В начале был Дух. Как и все другие Духи, Он был Вечен Всемогущ и Всеведущ. Он создавал разные предметы. И все они были хороши. Потом Он их разрушал и создавал новые. И те тоже были хороши, так что единственным чувством, безраздельно владевшим Духом, было чувство глубокого удовлетворения. Так создал Он небо и землю, свет и тьму, сушу и море, рыб и птиц и всё это было хорошо, от чего чувство удовлетворения, и без того бесконечно глубокое становилось всё глубже…
Дни шли за днями, но однажды случилось невозможное – в глубинах своего безграничного удовлетворения Дух вдруг почувствовал что-то новое, совсем крохотное, как маленькая песчинка, но, вместе с тем, явно ощутимое. Всё было хорошо, но чего-то всё-таки не хватало. Всё Он мог, но Ему хотелось чего-то большего. Всё у Него было, только этого было мало… И назвал Дух это новое, появившееся у Него неугомонное чувство, чувством неудовлетворённости.
И удивился Всеведущий, что не знал Он этого чувства раньше. За удивлением пришла растерянность, потом любопытство и, наконец, желание. Дух захотел создать человека, который был бы способен увидеть и оценить красоту уже созданного Духом мира. Но для того, чтобы человек смог видеть и понимать прекрасное, он должен был бы сам уметь отличать его от безобразного, сам отличать добро от зла, то есть – быть свободным. Дух не хотел «манипулировать» человеком, но следствием человеческой свободы был грех, вошедший через людей в прекрасный, совершенный, созданный Духом мир и поразивший его. Дух не хотел этого и боялся за людей. Но страх не мог заглушить желания и Дух сотворил человека по образу и подобию Своему. Он дал человеку совесть, которая позволяла ему самому отличать добро от зла и тем делала его свободным.
Однако, сотворив человека, Дух испытал ещё одно чувство. Оно возникло внезапно и стало стремительно расти, заполняя собой не только Духа, но и всё вокруг, весь мир, боль всё росла и росла, и когда уже казалось, что нет больше сил, и нет уже больше ничего, кроме боли, боль лопнула, открыв новое, прекрасное чувство – любовь.
Дух полюбил человека и, значит, был перед ним бессилен.
Так Всеведущий превратился в Мудрого, Вечный в Бессмертного, Создатель в Творца, Всемогущий Дух в Любящего Бога.
Наука доказала. Что нежная реципрокная сексуальная связь, называемая ещё платонико-романтическим влечением или любовью, у всех нормальных людей должна обязательно сочетаться и совпадать с их либедо (сексуальным влечением человека). Если же человек испытывает к кому-либо чувство любви, но совершенно не испытывает к нему же сексуального влечения, то это называется предельным расщеплением либедо и описывается как «разрушение нормальной карты любви». «Карта любви» очень индивидуальна и формируется ещё в детстве. На «разрушенной карте любви» появляются новые, ложные, не свойственные ей ориентиры, отсутствовавшие на карте раньше, и это приводит к различным психическим расстройствам и заболеваниям. Появление на «карте любви» ложных ориентиров наука объясняет вредным влиянием таких социокультурных феноменов, как то культура и религия. Ясно, что преодоление влияния этих «социокультурных феноменов» должно вернуть индивидуальным «картам любви» их былую натуральность и сделать людей более здоровыми, существенно упростив и улучшив их жизнь.
Есть, правда, данные, полученные при исследовании педофилов, которые плохо согласуются с этой теорией. Данные эти показывают, что педофилы, возможно, испытывают к детям не только сексуальное, но и платонико-романтическое влечение то есть они имеют хорошую, неразрушенную «карту любви» и вполне соответствуют научному определению «нормальных» людей, в то время, как педофилия всё ещё считается отклонением от нормы. Можно было бы легко устранить это противоречие, если бы мы, наконец, признали, что педофилия не является чем-то противоестественным, а является одним из нормальных человеческих состояний. Нужно просто признать естественность педофилии, как мы уже не так давно признали естественность гомосексуализма.
Кроме того, в научной теории есть некоторая тонкость. Как мы уже сказали, любовь без сексуального влечения – это плохо. Но сексуальное влечение без любви – это нормально. Ведь мужская репродуктивная стратегия, выработанная эволюцией, нацелена на то, чтобы оставить как можно больше потомства от разных женщин, а, значит, раптофилия, то есть изнасилование женщин безо всякой «нежной реципрокной» с ними связи (любви), вполне естественна и нормальна с точки зрения эволюции.
Впрочем, у науки с любовью отношения так и так путанные и многие учёные указывают на то, что само понятие «нежной реципрокной сексуальной связи» описывает непонятно что и основывается, предположительно, на «плохих романтических романах» (bad romance novel). Поэтому было бы естественно просто отказаться от самого понятия «любовь», что существенно упростило бы создание ясной и непротиворечивой научной теории.
Поскольку слово «любовь» так сильно распространилось в языке, то запретить или замолчать его не представляется возможным, но это и не нужно. Нужно просто забыть её изначальный смысл, забыть всю эту платонико-романтическую чепуху и приравнять любовь к сексуальному влечению. Работа в этом направлении ведётся уже давно.
Так, например, один знаменитый российский писатель вызвал недавно громкую дискуссию своим утверждением, что любви в России раньше вовсе не существовало и что была она завезена в Россию с запада всего лишь триста лет назад. При этом под любовью он понимает «чувство, при помощи которого физиологическим отношениям придается возвышенно-романтический сверхсмысл». Любовь, как чувство для физиологических отношений – это совсем неплохо и очень научно, но «возвышенно-романтический сверхсмысл» – это, во-первых, непонятно что, а во-вторых, сегодня уже никому не нужно.
Однажды, примерно две с половиной тысячи лет назад, один человек пересказал разговоры, происходившие во время одного пира, которые стали ему известны от одного знакомого, который пересказал их ему так, как он их запомнил.
А дело было так. Один известный тогда актёр и драматург пригласил к себе на пир гостей и зашёл у них разговор о любви. Общество собралось изысканное – врачи, философы, артисты, люди с высоким положением, большими деньгами и влиятельными друзьями, то есть люди, для которых противоречить мнению толпы, мнению большинства, было не просто можно, но и просто необходимо. У них и тогда уже считалось хорошим тоном поострить и пококетничать с гомосексуализмом, а, поскольку хозяева дома – молодой красавец и умница артист и его богатый и влиятельный поклонник и партнёр по сексу – и сами были такими, то и шуток, и намёков на эту тему было сказано в этот вечер с избытком. Правда, поставленный молодому хозяину дома в самом начале беседы вопрос – Ну, а большинства ты не стал бы стыдиться, если бы считал, что делаешь что-то плохо? – так и остался тогда без ответа…
Ну, вот и стали они один за другим рассуждать о любви, о её происхождении и значении для людей. Одни говорили, что любовь всегда молода, другие, что она стара, как мир. Говорили, что любовей на самом деле две (хоть русский язык этому и противится) – одна из них пошлая, а другая благородная. Любовью пошлою любят преимущественно люди ничтожные и любят они тех, кто поглупее, заботясь только о том, чтобы добиться своего, ведь любят они больше ради тела, чем ради души. Впрочем, партнёр молодого хозяина заметил, что дело вовсе не в том, к чему люди стремятся, а в том, как они стремятся, – если сделано всё благородно и по правилам, то оно и хорошо.
Говорили, что умереть друг за друга готовы одни только любящие, причем не только мужчины, но и женщины. Говорили, что любовь прекрасна и что все любящие заслуживают восхищения, но ещё большего восхищения заслуживают те, к кому эта любовь обращена, кого любят и кто оказывается достойными этой, обращённой к ним любви. Некоторые говорили, что в любви проявляется свойственное всем людям стремление к счастью, но им возражали, что к счастью стремятся лишь только англичане.
Один комик говорил, что любовью называется жажда целостности и стремление к ней, что каждый человек сам по себе ущербен и ищет свою вторую половинку, желая обрести былую целостность, утерянную людьми когда-то очень давно. Но другой гость утверждал, что ни половина, ни целое от самого себя не может вызвать в человеке любви, если не представляет собой какого-то блага. Люди хотят, чтобы им отрезали руки и ноги, если эти части их собственного тела кажутся им негодными, ведь ценят люди не своё, а хорошее.
А ещё некто сказал, что любовь – это стремление родить в прекрасном, родить как телесно, так и духовно. Ведь все люди беременны как телесно, так и духовно, и, когда они достигают известного возраста, природа наша требует разрешения от бремени. Разрешиться же она может только в прекрасном, но не в безобразном. Соитие мужчины и женщины есть такое разрешение. И это дело божественное, ибо зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном. Ни то ни другое не может произойти в неподходящем, а неподходящее для всего божественного – это безобразное, тогда как прекрасное – это подходящее. А почему именно родить? Да потому, что рождение – это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу, поэтому любовь – это стремление к бессмертию, и это победа над смертью.
Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело, обращаются больше к женщинам, беременные же духовно беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать. А что ей подобает вынашивать? Разум и прочие добродетели.
И ещё была сказана одна странная мысль, что тот, кто, наставляемый на пути любви, будет в правильном порядке созерцать прекрасное, тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечто удивительно прекрасное по природе – нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения, а во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-то безобразное, но во всём совершенное.
Впрочем, было высказано и такое мнение, что верить всем этим басням никак нельзя, так как человек, их рассказывающий, всегда всё переворачивает и только претворяется поклонником красавца-хозяина, а сам, на самом деле, вовсе не хочет с ним спать, а хочет влюбить его в себя и увести отсюда с собой, как он это уже не раз делал раньше со многими другими…
Один русский режиссёр так говорил о любви устами одного из персонажей своего фильма: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…»
Любовь ранит, уязвляет душу; полюбить – значит увидеть человека глазами Бога.
На одной стариной русской иконе страшного суда изображены три Ангела, направляющиеся в город людей и сделавших краткую остановку в доме у Авраама. Эта краткая остановка подошла уж к концу, чаша полна и Им пора в путь… Но один из Ангелов почему-то медлит… Взгляд его задумчиво устремлён в землю, пальцы правой руки не сложились для благословляющего жеста, как у двух других Его спутников. И левая рука Его не твёрдо держит свой посох, соскользнув по нему на колено… Что происходит с Ним? Почему Он медлит и не отвечает на молчаливый призыв своих товарищей? Слышит ли Он вопросы Авраама: «А что, если найдутся там ещё пятьдесят… двадцать… десять…?» Видит ли Он беснующуюся толпу, распалившуюся красотою двух Ангелов, и требующую выдать им Их для изнасилования? Видит ли Он свою мать, молящую Его о нас? Смотрит ли Он в наши души? Чего Он ждёт? – Этого мы не знаем, но знаем только, что когда Он встанет, то город сей обратится в пепел.