зовут Алексей Демидов, как и многие храбрецы своего времени, я вступил в ряды красной армии и выступил против немецких захватчиков. В этом был весь я - молодой солдат, немного безрассудный, но уже целеустремлённый. Восемь раз я попадал под пулю, но всегда находил силы встать на ноги. И каждый раз, когда кровавый туман рассеивался, и я видел перед собой удивлённое лицо медика, всегда звучала одна и та же фраза: «Откуда в тебе столько жизни?!». Мне нечего ответить, по какой-то причине сами небеса выталкивают меня.
Когда война миновала, я долго не мог приспособиться к ведению хозяйства с одной рукой. Годы искалечили моё восприятие мира. Да, для кого-то я ещё оставался тем весёлым солдатом, любящим сыграть на аккордеоне, выпить стакан молдавского вина и спеть известные русские песни, но те люди уже давно меня не видели. Каждое утро я подхожу к зеркалу и вздрагиваю при мысли, что этот живой мертвец, измождённый голодом и войной, бледный, словно никогда не видевший солнца, и со следами вечного одиночества в глазах смотрит прямо в душу. Отголоски прошлого звучат каждую ночь, и я с криком просыпаюсь в холодном поту, выхватывая из-под подушки нож. Но это лишь кошмары...
Говорят, заброшенная усадьба в два этажа с подвалом и слегка погнувшимися стенами, что находится на холмистой местности за городом, когда-то принадлежала некоему Василию Зареву. Я не знаю, кем был этот человек; жители города дали ему незамысловатое прозвище – Мастер. Он зарабатывал на существование, занимаясь ремонтом техники: металлическая посуда или сложные машины - часы, граммофоны и тому подобное. Делал он это качественно и быстро. Такой человек, наверное, был очень ценен во время войны. Это подтверждает тот факт, что в доме я обнаружил телефон – неожиданная находка, ведь подобную роскошь могли позволить себе только единицы людей. Кто жил здесь до него – неважно, дом пустовал и пользовался дурной славой. Мастер переехал сюда незадолго до войны и практически в одночасье приобрёл репутацию технического гения. Не было приспособления, с которым бы он не совладал. Однако, имея внешность небрежного и не по мере утомлённого художника, он редко появлялся в городе, предпочтя скрытный образ жизни. Всегда в порезах и ссадинах, иногда в ожогах, пропахший порохом и с измазанными машинным маслом волосами - этот человек пугал и своей несговорчивостью, утаивая собственные эмоции. Но когда началась война и в эти земли вторглись немецкие захватчики, люди узнали истинное лицо Мастера – безжалостного и могущественного.
Этот человек убил свыше десяти немцев за пару секунд. Никто так и не понял, как он это сделал, но изувеченные тела остались в памяти многих. Их как будто разорвало изнутри, не нашлось и следов пороха и ожогов; их кости просто треснули от высокой температуры, как многие бы сказали - почти вулканической. Возможно, советская армия получила бы мощнейшее в истории оружие, если бы Василий Зарев не исчез после этого инцидента...
В его доме перевернули всю мебель, выломали полы, осмотрели двор и подвал, но ничего необычного не обнаружили. Слухи стали местной легендой, а его дом - моей собственностью.
Дневник Мастера хранился в стене за перекошенной картиной с изображением морского пейзажа. Классическое место для тайника – странно, что его не обнаружили раньше. Иногда мне кажется, что хозяин просто залёг на дно, пока суета вокруг его имени не приутихла, а впоследствии вернулся и завершил свои дела. Этот человек был первоклассным художником, о чём свидетельствует качество исполнения чертежей с изображёнными на них человекоподобными фигурами из металла.
Страницы дневника покрывал слой пыли, а их содержимое составляли подробные схемы и описания устройств, которые выглядели необычайно сложными, заметки и личные мысли автора, от навязчивых идей которых бросало в дрожь. Аккуратность и полное отсутствие исправлений указывало на существование двух версий: либо Мастер неоднократно переписывал свой дневник, стараясь оставить отпечаток компетентного человека, либо он действительно знал, с чем имеет дело, а именно, во что я долго не мог поверить, – с инопланетной технологией.
Признаюсь честно, поначалу я думал, что всё это - научная ересь безумного изобретателя, мистификация неудавшегося учёного или попытки писателя-фантаста. Но такая доскональность не могла быть выдумкой. Я не заметил, как выпил весь запас чая. Сумерки давно окутали лес, сквозь щели в стенах пробирался ночной сквозняк, а горячие угли потрескивали за железными створками камина. На последней странице записи обрывались - последующие вырваны Мастером. Меня это омрачило больше, чем потеря руки; он рассказывал о науках, не известных современному человечеству, и о явлениях, изобретения которых они могут вызывать. Управление погодой, притяжение стихий и теория шума, в которой он раскрывает силу, способную расщеплять любую материю при правильном подборе звуков. Это не могло быть правдой и казалось безумным. Тем не менее, изучая ранее естественные науки и совсем разочаровавшись в жизни, я подумал над тем, что кое-что из этого имеет смысл…
Гром ударил как колокол. Стёкла вздрогнули и, если бы я при переезде не позаботился о раме, мне пришлось бы ночевать в сквозняке и заколачивать окно с видом на дорогу. Дождь усиливался и перерос из последовательной барабанной дроби в непрерывный ливень. Затемнённое дерево, растущее на холме недалеко от дома, в такую пору всегда играло с моим воображением. Ещё никогда прежде я не ощущал такого волнения, как сейчас, глядя на него сквозь дождь во мраке. Его длинные ветки подобно руке костлявой ведьмы склонялись над ещё одной тенью, словно намеревались схватить эту фигуру и впиться острыми когтями под кожу, протягивая их всё глубже и глубже. Я долго смотрел на всё, пытаясь это осмыслить, и ошеломлённо вскочил со стула. Моя рука сама по себе схватила со стола охотничий нож. Кто ты?.. Друг?.. Враг?.. Кажется, тень дёрнулась, словно увидела в окне моё движение. Странно. Стрельбы нет. О, Боже!.. Это дерево зашевелилось!..
Когда я добежал до неровного и усеянного ветками и камнями холма, промокнув до ниток, в тени уже никого не было; высушенное дерево угрожающе скрипело ветвями, словно приказывало убираться прочь. Я упал на колени и, вбив нож по рукоять в землю, смахнул с лица влагу. Кажется, я нахожусь на грани сумасшествия. Я понимаю, это иллюзии - всего лишь моя больная фантазия, но в этой тени я действительно кого-то видел! Призраки прошлого до сих пор преследуют меня. Оставь меня в покое! Я должен был. Я был обязан это сделать. Прости меня… прости…
Лунный свет вырвался из плена грозовых туч и осветил дерево, отражаясь от влажной, покрытой росой серой коры. Я снова увидел руку ведьмы, цепкую и опасную, от вида которой мне захотелось спрятаться в доме и никогда не высовываться. Её пальцы подрагивали, будто живые, и пытались что-то схватить. Продолжая глядеть на дерево, совсем забыв о дожде, я простоял на этом самом месте ещё четверть часа, прежде чем поднялся на ноги и вернулся в дом…
Остаток ночи я провёл в глубоком размышлении, изучая найденные чертежи и пытаясь выделить из них полезную для себя информацию.
* * *
Несколько ночей жители города видели человека, похожего на поседевшего от тягот жизни старика. Он копошился в мусорных кучах и вытаскивал из-под завалов зданий куски металла. Видя его спину издалека, они в страхе уходили прочь. Молодой парень выглядел как смерть - бледный, с отрешённым взглядом и странным выражением лица, на котором эмоции менялись безо всякой причины, будь то гнев или апатия, а через мгновение – восторг или неподдельный ужас. В психиатрических клиниках таких держат в изоляции, и потому люди быстро сообщили в соответствующие службы. Про работу он не вспоминал, его давно уволили из-за прогулов. Физическое истощение от бессонных ночей отразилось и на его лице. Движения ему давались с трудом. Временами он засыпал, стоя на ногах. Потом вздрагивал и снова шёл, ни на кого не глядя. В своих мыслях он был единственным человеком на планете. Единственное, что он слышал – это два слова, которые сам себе произносил безумным шёпотом:
- Вернуть руку... вернуть руку…
* * *
Прочные железные пальцы со скрежетом сжались в кулак.
Я с восхищением, почти с влюбленностью смотрю на новую руку и поигрываю пальцами, наблюдая за движением механизмов. Мне потребуется немало времени, чтобы привыкнуть. Слегка неуклюже я хватаю со стола клещи и крепко сжимаю; с неприятным звоном литое железо ломается как деревянная игрушка. Пальцы работают, но не чувствуют ни тепла, ни шероховатости, ни влажности, ни гладкости. Совершенно ничего. Это чувство и описывал Мастер в своём дневнике – свобода от всего человеческого и ощущение невероятного могущества. Именно этого не хватало на войне. Теперь я мог сокрушать стены и рвать врагов на части. В своих мыслях я погрузился в самый разгар войны и расхохотался, представив шок и ужас фашистов, когда они, наконец, понимают, с кем связались. Эта рука великолепна. Намного лучше прежней.
И этой… второй…
Я долго смотрел на неё, обмотанную окровавленными бинтами и покрытую порезами левую руку. Эта боль отвлекает меня от торжества – и сколько раз она мешала сосредоточиться на работе. Дрожа от волнения, я поднимаю со стола пилу…
И именно в эту ночь я услышал этот звук.
Он звучал и раньше, но именно в этот момент я его УСЛЫШАЛ. Шорох - тихий и прерывистый. Это крысы?.. Нет-нет-нет!.. Я потравил их ещё в первый день своего переезда! Этот звук не покидает меня с тех пор, как я поселился в этом проклятом доме. В тихое время суток, когда закончился ливень и ветер перестал поигрывать скрипучей деревянной конструкцией дома, я, наконец, понял, что это не галлюцинация. Свист, вибрация, голос, барабаны... это не в моей голове...
Я бросаю пилу и ещё раз осматриваю свою настоящую руку, ощущая напряжение в глазах и прояснение разума. Встряхиваю головой и шагаю в подвал, пытаясь забыть о том, что я намеревался сделать...
Лестница прогнила, местами рассыпалась и оставила лишь несколько ступенек. Воздух испорчен запахом гниющих тряпок, пылью и крысиным ядом. Здесь я был только один раз и ушёл сразу, как увидел крыс, пожирающих мебель и бумагу. Тогда я скинул им банку с ядом. Ненавижу и презираю этих тварей!
Стараясь привыкнуть к свету керосиновой лампы, я с тревогой огляделся. От стены до стены протягивались сети паутин. Под ногами хрустнуло, и я с отвращением вытер подошву о край ящика. Эти тараканы переживут даже конец света. Луч упёрся в стену, на которой побелка была относительно свежей. Прикоснувшись к ней рукой, я почувствовал вибрацию. За стеной что-то таилось…
Эти звуки иногда замолкали, но через мгновение снова штурмовали уши пугающей сбивчивостью, вызывая мурашки по всему телу.
Я ставлю лампу на ящик и замахиваюсь механической рукой.
Удар. Кирпичи впадают в стену. Этот звук… треск камня… разрушение… Я чувствую, как на смену страху моментально приходит восторг.
Удар! Эта стена - она как бумага - сминается от прикосновений. Никогда я не ощущал подобного - и я не могу остановиться. Удар. Ещё удар!.. Удар!..
Кажется, я вывихнул руку в плече - механическая рука тяжела для моего тела. Со временем я верну себе прежнюю форму и стану сильней.
Я просовываю руку через образовавшееся отверстие и выгребаю разбитые кирпичи, обнаружив за ними проход...
В нос ударила резкая комбинация запахов, почти таких же неразличимых, как и эти звуки; одно могу сказать точно - меня едва не стошнило, когда я прошёл внутрь.
Справа стоял умывальник. Его невозможно проигнорировать - свет керосиновой лампы упёрся в стену и глаза опустили взгляд на его содержимое. Куски разложившейся плоти выглядели узнаваемо даже спустя несколько лет после последнего посещения человеком этой комнаты. По половицам бесформенной дорожкой протягивалось пятно - не то грязь, не то высохшая кровь. Сглотнув, я поднял лампу ещё выше и проверил наличие ножа на поясе.
Это лаборатория. Стены - из обвалившегося кирпича, но при этом не лишены декораций в виде психопатических картин и карты мира. Они разрисованы неизвестными мне формулами и графиками. Остановившись на ступеньках перед огромным плакатом, я в недоумении обежал карту быстрым взглядом. Европа, Африка, Америка - их нет. Вместо них череда островов и неизвестных материков. В уголке я обнаружил царапины, складывающиеся в цифру «2087».
Я вошёл в комнату из металла, заполненную массивными проводами и щитами электропередач. Я недолго осматривался и предавался размышлениям о предназначении этих удивительных устройств. Механический скрип привлёк моё внимание - и это было последнее, на что я взглянул, ибо увиденное заставило меня кричать...
* * *
Той ночью я наблюдал, как в небо поднимаются клубы дыма. Пламя перебиралось на крышу, поглощая мебель, вещи, секреты. А потом земля задрожала, ибо раздался взрыв невиданной мощи, словно под домом находился склад вооружения целого города. Огонь уничтожил всё, что было спрятано от людей…
Я так и не нашёл вырванные страницы из дневника, поэтому для меня всё это навсегда останется загадкой. Кто заделал проход, желая сохранить всё в тайне? Как Мастер убил тех немцев и куда перепрятал свои изобретения, когда в дом ворвались члены правительственных организаций? С кем он держал связь по телефону? Откуда пришёл и зачем остановился в этом богом забытом месте?..
Вопросы, вопросы и снова вопросы. И ни одного ответа…
Это существо из комплекса биологического и механического, которое я обнаружил в лаборатории, уже давно перестало быть человеком. Стремясь обрести нечеловеческую силу и бессмертие, дабы получить преимущество перед обычными людьми, он намерено превратил себя в чудовище. Если верить заметкам в дневнике, его физическая оболочка была на грани между жизнью и смертью, источив жизненные силы от какой-то болезни. В любом случае, он не учёл главного - материал, из которого изготовлено его искусственное тело, не был долговечным, и его суставы уже давно проржавели. Но сердце продолжало биться – настоящее человеческое сердце, погружённое в прозрачный цилиндр. С приглушённым эхом оно поддерживало жизнь существу, которым стал Василий Зарев. Если бы я был подготовлен к тому, что предстоит увидеть, я бы вернул его к жизни и задал бы сотню или даже тысячу вопросов...
Но я испугался. Бросил лампу и вывалился через проход в стене, ободрав куртку и разодрав плечо...