Когда устроились и приготовили обед, Дубовик позвал Тимофея. Вместо рабочей спецовки, в какой он бегал до сих пор, тот надел толстый серый свитер с двумя смотревшими друг на друга оленями, вышитыми на груди. Под шеей выглядывала светло-голубая рубашка в мелкую клеточку, на ногах были калоши. Когда-то это были резиновые сапоги, а когда износились, голяшки отрезали. Теперь калоши служили чем-то вроде комнатных тапочек и даже выходной обувью.
В руках Тимофей держал буханку хлеба и кастрюлю с малосольной рыбой. От запаха свежеиспеченного хлеба у геологов побежали слюнки. Хотелось побыстрее отщипнуть хоть маленький кусочек от буханки и смаковать его, как что-то самое вкусное. Последний кусок черствого хлеба они съели несколько дней назад, и теперь казалось, что давно забыли вкус свежего хлеба.
Дубовик вытащил бутылку спирта, припасенную на черный день, и с торжественным видом поставил на стол. Когда все успокоились, он сказал поставленным голосом:
— Господа, прошу внимания! Успокаиваемся! Открываю заседание выездного научно-технического совета Курунгюряхского полевого отряда. На повестке дня сегодня два вопроса: первый - это встреча на «Оборонном», и второй - знакомство с жизнью одноименного рудного участка. По первому вопросу выступает товарищ Дубовик, по второму докладывать будет товарищ Винокуров. Итак, слово предоставляется Александру Федоровичу Дубовику, то есть мне, — постучал он кулаком себя в грудь.
Тимофей собрался в комок, на лице проскочила тень сомнения. Подумал, правильно ли он поступил, что пришел к незнакомым людям. Ведь геологи его даже не уговаривали, а просто позвали, и он сразу согласился. Теперь придется что-то докладывать. А о чем говорить? О том, что он тут вроде сторожа и коменданта. Причем добровольно исполняет их обязанности. В его бытность не пропал ни один гвоздь, ни один кусок руды. Или, может, рассказать о том, как он тут живет один как перст, как зимует и охотится. Стало заметно, что он волнуется. Только после того, как геологи засмеялись, охотник немного отошел.
— Мы проделали значительный путь и наконец добрались до «Оборонного», — начал докладчик. — Думали, что здесь глухая тайга, где нет людей, а только бродят медведи и другие дикие звери, но мы глубоко заблуждались: на руднике живет охотник Винокуров, который присматривает за хозяйством. Теперь нам предстоит выполнить определенный объем работы, и мы надеемся, что Тимофей Прохорович нам поможет. За доблестный труд и бережное отношение к социалистической собственности товарищу Винокурову объявляю благодарность. Ура-а-а!
Грянуло громкое «ура» и разнеслось по всему рудному участку. Улыбаясь, Дубовик открыл бутылку и, разбавив спирт водой, разлил по кружкам. Вначале выпили за неожиданную встречу, за знакомство, потом обменялись впечатлениями о рудном участке, и пошло - поехало. О своих сомнениях Тимофей быстро забыл, теперь он был счастлив, что оказался в приличной компании. С непривычки он быстро захмелел и стал рассказывать, как здесь живет. Охотник даже показал, как ставит петли и капканы на соболей, как ловит норку, недавно появившуюся в Беккеме. Дубовик больше слушал и молчал. Молчал и Антон, переваривая услышанное. Временами, словно со сна, Александр вздрагивал и другими глазами смотрел на рассказчика.
— Сашка, а как ты узнал об этом месторождении? — неожиданно спросил тот. — Оно же очень далеко в тайге, никто о нем даже не слышал, а ты его нашел и привел еще людей.
Было видно, что он удивлен, мысли о пришедших геологах не покидали его с момента встречи, а под влиянием Бахуса вырвались наружу. Очередь удивляться пришла к Дубовику. Казалось бы, что за проблема найти старую базу, когда у тебя на руках точная топографическая карта, на которую она вынесена.
— Об «Оборонном» я узнал из геологического отчёта о результатах геологоразведочных работ, проведенных на этом участке, — не переставая рассматривать собеседника, сказал геолог. — А сюда пришел по карте. Кстати, это месторождение никогда не терялось, геологи о нем знают. Просто до сих пор не было необходимости в его посещении, а теперь время изменилось, появился интерес. Вот поэтому мы здесь. Как я сказал, есть отчёт, в котором о нем все сказано. Отчет хранится в Якутске, в территориальных геологических фондах. У него есть инвентарный номер, по которому его можно найти и...
— В геологических фондах? — не выдержав, заерзал Тимофей. — Что это?
— Что-то вроде библиотеки, откуда можно взять отчет для работы.
Было видно, что он удивлен не меньше, чем появлением не званых геологов, нарушивших его одиночество.
— Этот отчёт у меня. Понимаешь, другого нет и быть не может, а мой никто отсюдова не выносил. Никогда. Всё время я его берег как зеницу ока. А ты говоришь о каком-то там отчёте, который хранится в каких-то ваших фондах. Не правда, ты все придумал. Зачем врать?
На лице таёжника появилась хитрая улыбка. Вот, мол, вывел я тебя на чистую воду. Меня просто так не проведёшь. Хоть ты и городской, да и я не лыком шит. Дубовик быстро нашелся:
— Я тебя не обманываю, какой смысл в этом? Не веришь, не надо - это твое личное дело. Но я повторюсь: отчет о геологоразведочных работах, проведенных на этом месторождении, хранится в геологических фондах. В нем указаны все данные и приведены сведения о выполненных работах.
— Я не верю, — не сдавался Тимофей. Было видно, что он начинает заводиться, и неизвестно, чем это может закончиться. — Если у тебя и есть какие-то там бумаги, то это подделка. Можешь не сомневаться. Единственный экземпляр секретного геологического отчета у меня. Лучше скажи, кто вас навел на мою резиденцию? Об этом заброшенном поселке не знает ни одна душа. По крайней мере, никто из наших. Многие о нем слышали и хотели бы найти, да кишка тонка - ни у кого не получилось. Уж больно хорошо он запрятан. Как будто специально люди постарались. А вы, я вижу, ребята хваткие, — разочарованно сказал он, — нашли.
— Ну да, вятские ребята хватские, семеро одного не боятся, — вспомнив присказку одного коллеги, вставил Антон.
Реакция Тимофея была понятна. До сих пор он был единственным хранителем тайны, а теперь сюда пришли геологи, после которых об «Оборонном» узнают все. А главное, его - полноправного хозяина, попросят отсюда уйти.
— Раз вы уже здесь, я посвящу вас в свои секреты, — смирившись со случившимся, сменил тон Тимофей. — Я уверен, вы не все знаете. Как вам, наверно, известно, возник этот поселок благодаря открытию геологов. Видно, такие же, как вы, шарились по тайге и накопытили тут руду. Ну, а дальше больше: пригнали сюда зэков, и закипела работа. Это я от отца слышал, а тот от деда, — с чувством собственного достоинства Тимофей посмотрел на Дубовика, что можно было понять так: видите, какую великую тайну я вам доверяю. То, что я вам расскажу, пришло от моих предков, и до сих пор никто об этом не знает. — Так вот, вначале зэки заготовили лес, построили дома для охраны и барак для себя, а потом начали бить вот эту штольню. — Он показал на ближайший отвал, серым покрывалом спускавшийся к реке. Это штольня номер один.
— А ты как тут оказался? — очередной раз налив в кружки, спросил его Дубовик, до сих пор не получивший внятного ответа на свой вопрос. Поэтому он не мог определиться, как относиться к рассказчику.
— Давно водку не пил, в голову ударило, — будто не услышав вопроса, начал он о другом. — Крепкая, зараза! По осени я принес пять бутылок, давно выпил. Не ждал, не ведал, что сюда геологи забредут. Это, конечно, событие, которое надо отметить.
Дубовик разлил остатки и сразу выпили.
— Ты спрашиваешь, как я тут оказался? — закусив своим малосольным хариусом, повторил он вопрос. — Это, ребята, долгая история. В общем, как я начал рассказывать, ниточка тянется от моего деда Петра Прохоровича. Хороший был мужик. Царство ему небесное, давно его уже нет на этом свете. Когда он преследовал подранка, забрёл за границу своего промыслового участка. Изюбрь два дня водил его по тайге, и, казалось, тот уже в его руках, да не тут-то было: зверь не давался. Дед совсем обессилел, хотел вернуться назад, но упрямство пересилило. Упорно шёл по следу, и вот в конце третьего дня догнал. Бык килограммов двести весом, рога, как корона, длиной около метра с шестнадцатью отростками. Голова коричневого цвета, шея серо-бурая, а спина и бока светло-серые с песчаным оттенком, на плечах и на хребте с буроватым. Вот какой был зверь! Ну, словом, красавец - царь животных оленьего рода. Такого зверя дед никогда не видел. Говорят, изюбры водятся в Забайкалье и на Дальнем Востоке, а тот появился в наших краях. Как он сюда забрел, никто не знает. В общем, дед был безмерно рад удаче и собирался вернуться за ним с лошадью.
Разделывал он, значит, изюбра, как положено, костерок развёл, сварил печенку и язык в котелке. Как говорится, душу отвёл и, можно сказать, поправил свое здоровье. На сытый желудок, с чувством полного удовлетворения стал готовить ночлег. Как-никак третья ночь у костра и без всякого там куколя или какого-нибудь одеяла. Единственное, что его согревало, - мысли об обратной дороге.
Думал, по прямой за полтора дня добежит. Значит, сидит он у костра, вокруг тишина, только слышно, как деревья потрескивают от мороза, и вдруг до него долетело какое-то однотонное тарахтение. Как будто работает какой-то движок. Точь-в-точь как электростанция в посёлке. Но откуда в глухой тайге, вдали от населённых пунктов, взяться этой электростанции?
— Бред какой-то! — подумал дед. — Такого быть не может. Видно, от усталости
стало мерещиться. По своей сути это равносильно тому, что зимой найти грибы и ягоды в лесу. Любой знает, что в это время года их не бывает, как не может быть цветов или листьев на деревьях. Не по сезону это и противоречит законам природы. Значит, дед задумался, а сам сидит ни жив, ни мертв, слушает. Страшно стало. А тарахтенье не прекращается и временами доносится так чётко, будто движок работает где-то рядом.
Будто войдя в положение своего деда, Тимофей даже передернулся. От таинственности рассказа всем тоже стало не по себе. Стас заерзал на скамейке и задел сидевшего рядом Романа. Тот от неожиданности вздрогнул и отодвинулся подальше.
— Послушал, значит, Петр Прохорович это тарахтенье, — продолжал Тимофей, — и окончательно определился, что это работает какой-то мощный двигатель. Может, какие-нибудь пришельцы пожаловали, подумал он. Как раз намедни Прошка прочитал фантастическую книгу и рассказал ему о путешествиях на другие планеты. Вот, значит, он решил, что такие же варяги прилетели сюда. От этого стало совсем не по себе. Вдруг, думает, заберут его с собой, и никто об этом не узнает. Конечно, он слышал о лагерях заключенных, которых на Колыме было полно, знал о бесчинствах, которые чинятся там над людьми, но сам лагерей никогда не видел и с заключенными не встречался. Та сторона жизни была вроде зазеркалья, куда он даже не пытался заглянуть. Закрались моему деду мысли о чём-то тайном, далеко спрятанном от людей. Как ни было страшно, а решил он все-таки разведать, что же
там творится, что делают эти пришельцы. Кое-как дождавшись утра, пошёл в ту стороны, откудова прилетел звук работающего мотора. Перевалил, значит, он невысокий хребтик и попал в долину этого самого «Оборонного». И с горы, значит, увидел он много домов, будто нарочно спрятанных в тайге. Понаблюдав с часок, мой дед сразу смекнул, что никакие там не инопланетяне обитают, а поселились люди, но живет не свободный народ, а невольники, которых заставляют работать и сторожит охрана. То есть находится там лагерь заключенных. Как человек сообразительный и осторожный, дед решил, что туда лучше не соваться, а то невзначай можно оказаться за колючей проволокой рядом с теми невольниками. А об
этом самом «Оборонном» он намотал себе на ус и время от времени стал сюда наведываться. Посмотрит, значит, с горы и дальше охотиться. Кстати, для деда он был просто лагерем заключенных, это теперь я знаю, что рудный участок называется «Оборонным». Так вот, пришёл однажды Петр Прохорович, а в поселении никого. Случилось это не то в конце пятьдесят третьего, не то в начале пятьдесят четвертого. Были там, значит, люди, работала техника и вдруг никого. Вокруг необычная тишина, стоят пустые дома с открытыми дверями, да какая-то машина под навесом. Вот тогда он первый раз спустился в этот посёлок. Так сказать, пошёл на разведку. Сам понимаешь, попади он под раздачу, убьют или посадят. К счастью,
на «Оборонном» никого не оказалось. Значит, позакрывали они тут все, что не смогли увезти, а сами ноги сделали. С тех пор этот заброшенный посёлок стал вроде личной резиденции моего деда. Естественно, о нем он никому не сказал. Возможно, благодаря этому Петр Прохорович умер своей смертью и в преклонном возрасте. Где этот зэковский лагерь, так никто и не узнал. Вот ведь как спрятали его чекисты. Дед понял, что добывали здесь какой-то редкий металл, но не
золото. И, конечно, не поведать сыну о спрятанном в тайге лагере заключенных он не мог. Привел сюда Прошку, то есть моего отца, а тот уже показал мне. Вот так все это время мы хранили тайну. Пока вы сюда не пришли, — посмотрел он на Дубовика. — Я даже во сне не говорю об этом «Оборонном», потому как кто-то может узнать, начнут хищничать. А зачем это надо? Я тут вроде единоличного хозяина, стало быть, «Оборонный» мой. Вы первые, кто попал сюда после ликвидации лагеря. Теперь после вас может кто-то прийтить. А не хотелось бы…
— Ну а что тут плохого! — разделываясь с рыбой, сказал Дубовик.
— А что хорошего? — в такт ему ответил Тимофей. — Растащат все, что можно, сломают да ещё вдобавок ко всему подожгут. У нас теперь ведь как принято: раз ничье, - значит, все позволено. Сам знаешь, народ нынче не тот, что был раньше, ничего не берегут. Вот такая нехитрая история!
— И что за все эти годы никого здесь не было? — с удивлением спросил Дубовик, всё ещё не определившийся, как отнестись к рассказу Тимофея.
— Я уверен, что никто сюда не забредал, — бойко ответил тот, увидев, что его рассказ произвел должное впечатление. — По крайней мере, никаких следов присутствия посторонних ни я, ни мой отец не замечали.
— Да нет, геологи сюда заходили, — сказал Антон. — Были тут, когда составляли карту двухсоттысячного масштаба. Но это тоже было давно. По-моему, одним маршрутом здесь проскочили. По крайней мере, он показан на карте фактического материала, приложенного к тому отчету.
— Может быть, какие-нибудь залетные, вроде вас, и наведывались. Не спорю. Если бы я здесь жил постоянно, сказал бы точно. Главное - всё осталось в том же виде, как было раньше. Я думаю, вы убедились в этом сами. Хотя вы тут впервые. Конечно, большинство домов пришло в негодность. Крыша не выдерживает снега, — уточнил он, — а провалилась кровля - весь дом пришёл в негодность. Зато зэковским баракам и колючке с вышками, хоть бы хны. Стоят как памятники той далекой эпохе, которая ушла от нас навсегда. Впору даже проводить экскурсии, да вот только некому. Обидно! Но, если посмотреть с другой стороны, - может, и хорошо. Пусть люди не видят, как жили невольники.
От кастрюли малосольного хариуса и буханки хлеба ничего не осталось, и геологи принялись за гречневую кашу с тушенкой.
— И что, круглый год ты здесь живешь один? — спросил Антон, думая, что всю свою сознательную жизнь человек связан с этим местом, которое стало для него родным.
— Да нет, что ты. Обычно я обитаю до весны, а как солнце начинает пригревать, подаюсь домой. Охочусь и понемногу рыбачу. Места тут, прямо скажу, заповедные и зверь непуганый. Далеко ведь от Селеняха, а от других поселков ещё дальше, поэтому сюда не каждый забредает. Да и зачем в такую даль забираться, когда добыть зверя можно и поближе к дому. Вот только в этом году мне не подфартило.
Поэтому задержался, без мяса не захотел домой вертаться. Такого со мной никогда еще случалось. Даже в самые худшие годы чего-нибудь да добывал, а нынче как обрезало. По осени, вот олень попался и все. Как будто кто-то сглазил. А за что? Сколько себя помню никому ничего плохо я не сделал. Видать, так боженька распорядился, чтобы я дождался вас. Не захотел он меня отпускать. Наверно, подумал, вы придете, а хозяина нет. Негоже так гостей встречать. Хотя теперь, как я понял, надо подумать, кто тут гость, а кто хозяин. Вот, видать, нашлись настоящие хозяева.
Он грустно посмотрел на ребят и замолчал. Была в этом взгляде какая-то боль и печаль. Установилась гнетущая тишина. В этот момент каждый думал о своем, но мысли крутились вокруг Тимофея. А Дубовика мучил главный вопрос, на который хотелось получить ответ: бандит он или нет.
«Если он и есть тот самый беглый Тимоха, то свою роль играет лучше любого артиста. Говорит так складно, что не разберешь, где правда, а где ложь».
И все-таки он склонялся к мысли, что Тимофей не злодей, убежавший от преследования, а обыкновенный человек, да вдобавок ко всему хороший охотник и увлеченный человек. И не задумываясь о последствиях, прямо в лоб спросил:
— Ты от кого-то тут скрываешься? Набедокурил в городе и сюда смотался.
Тот только пожал плечами, не зная, что ответить.
— Ты знаешь Огонёра?
Тимофей кивнул головой.
— Да кто ж его не знает, — сказал он улыбаясь. — Он у нас в наслеге вроде вымирающего мамонта. Деду уже восемьдесят или около того, а он до сих пор не вылезает из седла, работает коневодом в совхозе. А раньше охотился и даже бывал в этих местах. Шарился где-то тут рядом.
— Так вот, он сказал, что ты сбежал из тюрьмы, — глядя прямо в глаза собеседнику, жестко сказал Дубовик. — В Селеняхе угнал двух лошадей и от ментов рванул в тайгу.
В один миг на лице Тимофея прошла вся гамма чувств: от удивления до растерянности и страха. Не зная, что сказать, он даже открыл рот.
— Да ты что?! — наконец пришел он в себя. — Это бред какой-то. Я сбежал из тюрьмы?! У меня нет слов. Это брехня. Какая тюрьма? Я даже не знаю, как она выглядит. За что же это он на меня наговорил? Ну Огонёр, ну дед! — стал возмущаться Тимофей. — Как будто ничего плохого я ему не сделал. Может, у него крыша поехала? И вы ему поверили?
Он посмотрел на Дубовика, обвел взглядом ребят, будто пытаясь понять, верят ли они ему, и продолжил:
— Нет, мужики, никакой я не бандит и никогда им не был. Он пошутил. Но пошутил, я бы сказал, даже очень жестоко. Увижу, я ему скажу, что думаю по этому поводу. Ну и ну…
Дубовик его остановил:
— Не похоже было, что он шутит. По-моему, он говорил на полном серьезе. Я не вижу смысла в таких злых шутках. Значит, что-то в этом есть. Сам знаешь, дыма без огня не бывает.
Вид у охотника был усталый. Геолог вывел его из равновесия, и тот медленно стал приходить в себя:
— Думаю, что он просто так на меня наговорил. Как я вам говорил, Огонёр в молодости тоже охотился где0то недалеко отсюдова, и все время подкатывался к моему отцу, чтобы тот показал свою «резиденцию». Да мой батя, как и дед, был крепким орешком. Отказал. Возможно, поэтому он до сих пор сердится на всю нашу семью, и в отместку за отца прилетело мне.
Разговор сошел на нет, все поняли, что Тимофей не обманывает, а стал жертвой какого-то нелепого наговора. Успокоившись, он снова стал рассказывать о своей вотчине, ставшей так же его «резиденцией».
— Горными работами на «Оборонном» командовал инженер-геолог Рыжов. Это я знаю по тому отчету, который тут подобрал. Он его и написал. Толстый такой гроссбух. И чего там только нет!
— А как же он у тебя оказался? — не выдержал Антон, до сих пор не веривший, что секретный документ можно просто так где-нибудь найти. — Где же ты его подобрал?
— Да очень просто, в конторе валялся среди бумаг. В одной комнате, видно, был какой-то особый отдел, потому как на окнах стоят решетки и дверь обита железом. Потом я вам ее покажу. Здание конторы хорошо сохранилось, и тот кабинет совсем не пострадал. Так вот, прямо на полу там были разбросаны разные бумаги, геологические карты, а под ними этот самый отчет. Я вначале подумал, что это какая-то амбарная книга и зафутболил под стол. Только на следующий год, когда
пришел сюда снова, разобрался, что к чему. Там, кстати, еще валялись трудовые книжки. Много книжек. Зачем выкинули, до сих пор не пойму. Может, так же, как отчет, затерялись среди бумаг. Я представляю, что тут делалось, когда отсюда снимались. Бардак, хаос, беспорядок. Все перевернуто. Хотя, знаете, эти трудовые книжки были сверху, — вспомнил Тимофей. — Это абсолютно точно, как то, что я сейчас изрядно вмазал и голова идет кругом. — Он закрыл глаза, повело в сторону.
Едва удержавшись, чтобы не свалиться, он вернулся в первоначальное положение. — Тьфу ты, черт. Так вот, этих книжек там было много, но сейчас ни одной не осталось, отец куда-то дел. Вам, наверно, интересно будет узнать, почему закрыли этот участок?
Этого можно было не спрашивать. Каждый хотел узнать, что же тут случилось, из-за чего остановили работы и все ушли.
— Этой штольней, которую видно из окна, прошли по рудной жиле на сто шестьдесят четыре метра. А штольней номер два проследили не то ответвление от рудного тела, не то подцепили новую жилу, которую назвали Главной. Из отчета следует, что геологи так ни к чему и не пришли. Как я понял, нужно было провести дополнительные работы. А кто позволит? Как я понимаю, в войну нужен был металл, вот его и брали из первой штольни, а как война закончилась, спроса не стало. Для того чтобы добыть оловянную руду, даже технику пригнали. Но месторождение, видать, оказалось слабеньким, быстро отработали. Вон, видишь, когда отсюда уходили, бросили даже машину. Правда, она поломанная.
— Не в этом дело, — стал его просвещать Дубовик. — Это месторождение, как и многие другие, прикрыли после развала «Дальстроя», которому предшествовала кончина Сталина. А потом на Севере открыли другие, более богатые.
— Может, они хотели вернуться? — спросил охотник робко. — Об этом, правда, в отчете ничего нет. Сейчас я вам его покажу, как обещал...
Тимофей вышел из-за стола и покачивающейся походкой направился к двери. Вскоре он вернулся с полной тарелкой копченого гольца и толстой книгой под мышкой.
— Вот, смотри, это тот самый отчет, о котором я говорил. Только не рвать, — отдавая книгу, предупредил он Дубовика заплетающимся языком и сразу переключился на другое. — Этого гольца я наловил на том горном озере, где вы были. Ешьте, он вкусный, зараза, но ловить его - настоящее мучение. Водится на глубине, пока одного вытащишь, - пять сорвутся. Крючок плохо заглатывает, да еще и губы слабые.
Александр передал отчет Антону, а сам стал выяснять, как попасть во вторую штольню.
— Ни в первую, ни во вторую штольню ты не залезешь - вход напрочь затянуло льдом. Пробка на несколько метров, — Тимофей развел руки в стороны. — Я сам давно там не был, да и нечего там делать - кругом сырость, на полу вода. Словом, ничего интересного: узкий тоннель, под сводом на входе стоит крепеж, чтобы не рухнула порода. Может, даже нет там никакой руды, а они написали, что ее хоть пруд пруди. Наверно, для того, чтобы рудник не закрыли. Я лично никакой руды не видел. Но откуда-то они ее гребли? Короче, о штольнях забудь, — добавил он, привалившись к стене, — туда вы не попадете.