День стремительно подходит к концу, а я хочу немного о нём написать. Я уже всем уши прожужжала про этот день. Я даже не могла писать никакие другие заметки, потому что мое сердце было полностью поглощено подготовкой и настройкой на этот день. Он всегда очень сложный: и морально, и физически. Морально принять это сложно, а когда еще и все погодные стихии восстают - так вообще караул: дождь, снег, ветер.
Когда я утром посмотрела в окно, по коже пробежал легкий мандраж: снег и ветер, местами даже дождь. А кто меня знает, тот поймет мой ужас в глазах. Для меня +15 - это уже повод не выходить на улицу. Но делать нечего, надела валенки, какие нашла теплые кофты и пошла. Забегая вперед, хочу сказать, что я, в итоге, замерзла. Но меня колотило вовсе не от холода.
Пришла женщина. Я сперва подумала, что она армянка: большие, выразительные глаза, красивые брови и улыбка. Но она оказалась не армянкой, но тоже с Кавказа (я забыла, к сожалению). И вот она сразу сказала "я реабилитант" (именно в этот момент я начала замерзать, потому что услышала рассказ тогда еще 3х летнего ребенка). Кто не знает, реабилитант - это тот, кого посмертно (а кого при жизни) реабилитировали и сняли обвинения, за которые тогда сажали и убивали.
Она попала под вторую волну арестов, а именно: в период Великой отечественной войны. Ее деревню полностью погрузили в поезда и отправили в Казахстан, в чистое поле. Мужчин забирали на войну, оставались только дети, женщины, старики. И вот они-то пытались выжить. В поле. В землянках.
Она рассказывает это всё, а я понимаю, что нашла человека, который может ответить на давно волнующий меня вопрос. Первое, что я всегда спрашиваю "А ваша мама и бабушка рассказывали все это своим детям? внукам?". Она сказала, что да. Но они до своей смерти боялись этого повторения, поэтому когда рассказывали, заходили в чулан, чтобы, не дай Бог, на улице никто не услышал. Тогда я задала второй вопрос "А вам передался этот страх?". Она сказала, что страх ей не передался, но передалась некоторая тревога и тяжесть. Ей не разрешали радоваться. И в их семье всегда висело вот это вот горе. Она так и сказала, что была некоторая надломленность и горе. Вот это горе она переживает до сих пор на генетическом уровне (с ее слов). И она себя заставляет улыбаться, но что-то внутри мешает, держит.
Я попросила у нее контакта, чтобы взять интервью. Но она отказалась. Тогда я задала третий вопрос "А вы рассказываете это своим детям?". Она утвердительно кивнула, сказав, что сейчас об этом она говорит со своей 13ти летней внучкой. В конце мы обнялись и она ушла. Но я успела ей сказать, что боль, которая у нее есть можно озарить, потому что Бог и любовь сильнее.
Она ушла, а я стояла, смотрела на людей и думала: а ведь она сказала очень важную вещь. На генетическом уровне и мне передалась какая-то тревога и какое-то ощущение, что произошло что-то злое. Я взяла листочек и пошла читать имена. Пусть в этот день они "воскреснут" и станут живыми...В это время задул сильный ветер и повалил цветы..
А около дома я встретила мальчишек, которые закинув головы, ловили снежинки. Я у них спросила "вкусно?" и улыбнулась. Они даже не осознали, что какая-то тетя с ними разговаривает о снежинках. Мальчик улыбнулся и кивнул "очень"...