Ночная мгла сползла с дорожек в кусты и затаилась там до первых солнечных лучей. Влажный воздух осыпался на траву мелкими бусинками росы.
Я открыла глаза. В комнате было по-прежнему сумеречно. Лежала я долго и без мыслей. Вскоре на потолке появился отблеск утра. Я встала и прошлась по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Натертые половицы поскрипывали под голыми ступнями. Было такое ощущение, что я что-то должна сделать, но не могу припомнить что. Я подошла к окну.
Странно, стекла были такие мутные, будто их не мыли лет сто. Я залезла на широкий прохладный подоконник и прислонилась к окну лбом и ладонями. На улице уже было солнечно. По грунтовым дорожкам между корпусов института мелькали студенты, по одному и группами. Медленно прохаживались больные в разноцветных халатах. Санитарки возили на тележках тюки с бельем и баки из пищеблока. Жизнь кипела. Я стояла и завороженно смотрела.
От главной аллеи меня отделял небольшой садик, даже не садик, а газон, но он был настолько заросший дикой малиной и снытью, что газоном уже не являлся. А ведь раньше траву стригли и весной вырастали нарциссы.
Несколько корявых яблонь полностью затеняли эту сторону дома, и в моей комнате было всегда темно. Зато аллея светилась весенним солнцем.
Я стояла долго, пытаясь наполниться радостью весеннего утра, но радости не было. Я не могу сказать, что меня что-то тревожило. Нет. Но было чувство полного отчуждения от того теплого мира за окном, чувство невосполнимой потери, произошедшей когда-то, абсолютного одиночества, будто случилось что-то невозвратное, что навсегда отделило меня ото всех.
Я стояла, и холод стекла пропитывал мою кожу как губку, полз по рукам. Я была одна.
Мне нестерпимо захотелось выйти на улицу. Я с усилием выкрутила латунную щеколду и с хрустом открыла внутреннюю раму. На голову мне посыпалась штукатурка, пыль, полетели куски слежавшейся ваты. В промежутке между окон лежал толстый слой пыли, множество сухих насекомых, паутина. Почему тут никто не прибирает?
Уличная рама, сильно иссохшаяся, открылась с трудом. В комнату лавиной хлынул прохладный влажный воздух.
Под окном оказалась большая куча спиленных веток. Я сошла по ним на землю. Цепкие кустики малины впивались в ночную рубашку, мокрая трава освежала ноги.
Я вышла на грунтовую дорогу и сразу попала в поток солнечного света и спешащих людей. Веселые студенты громко смеялись, толкали друг друга, дурачились. На остриженных газонах лежали жирные собаки. В лучах солнца мельтешили тучки насекомых. Жизнь бежала быстрой рекой, а я стояла как холодный камень посреди ее течения.
Я прошлась несколько раз по аллее, по небольшим дорожкам и протоптанным тропинкам. Я очень хотела подойти к кому-нибудь и спросить все равно о чем, лишь бы только услышать поток слов, обращенных в мою сторону. Но никто не обращал на меня внимания, все были заняты собой.
Я присела на скамейку рядом с двумя нарядными девушками. Их туфли были столь фантастических расцветок, что трудно было оторвать взгляд. Они с азартом обсуждали кого-то, курили и перешептывались. Я уже почти отважилась спросить у них время, как они резко встали и ушли. Может мой вид показался им нелепым…
Я посидела еще и пошла в сторону дома. По дороге еще на минуту решила задержаться у доски объявлений. Она была оклеена разноцветными хрустящими бумажками, кричащими о работе, пропавших кошках и ремонте обуви.
И тут вдруг ко мне подошел молодой парень и неожиданно поздоровался. Я очень растерялась и обрадовалась. Он поинтересовался, не холодно ли мне в ночной рубашке и почему я босяком. Я и сама не знала, почему не переоделась. Это не пришло мне в голову.
Мы разговорились. Он был очень весел и без остановки рассказывал мне разные истории. Мы не спеша бродили по тропинкам. Мне впервые за долгое время было хорошо. Я отвлеклась от своего одиночества. У меня появился друг.
Студент рассказал, что собирается стать психиатром. Он много спрашивал меня про мою жизнь, но как оказалось, я толком не могла ответить даже на простые вопросы. Я ничего не помнила.
В какой-то момент я обнаружила у себя в руке стеклянный шарик и очень обрадовалась. Я его сразу узнала. Утром я отвинтила его от спинки кровати. Шарик был прозрачный в мелкую грань. В солнечных лучах он отбрасывал множество разноцветных искр.
– Этот шарик я всегда беру на прогулку, мир через него кажется прекрасным… - Я протянула шарик студенту. Он крутил его в руке, и мы любовались бликами.
- Можно я возьму его на память? - спросил мой собеседник.
Мне было жалко отдавать шарик. Хотя дома оставалось еще три таких же, но именно этот я любила. Однако студент стал моим первым другом, и я не могла его обидеть. Я подарила шарик.
Вскоре, мой друг предложил проводить меня. Он боялся опоздать на занятия. Мы подошли к дому, и я пожала ему руку.
- Вот мой дом. Я пойду.
Я повернулась, чтоб уйти, но студент остановил меня.
- Не может быть. Ты что-то путаешь… Это же профессорский дом.
Тогда я подвела его к окну, мы забрались по веткам и заглянули внутрь.
- Вот. Смотри. Моя комната. Я понимаю, что живу лучше многих других… но это действительно мой дом. И рисунки на стенах тоже мои. Хочешь, зайди на минутку…
- Нет, в другой раз. А сейчас не могла бы ты сходить со мной в одно место? Я познакомлю тебя с хорошим человеком. Он тебе понравится.
Я согласилась, и вскоре мы оказались в одном из корпусов. Студент стал какой-то нервный, он велел мне посидеть на скамейке, а сам куда-то убежал. Через некоторое время мой друг вернулся с каким-то большим врачом.
- Вот она, эта милая девочка, о которой я вам говорю. Она совершенно ничего не помнит. Можно было бы сослаться на амнезию, но… понимаете, она утверждает, что живет в профессорском домике. Она так убедительно рассказывает о своем доме, что я бы с легкостью поверил, если бы сам не знал, что домик заколочен со времен войны. Необходимо срочно госпитализировать ее, это в ее же интересах!
Врач стоял молча и почесывал подбородок. Он был озадачен. А я снова осталась абсолютно одна. Я почувствовала себя прозрачной и серой, как дым. Мой друг предал меня. Я поспешила впускать его в свою жизнь.
Мне так захотелось скорее оказаться в своей теплой кровати, но просто встать и уйти было неудобно.
- Когда ты познакомился с этой девочкой? Она всегда ходит босяком?- спросил врач задумчиво.- Как ее зовут, сколько ей лет? Она хоть что-нибудь помнит?
Мой друг что-то отвечал, нервно размахивал руками. Он старался не смотреть мне в глаза. Ему явно было стыдно. А мне было все равно. Все это когда-то уже было со мной.
- Хорошо, - сказал врач студенту, - Давай-ка поднимемся в отделение, уладим некоторые формальности.
Они пошли по коридору, но перед поворотом студент обернулся и крикнул мне:
- Не уходи, я сейчас вернусь…
Я ждала его долго. До самого вечера. Мимо меня проходили медсестры, преобразившиеся в обычных женщин, хлопали двери, за окном лаяли собаки. Медленно темнело. Я поняла, что он не придет, и вернулась домой. Как хорошо было лечь, наконец, в свою мягкую кровать. Только заснуть было трудно. Не хватало стеклянного шарика.
Через два месяца студент вышел из дверей клиники душевных болезней. Он был опустошен и потерян. Жидкая поросль покрыла его щеки, густой больничный запах пропитал все его побелевшее тело до самых внутренностей. Прежний задор, увлеченность жизнью, жадность наук: все растворилось, стало далеким прошлым. Студента пожалели и не стали портить биографию плохим диагнозом, хотя на заметку взяли.
Он шел по солнечной пустынной аллее. Все его друзья давно сдали экзамены и разъехались по домам. Жирные собаки по-прежнему мирно отдыхали в тени, бабушки-санитарки в застиранных халатах возили телеги с тюками и баками, песок так же как и раньше хрустел под ногами… но это был уже совсем другой мир и в этом мире студент был абсолютно одинок. Он понимал, что уже никогда не вернется назад.
Проходя мимо профессорского домика, студент остановился. Он засунул руку в карман и нащупал стеклянный шарик, достал его и посмотрел сквозь стекло на солнце. Мир в преломлении мелких граней казался прекрасным.
Студент обошел дом, попытался открыть парадную дверь, но она была наглухо заколочена, хотел оторвать доску, перекрывающую черный ход, но сил не хватило. Тогда он подошел к окну, взобрался по куче сухих веток и дернул раму. Она была не заперта и легко открылась. Студент подтянулся на руках и взобрался на подоконник. После яркого солнца в комнате казалось темно. Когда глаза привыкли, он спрыгнул на пол и замер. Сильный запах сырости, затхлости, покинутости источал дом; штукатурка, опавшая с потолка, хрустела под ногами, обои на стенах сильно выцвели и потрескались. В комнате была только голландская печь и кровать. Студент привинтил к спинке недостающий шарик и сел на кровать. Проржавевшая сетка со скрипом прогнулась.
Я проснулась, открыла глаза и увидела своего друга. Он сидел, опустив лицо в ладони. Я откинула угол одеяла и села, спустив ноги на теплый паркет.
- Прости меня, - сказал студент, - Я сильно ошибся.
Я положила руку ему на плечо. Мы сидели молча в моей уютной комнате. Никто из нас не был сумасшедшим.