(Фрагмент из романа «ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ»)
… Лета как не бывало. Короткое оно в Заполярье. Да и не лето это вовсе, так себе - просто отсутствие снега и мороза на короткий период в месяца два. Но ночами на стоянках мерзнешь, хоть и лето.
Вадим щелкнул тумблером автономного отопителя, и разгоняющийся вентилятор послушно подал в кабину струю теплого воздуха. «Не поеду по этой хляби в ночь, - решил, - к утру подморозит». Он не хотел мучить себя и машину на колдобинах подтаявшего зимника. Ночь, утро, день, вечер – все сейчас здесь условно. Унылая серость, слегка освежаемая к полудню незаходящим солнцем – равнодушным и неласковым.
Достал бензиновый примус «шмель» - подарок Савчука, качнул пару раз и поджег кубик сухого спирта, разогревая горелку. Через минуту «шмель» зашипел ровным синим пламенем. Вода в полуторалитровой кастрюльке вскипела за пару минут. Вадим бросил в кипяток с десяток замороженных пельменей из оленины и убавил огонь.
Рядом, проломив тонкий свежий ледок в луже, остановился 131-й ЗиЛ-трубовоз. «Вот черт! – подумал раздраженно Вадим, - если останется ночевать, то всю ночь будет молотить двигателем, не даст уснуть». Завел свой КамАЗ и проехал с десяток метров вперед от выбрасывающей горелое моторное масло выхлопной трубы ЗиЛа. Водила 131-го скривил губы: «Аристократия чертова!».
Это да. Они – водители новых, вживающихся в Север грузовиков марки «КамАЗ», были здесь своеобразной аристократией. Их выпендрежная езда за рулем в футболках или рубашках, когда за бортом минус 20, вызывала желчную зависть остальных топтателей северных трасс, что горбились за баранками в промасленных телогрейках и полушубках. И приветствовали они – «камазисты» эти, исключительно только друг друга на трассе, демонстративно выделяясь в своеобразную касту и этим многих раздражая.
Вадим Бут без труда влился в коллектив. Конечно, он чувствовал негласную поддержку начальника колонны Савчука, но тот делал это очень деликатно, стараясь не выделять парня поблажками. Работы дальнобойщикам хватало, и Пал Палыч, в основном, ставил Бута на маршруты, куда шло несколько грузовиков, и молодой шофер впитывал, как губка, нюансы профессии, хитрости и способы ремонта машины в пути, а этого было с избытком на еще довольно «сырых» КамАЗах первых моделей.
Первую зарплату, почти всю, Вадим оставил в ресторане. Как раз так вышло, что в день получки двенадцать машин с его АТП, и Бут в том числе, ушли на Воркуту за прибывшим на станцию оборудованием. Когда все погрузились и увязались, Тертышный взял инициативу в свои руки:
- Мужики! Какого черта переть в ночь? Все умаялись, нужен отдых. Эй, Селиваныч! – обратился Клим дружелюбно-настойчиво к снабженцу Селиванову, - командировку продлим на пару суток? Ну, вот и лады, - удовлетворительно заключил Тертышный, хотя Селиванов даже не муркнул, лишь развел руками, - мол, как скажешь; он побаивался этого здоровяка-шоферюгу.
Клим подошел к Вадиму, обнял за плечи и продолжил речь:
- К нам в Челнах прибился паренек – «сын полка», так сказать. И вот за небольшой период времени из этого «чечако» получился неплохой дальнобойщик, я вам скажу. Вот уж, воистину, – жизнь – рулетка! И где ж то сейчас наш «фартовый» Бурдейный? Ну, да ладно, тот нигде не пропадет. А Вадиму, считаю, крупно подфартило. И с этого дня никакой ты для меня не «чечако», обещаю! Ты уже, дорогой коллега, не новичок. Так что веди нас, дружбан, в ресторан, заказывай бухло, а на закусь, так и быть, мы скинемся. Правильно я говорю, мужики?
В этом тоже прелесть дальнобойного ремесла: начальство где-то там - за сотни километров, и наутро после загула можешь не лезть за руль, – в командировке ты.
Спиртное в ресторане было по неподъемной цене, но что уже могло остановить сдвинутый такой желанной инициативой шоферский коллектив. Добавили кровных рубликов из своих карманов, так что хватило и на «шампустик» и пиво для «полировочки», да и на музыку «лабуху» по червонцу кидали вальяжно. Обошлось все достойно, без драки, и никто не загремел в участок. А тех слабаков, кто не выдержал лошадиных доз, но рискнул их осилить, донесли до кабин на руках.
Голова наутро у Вадима болела так, что хотелось, как тогда - в Ташкенте, расшибить ее об что-нибудь, хотя бы и о стенку. А выпил-то совсем ничего, даже обижались мужики. Он уже заметил, что всего лишь небольшая доза алкоголя через некоторое время страшной мигренью возвращает его в то, что так силился все время забыть. И, вроде бы, даже получалось уже.
«Что будет, если боль не пройдет? – бросала Вадима в отчаянье страшная мысль. - Это явно последствие контузии. И как же быть? Не пить вовсе? Или по чуть-чуть? Но где та грань, за которой мигрень ударит в мозг раскаленным копьем? Определить экспериментом? Ха-ха! Ну, и как ты себе это представляешь? После второй, или, пускай там, третьей рюмочки ты объявляешь всем за столом, что больше не пьешь сегодня, так как будет болеть голова? Смешно. По-детски или по-бабски это? Не по мужски – точно. Может рассказать тогда им, что это последствие контузии? «Контуженный». Еще лучше. Прилепиться прозвище на всю жизнь. А если не пить вообще?!» - Вадим сам вздрогнул от неожиданности такого варианта.
Это казалось таким абсурдом:не пить вообще. А как же коллектив? Как святое правило «законной сотки» после рабочего дня? Да пивка сверху, да «побазарить» о работе с коллегами? Как же без этого? Непьющий в пьющей общности – изгой!
«А что мне до них! - чувствовал, как мысль находит нужную колею и, вроде бы, даже уводит за собой боль. - Мы же не в казарме и даже не в общаге! Что мне до них! У меня есть моя машина – мой дом, где я могу закрыться и завалиться с книжкой на сиденья, и голова ни наутро, ни потом, болеть не будет. К черту! Все! Финиш! Я им выставил – соблюл, так сказать, традицию, и больше ничем не обязан. Ни-чем!».
Если бы вскормленный в атеистической среде Вадим Бут верил тогда в Бога, он взмолился бы к нему, так сильна была черепная боль: «Господи! Уйми эту змею и клянусь, – это была моя последняя рюмка!». Но он тогда еще не знал Бога, поэтому дал обещание, как обет, самому себе. И боль прошла. Ведь Бог – есть! Даже если человек предпочитает о нем не знать.
Так постепенно Вадим превратился среди коллег в чудика, который «не пьет и баб не …», - как гласила шоферская сальная поговорка. А это и вправду было взаимосвязано. Только взбодрив алкоголем мозг и распалив похоть, можно было пустить в кабину одно из тех «существ», что кормились на придорожных стоянках, ублажая возжелавших плотской утехи отдельных представителей дальнобойного ремесла. У Вадима эти потасканные разномастные «жрицы любви» вызывали лишь странную смесь жалости с налетом брезгливости и опасности чем-нибудь заразиться.
Точно такое смешанное чувство вызывала вот эта кем-то выброшенная на этой стоянке грязная, замызганная собачка-болонка, что приблизилась к машине Вадима. Она молча села перед дверью кабины и подняла голову. Ее глаз из под свалявшихся косм шерсти не было видно, но Вадим чувствовал этот молящий подаяния взгляд. Собачка дрожала от подбиравшегося по мокрым лапам холода, но не издавала ни звука, лишь неотрывно смотрела невидимыми глазами на кабину, как слепой нищий. И это ее смиренное молчание брало за душу сильнее, чем требовательный лай других четвероногих приживал стоянки.
Вадим бросил ей горсть пельменей. Болонка, не переставая дрожать, не спеша сжевала их и, больше не удостоив своим невидимым взглядом смилостивившегося на подаяние, засеменила мелкими шажками к вползшему на стоянку МАЗу, стараясь быть первой у кабины. Она просила подаяние, а подаяние дважды не бросают, – эту истину бедное существо уяснило крепко.
- Эй, парень! – В правую дверь кабины послышался стук. – Развлечься не желаешь? Денег не возьму. Пустишь переночевать и сочтемся, кабина-то у тебя со спалкой.
Она обошла спереди машину и остановилась напротив дверей водителя. Точно так же, как та косматая четвероногая попрошайка только что: плюшевое потертое пальтишко, вязанная шапочка в каташках свалявшихся шерстинок, в руках сумочка с растрескавшимся лаковым покрытием; штанины советских дешевых джинсов «техасы» опущены на голенища сапожек, правый из которых топорщил ткань из-за сломанной «молнии».
- Ну, так как? Договоримся?
Она достала сигареты «Прима» из сумочки и стала неуклюже прикуривать, ломая спички одну за другой. Руки ее дрожали так же, как лапки несчастной болонки. Вадиму вдруг показалось, что это то самое - брошенное бедное животное, заговорило голосом человеческим.
- Нет, я не один, - проговорил он, напялив на лицо какое-то подобие улыбки, чтобы заретушировать свое попадание врасплох.
- Ну, и ладно. Способна обслужить обоих. А спать и сидя смогу, я маленькая, много места не займу, - игриво настаивала «болонка», пуская сигаретный дым сквозь улыбку; отсутствие двух зубов делило струю на симметричные половинки.
- Нет, втроем тесно будет, да и поедем мы отсюда, наверное. – Вадим даже покраснел от необходимости придумывать то ли оправдание, то ли отговорку.
- А куда? Может, и меня захватите? – Эта «болонка» уже раздражала.
- Нет, не надо ничего.
Вадим отвернулся от окна и почувствовал себя так, как будто не нашел себе оправдания, не дав подаяния нищему на паперти храма. «Вот тебе и гостиница на колесах, - подумал, - отбоя нет, прямо».
Спалку на его «5320» приделали двое гаражных сварщиков за три литра спирта, вырезав ее со смятой в лепешку кабины «212-го» Дышлевича. Случай был, довольно-таки, уникальный. Схваченный сильными пружинами стояночного тормоза КамАЗ Дышлевича, который в это время оформлял документы на груз, самопроизвольно растормозился, выкатился из под погрузочной рампы и врезался в стенку склада, до икоты перепугав кладовщицу.
Было следствие. Приезжал представитель завода-изготовителя тормозных кранов для КамАЗа и в итоге через месяц получили новую кабину по рекламации. Но Дышлевич больше за руль не сел.
- Это подсказка свыше, - на полном серьезе сказал он. – Уеду в родную Белоруссию, к черту эти севера.
И уехал вместе с семьей, продав напоследок Вадиму автономный отопитель для кабины.
Сдвинулся с места замерший ледник жилищной очереди. Чья-то семья, не чуя себя от счастья, наконец-то получила освободившуюся отдельную комнату Дышлевича в общежитии, а Вадиму, до этого ночевавшему у Савчука, а жившему, в основном, в машине, досталась койка в четырехместной комнате той же общаги. Теперь у него был адрес, куда и пришли переправленные немного огорченной невозвращением Вадима Еленой Викторовной адресованные ему письма.
Матери ответ придумал легко. Перевели, мол, в Отдельный Арктический Погранотряд, служу здесь водителем на грузовике, что получал на заводе в Набережных Челнах. Отпуск не светит. Попросил выслать паспорт. Мать, рада, что сын, слава богу, далеко от Афганистана, успокоилась и не напрягала расспросами в дальнейшей переписке.
Перечитал несколько раз письма от Люды. Долго сидел в раздумьях. Если бы ему познакомиться с ней вот сейчас, пусть бы и заочно, – по переписке. И начать отношения с чистого листа, вот с ней такой, какая она сейчас, – в своих последних письмах к нему. Вадим ощущал, что охладел к той Люде, которая была у него в последние месяцы отходившей в вечность юности. Все было наивно и очень по-детски. Да и отпели реквием и по юности, и по мечте пули на перевале в чужих горах Гиндукуш, в стране чужой. Вадим стал после того другим. И Люда, вроде бы, другая теперь? Но для «того» Вадима она теперь как раз, а его – «того», не существует уже. Люда опоздала. Или это он побежал вперед, отпустив ее руку? Нет, не побежал. Их просто разлучили, повинностью воинской насильно разлучили, - несмышленых, неопытных.
Отныне Вадим мог существовать лишь от своего нового рождения в ташкентском госпитале. В этой новой жизни у него все получалось, и Вадим жил вперед, без оглядки назад. Сейчас он даже не мог ответить себе, нужна ли ему любовь? Может позже, как-нибудь? Где-то там – дальше по жизни, через несколько лет, можно будет рискнуть позволить себе такую блажь – зависимость.
Вадим вспомнил монолог Савчука о выборе для дальнобойщика. О, нет! Он не вляпается в эту зависимость. Ну, может, когда-нибудь, - потом, если судьба. И чтобы была похожа избранница на Раду, и чтобы любовь к ней, как к Люде в том осеннем, усыпанном желтыми листьями лесу, и чтобы в глазах зеленых, как у той девочки с августа, - ответное желание и согласие.
Почему глаза зеленые, Вадим не задумывался. Это было где-то на подсознании …
http://proza.ru/2017/06/28/282
Роман Владимира Брянцева «ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ» - на ресурсах электронных книг: ЛитРес, Андронум и др.
https://www.litres.ru/vladimir-bryan…/doroga-v-odin-konec/…/