Констанция потянулась, перевернулась на бок и посмотрела на часы. Шесть, точнее, восемнадцать. Вставать что ли? После ночной смены она всегда отсыпалась до вечера. Благо, сейчас она жила одна. Последний бой-френд... Хотя, какой он - бой? Уже старик почти. Обманул скотина! Один в Америку на ПМЖ уехал, а сколько обещал... А, ладно! Кота махнула рукой. Что о нем думать, было и прошло. Нового найдем. Не проблема!
Она выскользнула из постели и, по дороге в ванную, крутанулась перед большим, во весь рост, зеркалом в тяжелой резной раме. Антиквариат! Подарок бой.., ну, в смысле - френда. А хороша! Кота улыбнулась. Шелковистая темно-фиолетовая ткань короткой ночнушки подчеркивала нежный, теплый тон кожи. Легкий загар - совсем чуть-чуть, ни больше - ни меньше, это надо уметь.
Тридцать шесть лет - и не капли лишнего веса, никакого целлюлита и даже на лице ни одной морщинки. Даже на сцене она старалась не злоупотреблять косметикой, а после выступлений и вовсе смывала. Другие подсмеивались, и вот результат - они уже на сороковник выглядят, а ей никто больше двадцати пяти не дает. Ну, конечно, тут еще здоровые деревенские гены сработали.
Кота провела щеткой по густым волнистым волосам, "цвета спелой пшеницы," - как говорил кто-то из ее поклонников, и подмигнула своему изображению. Однако, пора и про нового "друга" подумать. Не век же одной куковать. "Грех - такую красоту прятать!" - говаривал ее последний "бой".
После душа Констанция, нареченная так матерью в честь известной героини Дюма, со вздохом занялась мелкими хозяйственными делами: постирать, приготовит, прибрать. Вообще-то жизнь ее устраивала. Ночь в клубе - танцевала она профессионально и ничуть не жалела, что с хореографией в свое время не вышло. В конце концов, это была мечта матери - видеть ее на большой сцене, а ее саму гораздо больше устраивала нынешняя жизнь. А дни - да мало ли на что их можно потратить... В столице много интересного.
Кота не мечтала о семье. Все эти пеленки-распашонки не для нее. Она никогда не стремилась стать хорошей хозяйкой - скучно это, господа! Нет, мужик, конечно, нужен. Но какой?! Такой, чтоб ценил ее красоту и поместил ее в соответствующие условия - как бриллиант в хорошую оправу.
Сполоснув посуду, Кота устало присела на кухонный диванчик. Осталось мусор вынести и можно считать себя свободной о рутины. Завтра... А впрочем, планировать не интересно. Будет день - будет пища. Констанция сменила длинную футболку, в которой прибиралась, на тонкий, рыхло связанный, свитерок. Глянула в зеркало. К лосинам сойдет. Накинула куртку, подхватила два пакета с мусором и легко сбежала по ступенькам. Третий этаж - можно и без лифта обойтись.
Темень окружила ее сразу, как только захлопнулась дверь подъезда. Какая в этом году осень противная. Кота поежилась и, перехватив пакеты в одну руку, застегнула куртку. Холодно, уже неделю минусы, а снега нет, темнотень полная. Что фонари не работают, к тому, уж, все привыкли, но хоть бы от снега посветлее... Единственный не разбитый до сих пор фонарь горел на детской площадке, неподалеку от мусорных баков, Констанция шла к нему, кажется, целую вечность, поскальзываясь на прочно застывших мелких лужицах. Вообще-то мусор можно было выкинуть и завтра, но сигареты закончились в самый неподходящий момент. Хорошо хоть киоск рядом.
Освободившись наконец от пакетов, Кота почти бегом пробежала метров пятьдесят до круглосуточного киоска и уже медленнее пошла обратно с наслаждением вдыхая дым. Откуда-то слева раздавался мерный скрипучий звук. Констанция оглянулась.
На старых детских качелях, под самым фонарем, сидел парень. Почти мальчишка. Он слегка раскачивался, отталкиваясь длинными худыми ногами в несуразно больших зимних ботинках от промерзшей земли. Лет шестнадцать, наверное. Они в этом возрасте так смешно растут - ноги сорок шестого размера, сами как на шарнирах, а в голове ветер.
Кота вернулась в квартиру. Идти никуда не хотелось, вечного праздника ночных клубов ей хватало и на работе. Лучшая подруга уехала в отпуск, а новый френд пока еще был только в проекте. Впрочем, об этом она уже сегодня думала. Устроившись на диване с большим пакетом чипсов, Кота включила диск с новым сериалом, прихваченный еще в прошлую смену с работы.
Когда чипсы закончились, горячий чай был выпит, а ментовские приключения, после четырех просмотренных серий, приелись, Констанция нажала паузу и решила покурить на кухне. Спать было еще рано, она привыкла к режиму типичной совы.
С удовольствием затягиваясь, она бездумно смотрела в темное окно, рассматривая, что происходит в доме напротив. Свет горел только в трех окнах. В двух из них шторы были задернуты, а в третьем парень с девушкой то ли ругались, то ли спорили. Кота вздохнула - типичное семейное счастье. Нет, уж, лучше одной.
Она перевела взгляд во двор и неожиданно зацепилась взглядом за какое-то движение. А, ну да - качели. Кто-то тихонько покачивался на них. Кота пригляделась. Неужели тот парень?! Холодно ведь. К ночи ниже десяти опустилось. Чего он? С подружкой поссорился? Или идти некуда? Может, не местный? А впрочем, какая ей-то разница?!
Констанция докурила и вернулась в комнату. Но очередная серия показалась ей нестерпимо затянутой, она все возвращалась мысленно к мальчишке на качели. Едва заставив себя досмотреть до конца, она вернулась к окну. Парень был там же. Да что это такое?! О чем его родители думают?
Кота решительно стала одеваться. В конце концов, она просто спросит, не нужна ли ему помощь? Мало ли что могло случиться. Она откопала на дне сумки слабенький фонарик и газовый баллончик, рассовала их по карманам, надела куртку, оглядела себя в зеркале и набросила на голову шарф. Вот так, может, удастся не замерзнуть.
Фонарик "умер" почти сразу и пришлось подсвечивать себе экраном мобильника. Кота шла по заледеневшей дорожке, кусала губы и мысленно ругала себя последними словами. Ну, куда она лезет?! Не ее ведь дело!
Мальчишка уже не качался, он сидел обхватив плечи руками. Куртка его при ближайшем рассмотрении оказалась совсем легкой.
- Вы тоже собаку ищите? - спросил он негромко, когда Кота вынырнула из темноты.
- Почему? Какую собаку? - она растерялась.
- Ну, тут женщина собаку потеряла. Рэкса. Все искала, меня спрашивала. А зачем еще ночью на улицу...
- Вот, и я хотела спросить - зачем? Чего ты тут сидишь столько часов?
- А тут нельзя? - парень, кажется, смутился и готов был сразу уйти.
- Можно, - Констанция говорила строго и неприветливо, злясь на себя за то, что вмешивается. - Только не за чем. Заболеть решил?! Домой иди. Где ты живешь-то? Далеко?
- Не очень, - мальчишка покачал головой. Наверно, ему было все-таки не больше шестнадцати. - Просто... мне сейчас домой нельзя. Я думал тут посидеть немного...
- Как можно сидеть в холод такой? Ничего себе - немного. Ты тут уже часа четыре сидишь. Почему тебе домой нельзя?
- Ну, там... у мамы день рождения.
- И что?
- Там гости. Она попросила, чтоб я погулял пока.
- Она у тебя сумасшедшая?! В такой холод ребенка на улицу выставить ради личной жизни!
- Нет. Она хорошая. Просто...
- Ясно, - приняла решение Кота. - Пошли. Отогреешься у меня. Чаю горячего попьешь.
Парень нерешительно поднялся.
- Да я не сильно замерз. Я тут присел, потому что ходить устал. Может, не надо?
- Надо. Пошли, снежный человек! Я сама уже тут заледенела с тобой.
И мальчик пошел за ней, громко топая своими огромными ботинками.
Квартира показалась Констанции оазисом тепла и света. Она почувствовала, как в уюте расслабляется каждая клеточка замерзшего, напряженного тела.
- Сейчас чайник поставлю, - бросила она через плечо. - Раздевайся пока. Вешалка, - она кивнула на стенной шкаф. - Обувь под полку. Там тапочки должны быть. Правда, тебе они вряд ли подойдут.
- Я нашел. Спасибо, - парень неуклюже пристроил ботинки. - Только я лучше так, в носках.
- Ну, смотри сам. Туалет там, ванная рядом. Если совсем замерз, можешь душ принять.
- Да нет, спасибо, - он смущенно покрутил головой и направился к туалету.
Через пару минут мальчишка заглянул в кухню. Чайник уже шумел, Констанция делала бутерброды с колбасой, отрезая ломти потолще. Наверняка, еще и голодный, с такой-то мамашей. Вон, худой какой.
- Может быть, вам помочь? Я умею...
- Не надо. Садись к батарее, грейся.
- Да, я уже почти...
Кота обернулась и с интересом стала рассматривать "найденыша", как мысленно она стала называть мальчика.
- И как же тебя зовут?
- Саша, - голос его скакал с баса на тенор.
- А меня Констанция, Кота.
- Красиво. Это из фильма, да?
- Ага, - Кота усмехнулась. - Ешь давай. Тебе чай или кофе?
- Чай. Тетя Кота, а...
Констанция возмущенно фыркнула.
- Не тетя! Просто Кота. А-то в старухи меня записал!
- Извините, я не хотел, - Саша покраснел. - Просто, я подумал, что вы примерно ровесница моей мамы.
- И сколько же лет твоей маме? - поинтересовалась Констанция с неудовольствием.
- Тридцать семь.
Ну, вот. Только сегодня подумала, что никто больше двадцати пяти не дает. И вот, пожалуйста. Кота поморщилась.
- Ну, ладно. Не важно. Тебе еще чаю налить?
- Да, если можно.
Кота разливала чай и думала о том, что мальчишка хоть и нескладный, но очень даже симпатичный. Совращение малолетних! Она мысленно погрозила себе пальцем. Такого еще в ее богатой приключениями жизни не было. А я ведь ему нравлюсь, наверное. Кота неглядя одернула свитер, чуть ниже спуская и так довольно глубокий вырез. В таком возрасте как раз и влюбляются в маминых подруг. Она глянула через плечо на парня, но он, вместо того, чтобы любоваться ее точеной фигуркой, смотрел куда-то в сторону. Стесняется, наверное. Такой скромный, вежливый. Совсем не современный.
- О чем задумался, Сашуня? - Кота приветливо улыбнулась.
- А? - мальчик будто очнулся. - Простите, вы что-то сказали?
- О чем думаешь? Или уже засыпаешь на ходу? - она глянула на него недовольно. Обычно все мужчины, допускавшиеся на эту кухню, не сводили с нее глаз.
- Да, так... Я думал о смерти.
- Что?! - Кота даже поперхнулась чаем. - Ну, ты даешь? Помирать собрался?
- Вы не смейтесь. Я, правда, думал... Понимаете, каждую минуту в мире умирает в среднем сто десять человек. Вот, еще минуту назад эти люди жили, разговаривали, думали, что-то планировали... А потом, раз - и все. Этот переход от жизни к смерти, он ведь мгновенный. Человек, наверное, сразу и не верит в то, что уже умер. Не понимает.
- Зачем вообще об этом говорить, думать? - Кота передернула плечами. - Да еще в таком возрасте. У тебя вся жизнь впереди. Да и я еще пожить надеюсь.
Мальчик поднял на нее пронзительно голубые глаза. Почему она сразу не заметила, что они у него такие красивые?
- Понимаете, умирают все - дети, юноши, мужчины, женщины, старики. Неважно. Это не связано с возрастом. Просто в какой-то момент приходит смерть, и душа выходит из тела. И никто, почти никто к этому не готов. Это всегда неожиданность. Страшная неожиданность. Бог сказал: "В чем застану, в том и сужу". И вот, я думаю, а если и я не доживу до утра. Что тогда?
- Ты веришь в Бога, в загробную жизнь? - Констанция невольно почувствовала в себе то же тревожное чувство ожидания несчастья, которое, по видимому, владело этим мальчиком.
- Верю. Знаете, в это нельзя не верить, - он как-то очень по-взрослому вздохнул. - После смерти душа уже все знает, понимает. Там ей не надо ничего доказывать. И вот - суд. Все-все дела, слова, даже мысли и чувства, все это испытуется. Все, что даже давным-давно забыто, все взвешивается на точнейших Божиих весах. Чего больше в человеке - зла или добра? Вот сейчас... Если б я умер сейчас? Взять любой день - добро можно по пальцам перечесть, а зло... Обиды, раздражение, злословие - мелочи, кажется, а наполнят весь день.
- Да какое там у тебя зло... Разве это зло? - Кота махнула рукой.
- Конечно, зло. Оно пропитывает душу и делает ее неспособной быть с Богом.
- А что ж тогда другим? У них грехов поболее твоего.
- Вот то и страшно. Мы все живем, как будто жизнь на земле будет вечной. И никто, почти никто, не готовиться к смерти. И я не готовлюсь, - Саша снова вздохнул. - А с другой стороны, представляете, какая радость душе - покинуть тело. Она летит, свободная, счастливая, все знает, все понимает. Ведь она для этого создана, для свободы. И если ее в ад не утащат...
- Ты что, еще и в ад веришь? Ну, ладно - в загробную жизнь. Действительно, неизвестно, может и есть какая-нибудь жизнь у души. Но ад - это уже какие-то сказки. Черти, сковородки...
- Зачем вы так? - мальчик грустно посмотрел на нее. - Я не знаю точно про сковородки, но то, что душу бесы могут мучить, в это я верю. Да это и на земле известно. Разве вы никогда не страдали? Когда душа ноет, тоскует, мечется. Это ведь душа, не тело.
- Ну, если так...
- Душа, отлученная от Бога, страдает невыносимо. Как мы на земле старадаем от разлуки с родными - это лишь малая толика того.
Саша замолчал. Констанция задумчиво смотрела в пустую чашку.
- Никогда не думала о смерти, - произнесла она тихо. - Может быть, только когда-то, в детстве. Мне всегда казалось, что лучше всего умереть во сне. Раз и все. Я не боялась смерти. Чего бояться? Если заболел или попал в аварию, например - выпил снотворного побольше, и все. Конец фильма.
- Что вы? - Саша испуганно глянул на нее. - Это же - самоубийство! Самое страшное зло, которое может соделать душа. И это совсем не конец, наоборот - начало. Начало вечных, нестерпимых мучений. Самоубийцы, особенно те, кто кончает с собой, чтоб избежать страданий, душевных или физических, ничего не понимают. Думают, там - могила, тишина. А нет никакой тишины. Душа и могилу-то видит лишь со стороны, как наблюдатель. А потом бесы получают над ней полную власть. И все ее земные страдания кажутся ей мелочью по сравнению с вечными.
- Н-да, - Кота покачала головой. Они снова помолчали. - Ты, наверное, спать хочешь? Пойдем, постелю тебе.
- Да нет. Что вы! Я не буду. Я сейчас пойду уже. Спасибо вам.
- Сиди уже. Куда ты пойдешь? Еще темно, метро не работает.
Саша снова опустился на диванчик.
- Я вчера читал житие святой Пелагии, ее память на днях праздновалась...
Кота вздрогнула, перед глазами встала картинка из далекого детства. Кухня залитая солнцем. Она сидит на высоком табурете и болтает босыми ногами. "Сиди смирно, Паша!" - это прикрикнула бабушка. Она расчесывает ее густые волосы деревянной, чтобы не электризовались, расческой и заплетает их в две тугие косы. Кота попискивает и вздрагивает, когда бабушка дергает отдельные волоски - "пискунчики". "А почему ты зовешь меня Пашей, а мама - Котой?" - спрашивает она, когда бабушка заканчивает первую косу. "Потому что, ты крещена Пелагией в честь святой преподобной Пелагии. Это имя настоящее. А Кота, Констанция - это твоя мать из кино придумала", - бабушка пренебрежительно машет рукой и начинает вторую косу.
- Святая Пелагия была необыкновенно красива, - вплелся в ее мысли голос Саши. - Она носила роскошные одежды, украшения из золота и драгоценных камней. Множество поклонников всегда сопровождало ее. Она была, как нынче любят выражаться - гетера.
Констанция вдруг смутилась так, что даже шею залило румянцем. Она встала, открыла форточку и закурила.
- Однажды она проходила мимо храма, и епископ Нонн, увидев ее, стал говорить о том, что эта женщина станет обличением для них всех - христиан, на суде Божием. Она столь тщательно ухаживает за своим телом, моет, украшает его, умащивает благовониями, и все это ради привлечения земных, временных поклонников. А мы не заботимся о том, какой предстанет душа наша пред Вечным Богом, не стараемся украсить ее добродетелями, милостыней и трудами ради Господа.
Саша замолчал.
- И что дальше? Что было с ней? - спросила Кота, не глядя на него.
- Епископ Нонн стал молиться о этой бедной женщине, не понимающей, что она губит свою душу. И однажды, после службы, когда он произносил проповедь о предстоящем после смерти суде, о воздаянии грешникам и праведникам, Пелагия, никогда ранее не ходившая в церковь, почему-то зашла на минуту в храм, услышала слова епископа и стала слушать. Проповедь так поразила ее, что она вдруг осознала всю мерзость своей, такой красивой на первый взгляд, жизни и принесла покаяние, отреклась от прежних грехов и стала жить в посте и молитве.
- И что?
- Она умерла, и душу ее принял Господь в Свое Царствие, - просто ответил мальчик.
- Трудно же туда попасть, - Кота провела пальцем по запотевшему стеклу.
- Трудно. Ничего хорошее легко не дается. Даже на земле.
- Наверно.
Саша подошел к раковине и сполоснул чашку.
- Пойду я уже. Спасибо вам за все.
- Да. Уже можно. Ты на метро? Я тоже пойду сейчас. Коли, уж, так получилось, что не ложились, а спать не хочется, есть возможность к матери съездить. Это в Подмосковье, далековато. Лучше пораньше выехать.
Пока Саша одевался, Констанция скидала в небольшую сумку вещи, которые планировала отвезти матери. Вместе они быстро спустились по лестнице и вышли на улицу. Еще только рассветало, стылый воздух проникал за ворот куртки. Кота поежилась и, отдав Саше сумку, стала поправлять шарф.
Она так и не поняла, откуда взялась эта машина. Красный спортивный автомобиль, такой неестественно яркий на фоне почти черно-белой улицы, вероятно вывернул из-под арки. Машина вихляла, водитель явно был пьян, из приоткрытого окна грохотала музыка. Кота метнулась к газону, поняла, что не успеет, попробовала вернуться к подъезду. В этот момент что-то сильно и мягко оттолкнуло ее. Уже падая на землю, Констанция, как в замедленной съемке, увидела Сашу летящего под колеса. Она вскрикнула от ужаса. Автомобиль протащил мальчишку несколько метров и врезался в дерево, зажав его безвольное, покалеченное тело бампером.
- Господи! - Кота лежала на асфальте, потрясенно глядя туда, где еще минуту назад стоял Сашка.
Она чувствовала, как горячая, не дающая вздохнуть, боль расползается с левой стороны груди. Сердце. Мысль была какой-то отстраненной. Ее зрение словно раздвоилось. Она видела пьяного водителя, который, отчаянно матерясь, пытался открыть заклинившую дверцу, Сашино тело, зажатое между машиной и деревом, и тут же, в какой-то иной проекции, видела Сашу, словно летящего над землей. Он улыбался, смотрел тепло и что-то говорил ей. Только она никак не могла разобрать, что именно.
Кота приподнялась на локте, боль, вроде как, отступила. Она хотела переспросить, но тут возле Саши появился Ангел. Настоящий, светлый, блистающий. Свет, окружавший его, скрыл машину и тело Саши. А другой, второй Саша радостно смотрел на Ангела. Вдруг они стали медленно, а потом все быстрее, подниматься выше и выше, тела их становились все прозрачнее, пока не стали совсем невидимы, слившись с лучами восходящего солнца.