Часть четвертая. 1991 год. Новая жизнь
1.
Ритм жизни семьи Седовых дал серьёзный сбой. Если прежде, до увольнения в запас из Вооруженных сил главы семьи домашние осознавали главенство Антона Ивановича, как военного человека, мужа, мужчины, отца, старшего по возрасту, в конце концов, то теперь он оказался в ранге просто пенсионера.
Состояние мужа как никто понимала Анна. Она, спутница его военной жизни, так же не представляла такой исход его карьеры. Чем она сейчас могла ему помочь? Ну, конечно не причитаниями и слезами. Сейчас мужа надо поддержать, помочь пережить этот сложный период, ни в коем случае не дать опустить руки. Всячески показать ему, что он нужен, по-прежнему он главный, самый сильный, самый мужественный человек и самый любимый. А что добытчик? Все они сегодня добытчики.
А дети? Как они, дети, восприняли увольнение отца в запас? Конечно, по-своему. Дети в психологию не вникали, у них свои дела, своя колокольня. Егор тут же потребовал прогулки с батей в Кремль.
– Пап, ты давно обещал. И в зоопарк? Ты и туда обещал. Так что теперь не открутишься.
Елена натура тонкая, девушка, никак. Однако и она обошлась без сюсюканий и просто порадовалась за отца.
– Папочка, наконец, выспишься, за все те годы выспишься, что в части жил.
А что, верно!
В том разговоре отметилась и Наталья Иванова.
– Антон, ничего, выживем, как-нибудь, меня ещё просят учеников взять. И возьму! Деньги лишними в доме не бывают.
Анна Петровна пыталась на ногу тётке наступить, мол, что ты несёшь, однако старушка ножки спрятала под стул.
Семейство взгрустнуло. Особенно Анна Петровна. Денег катастрофически не хватало. Их просто не было. А тут ещё…
Выручил всех Егор, со свойственной молодому человеку простотой он обратился к отцу.
– Пап, у отца моего товарища, Сергея, «копейка» старая, «старым драндулетом» они её называют. Но другой нет, а ездить надо. Так Серёга говорит дня не проходит, чтобы машина не ломалась. Папа, ты у нас в этом деле мастер. Помоги. Его отец и деньги заплатит.
О деньгах парень конечно зря сказал. Отец глянул на него, и Егорке стало стыдно.
– Понял, папа, я пошутил. Так что Серёге передать?
Так Егор и грустную тему закрыл, и, как потом оказалось, работу отцу нашёл.
Наутро следующего дня, Анна Петровна провожала мужа в гаражи, к отцу Серёжи Николаю Николаевичу Предыбайло. Даже пакетик с бутербродами организовала. Антон взял старый, застиранный, но ещё живой с капитанской поры комбинезон, портфель с инструментами и ровно в восемь вышел на улицу. Николай Николаевич ждал.
Минут двадцать в пути и они в гаражах. Сердечко у Антона Ивановича слегка прыгнуло.
– Показывай, Николаич, где этот чёртов драндулет?
…
С уходом отца в гаражи дома вроде ничего не произошло. Но это только казалось.
Елена позвала маму пошептаться на кухню.
– Мамочка, давно хотела с тобой посоветоваться. Знаешь, в университете загруженность не такая уж и серьёзная, я даже не ожидала, свободного времени много. Это я, собственно говоря, к чему. Поговаривают, сумму оплаты за обучение увеличат вдвое. И я подумала, накладно для семьи будет. А что если я на заочное обучение переведусь. Работать пойду, всё семье поддержка будет. Я тут на площадке с девочкой познакомилась, у неё родня в коммерческой фирме работает, и Соня говорит, её мама меня может на работу устроить. На хорошую работу. Недалеко от нас появился рынок, новый вещевой рынок, называется «Покровский». Езды пять остановок на автобусе. Три дня обучают, консультируют, а потом вперёд, стой себе в тёплом помещении, улыбайся и коврами торгуй. Ковры хорошие из Турции завезены, Соня рассказывает очередь за коврами. Правда и очередь на место продавцов есть. Как ты? Что ты скажешь?
Анна не была готова к такому повороту. Ещё месяц назад, когда Антон служил, и разговаривать на эту тему не стала бы, но со временем ситуация поменялась.
Она посмотрела на дочь. Выросла её Еленка, красивой девушка стала, серьёзная, не капризная, понимает, что в семье происходит.
– Доченька, это серьёзный шаг. Опрометчивость не нужна. Деньги мы найдём, это проблема вполне решаема, отец на работу устроится, я новое место подыщу, Наталья Ивановна обещала больше учеников взять. А тебе надо учиться. Выучишься, потом кормить нас будешь. На юристов сейчас спрос солидный. Подумай ещё. Давай сделаем так, отец придёт, с ним поговорим.
Лена ушла на занятия.
Анна Петровна, достав газету объявлений, на страничке работодателей стала внимательно искать подработку учителем рисования. Эта газета была далеко не единственной и не первой в её поисках. Но, к сожалению, требовались не учителя, требовались бухгалтера и юристы, водители и охранники. Судя по размещённым в газетах и журналах объявлениям, страна сошла с ума: все что-то кому-то продают, а в магазинах по-прежнему пусто.
Парадокс!
Одно объявление её заинтересовало. Требовался дизайнер выставочных проектов. Чем-то подобным она в Свердловске занималась. Занималась правда бесплатно, по просьбе директора школы, её муж возглавлял сбыт обувной фабрики, вот она и оформляла фабричный стенд на нескольких местных выставках. Работа была не в тягость. Творчество, выдумка, предложение чего-то нового, что еще не видел потребитель, её в эти дни просто захватывали. И, надо сказать, получалось. У неё дома даже парочка грамот осталось с тех времён, ну и, конечно эскизы стендов. Она иногда их пересматривала, видела несовершенство отдельных, знала, как подправить, но… Она пока просто учитель рисования, правда в изостудии и здесь творить можно, однако в рабочее время больше внимания уделялось программе подготовки учащихся: рисуй яблоко, кубик, фрукты в вазе. О творчестве особо не порассуждаешь.
Однако дизайн, это интересно.
Анна набрала номер телефон.
– Да, да, мы ищем человека. Конечно не с улицы, на этой должности подготовка определённая нужна, вы же это понимаете. Ну и хорошо, приходите, побеседуем, и обязательно работы свои возьмите. Адрес в объявлении. Всего доброго.
Анна Петровна записала адрес. Надо бы сходить, а вдруг…
…
После разговоров в семье об увольнении отца из армии и Егор понял, занятия в секции придётся прекратить, здесь всё в деньги упиралось, пусть и не очень большие, по сотне в месяц он приносил сюда, но всё же, сто баксов – приличные деньги. Форма, перчатки, боксёрки, шлем, даже бинты и капа, всё это стоит денег. А ему ещё год в школе прозябать. Надо думать, что делать.
Хорошо думать…
Но вернёмся к гаражам.
«Чёртов драндулет» оказался вполне приличным автомобилем. Другой вопрос, запущена «копейка» была основательно. Диагностику Антон Иванович сделал быстро. Записав на бумажке Николаичу потребные на первый случай запасные части и жидкости, он присел на лавочке у бокса. Предыбайло с соседом по гаражу уехал в автомагазин.
Гаражное товарищество было большим. Боксы стояли линейками, проезд между ними вполне позволял разъехаться двум машинам. Таких линеек было восемь, в ряду насчитывалось два десятка гаражей. У шлагбаума скучал охранник, ещё один, сидя на открытой площадке второго этаже бытовки, видно было издалека, что-то кричал в телефонную трубку. На цепи сидел огромный пёс, уж никак не походивший на дворнягу, но, тем не менее, прозванный милым именем Тузик. Псина, лениво поглядывая на гаражную суету, отдыхала.
Внешне всё пристойно, тихо и спокойно.
Но за воротами боксов кипела жизнь. Своя неповторимая, присущая только гаражным товариществам, жизнь. Причём это московское хозяйство ничем не отличалось от Свердловских гаражей, где Антон частенько бывал, ремонтируя машины товарищей. Вот и сейчас, отдыхая на лавочке, он видел несколько открытых боксов. Сосед напротив, с кем Седова познакомил Николай Николаевич, не имел личный транспорт, но имел гараж, и гараж этот, напоминал склад. Чего там только не было: старые двери вместе с откосами, два холодильника, мебель, железяки, плинтуса и прочее, прочее. Сам хозяин перебирал картофель, что лежал перед гаражом в четырёх мешках и периодически просачивался сквозь хлам к подполу, куда и опускал ящики с картошкой.
Бокс слева закрыт. Предыбайло шепотом сказал: «Алкаш там, мент бывший, отставник. Приходит сюда каждый день с бутылкой водки, покрутится, повертится и в гараж, закроется, выпьет и спать. Проспится, опять выйдет, поболтает с соседями, если они конечно здесь и опять в гараж к бутылке. Хоть бы разок пригласил. Так нет, сам пьёт и спит. А вечером, как с работы, домой. Как так жить можно? Боюсь, однажды сигарету забудет потушить и пожар. Его-то не жаль, спился человек, а соседям каково. Говорили уж с ним, жене жаловались. Да всё без толку. Такой вот сосед у меня тревожный».
Сосед справа тоже был в гараже. У него иномарка. Вольво, подержанная машина, но Антону видно было – вылизана до блеска. Только они с Николаичем в гараж, а сосед тут как тут и с вопросами: «А вы не знаете… А можно ли…» и так далее. Предыбайло шуганул его, видимо знал что делает. Покрутился сосед и ушёл.
Антон встал, прошёлся вдоль линейки. Да, много людей здесь. И у каждого свои проблемы, свои дела. Все копошатся, копошатся. Удивительно, не выходной день, а людей много, и возраст не у всех пенсионный.
Послышался шум автомобиля, к боксу аккуратно подъехала машина соседа, это прибыл Николай Николаевич.
– Иваныч, взяли всё, что ты просил. Какие ещё будут указания?
– Ну, прямо уж и указания. Давай так поступим. Мне часика полтора-два под капотом надо поковыряться, а уж потом на яму закачу. Если ты в четырнадцать подойдёшь, будет вполне нормально. А там посмотрим, может для ходовой что прикупить надо будет. Договорились?
Николай Николаевич обрадовался. Видимо понял, за спиной мастера стоять не придётся.
– Отлично!
К вечеру Антон с ремонтом управился. Проблем было много, но все вполне решаемые и в магазин Николаич, только один раз смотался. В девять вечера техника стояла готовая к применению.
– Всё, хозяин, принимай работу. Думаю, долго теперь без капремонта ездить будешь.
Николай Николаевич, был несказанно рад.
– Спасибо, друг мой, не ожидал вот так вот запросто увидеть в гараже великого мастера. А теперь, прошу!
Пока Антон на улице доводил машину до ума, Николай успел, как горят «поляну накрыть».
– Прошу! Не побрезгуй, дружище…
Конечно, Антон Иванович не брезговал, всё же этот ужин он заработал! С новым знакомым они хорошо посидели. Расстались только в двенадцатом часу – сыновья за ними пришли, Егор и Серёжа.
2.
Осень между тем брала своё. В Москве дождь, слякоть, ветер, солнышка практически не видно. Может оно кому-то и светит, но только не москвичам. Люди привыкли к душной и густой атмосфере, наполненной выхлопными газами и выбросами предприятий. Московская осень не уральская. Там начало осени – сухое и тёплое, вторая половина пасмурная и с осадками. А зима, зима, та со снегом и морозами. Здесь же, в Москве, осень это начало зимы – дожди, дожди. Ни тебе толком снега, ни тебе хорошего морозца. И власти стараются: дворники на тротуарах соль сыплют, по дорогам её машины вместе с песком разбрасывают. А народ? Народ в обуви с белой солевой каёмочкой ходит.
Привык, народ, к своей осени.
Седовы вошли в ритм своей новой жизни.
Антон Иванович прикипел к гаражу, теперь он трудился там на постоянной основе: председатель кооператива выделил ему свободный бокс с ямой. В помощники парочка бомжей подвязалась. Спрос на его труд солидный, люди в очередь к подполковнику идут. И деньги платят, кто не в силах рассчитаться финансами, спиртным расплачивается.
Седов успокоился, точнее, смирился с этой участью. Нужен его труд? Да. Платят за него? Да.
А где амбиции командира, просто человека?
Не говорил он, он понимал – в заднице все его амбиции и мечты.
Анна Петровна, так до дизайнерской конторы и не добралась. Телефон всё время перед глазами, а позвонить не решается. Возьмут ли? А если возьмут, приживётся ли. Сейчас у неё хоть и за небольшие деньги, но есть работа и педагогический стаж идёт. Опять же времени предостаточно, можно семье больше внимания уделить, а по дому дел много, она одна обстирывает всех, бельё гладит, еду готовит. И все к этому привыкли. Даже Наталья Ивановна, которая летом пыталась её от плиты оттащить, всё каши, да овощи на пару внедряла в рацион семьи, но не едят они эту пищу, им колбасу, котлеты, отбивные подавай, борщ, чтобы ложка в нём стояла, густой, наваристый. И Анна потихонечку тётку Наталью вытолкала. На свою беду вытолкала и спустя несколько месяцев поняла: завязла на кухне по самую макушку. И куда теперь, в какую такую дизайнерскую фирму идти? Одно хорошо, деньги в доме появились, и это радовала. Она не только семью сытно кормила, хватало и на Егоркины спортивные причиндалы. На одежду её мужчинам, пусть не дорогую, но добротную и новую. Ещё она умудрилась, переводя рубли в доллары, семейную заначку сделать. Так сказать свой «банк» открыла. Это она о банке с крупой, где заначку держала. Антон смеялся.
– Смотри, моль деньги съест!
Дочурка перевелась на заочное отделение и вышла на работу продавцом ковровых изделий. Месяц вовсе денег не получала. Директриса заявила, что Елена находится на испытательном сроке. Удивительно будущему юристу было слышать такое, однако, делать нечего, она работала, как могла, была вежлива, обходительна с клиентурой, продажи шли бойко, директор только успевала кольца и серьги в ушах менять. А спустя месяц, девушка ушла в соседнее предприятие. Они все на одной площадке работали, все хором врали об иранском и персидском происхождении ковров, что у них в продаже. Вот только новая хозяйка была значительно скромней и предприимчивее её бывшей начальницы. Звали её Амина. Муж Амины трудился здесь же на рынке, говорили «держал обувные ряды». Что это за термин было не совсем понятно, однако Лене не досуг вникать в распределение должностей на рынке. Она своё отзвонила, как говорят и к учебникам, домой, а то и матери помочь.
Толковая девчушка росла.
За месяцы, что жили в Москве, брат с сестрой познакомились с местным молодняком. Друзьями не обзавелись, но кто есть, кто, среди молодых обитателей многоэтажки, уже понимали. Полянка, где они впервые познакомились с Татьяной и Мариной, называлась здесь «крест», действительно два бревна, что лежали друг на дружке, крест напоминали, отсюда и название. К кресту Егор Лену одну не отпускал, во-первых, отец велел за сестричкой приглядывать, а во-вторых, он и сам понимал, такую красотку на прогулку надо отпускать только в сопровождении, а пока у неё не было надёжных друзей, братец и исполнял святую роль защитника. Клеились к Ленке парочка парней, но она как-то не очень на них реагировала. Егорка спросил у Лены, что она о воздыхателях думает. Ответ был неожиданным. Она не сказала – «да», «нет», нравиться или не нравиться. Ответ был интереснее.
– Пашка, ты говоришь? А что о нём думать. Да. Внешне парнишка симпатичный. Но ты глянь на него, он же весь бледно-зелёный, Марина говорит, наркотики употребляет. Ты посмотри как он себя ведёт, то ржёт на лошадь, то молча сидит, зубами скрепит. Вот и думай о нём что хочешь. Дружить с таким я лично не отважилась бы.
Вот это оценочка! Егор действительно заметил бледность Павла, но он предполагал, что это вполне нормально, ну не загорал летом, потом бледная кожа всегда считалась признаком аристократизма, благородства. А она вон как повернула. Ладно.
– А Саня, он тебе как?
– Ой, ты лучше о нём и не говори. Парень двух слов связать не может, у него на всё один ответ – «блин», мама наверно блинами закормила, вот и «блинкает» непрерывно. А потом ты посмотри: курит, с пивной бутылкой в обнимку ходит. Лично я на блины с пивом не реагирую.
Лена гордо задрала симпатичный носик и засмеялась.
– Ладно, Егорка, моих парней здесь пока нет, на том и остановимся. А тебе, тебе кто из девочек нравиться. А? Не стесняйся, раз у нас пошёл такой разговор, выкладывай.
Действительно у них шёл интересный разговор. Ребята погодки, с детства секретов друг от друга не было, они по-настоящему дружили, и эту их сердечную дружбу как могли, стимулировали и развивали мама и отец. Егорка знал, всё, о чём он расскажет сестричке, останется тайной только для них двоих. Потому он совершенно безбоязненно выкладывал, что у него было в душе и на сердце.
– Лен, мне Ольга нравиться. Только она меня и не замечает, конечно, ей уже восемнадцать, она старше. Ну и что, мы вполне могли бы подружиться. А ещё я всё время о Маринке думаю, ну той, моей подруге из Свердловска. Я ей уже четыре письма написал, а она пока не ответила. Почему, а? Как ты думаешь.
Лена серьёзно посмотрела на брата.
– Ты про Марину забудь. Она там, ты здесь, не получится у вас ничего. Ольга хорошая девушка, но действительно старше, наверно и ищет себе того кто постарше будет. Хотя, вряд ли ищет, у неё интересы всё больше учёба, деньги. Кстати, ты обратил внимание разговоры на площадке, то есть здесь на «кресте», всё больше о деньгах, да о деньгах. В Свердловске таких разговоров не было. А?
Егор задумался. Действительно, всё, что делалось здесь в Москве и там, в прошлой жизни в их гарнизоне, похоже: та же учеба, пусть теперь Лена в ВУЗе, он в школе, но это учёба; те же шалуны с мамами во дворе; родители, которые утром спешат на работу, а вечером с сумками бегут домой. Всё одинаково. Но вот разговоры среди молодняка, здесь в Москве, всё больше идут о деньгах.
– И мне это странным показалось. Слушай, мне тут Наташка, с первого подъезда, это блондинка кучерявая, такое рассказывала… В общем она задумала взять кучу денет. Ты представляешь? Говорит, есть у меня план. Но нужен партнёр. Я спрашиваю, что это за план, банк хочешь ограбить? Она смеётся. Нет, банк, говорит, потом. И напрямую мне, давай в долю. Ты боксёр, вон какой сильный парень. Давай? Я говорю, а что делать надо. А она, вот согласишься работать со мной, расскажу. Дура какая-то, и я её отшил, одним словом.
Лена с интересом слушала рассказ Егора. Ей тоже не нравилась задиристая Наташка. Она всё больше на парня похожа, неопрятная, вечно растрёпанная, курит к тому же.
– И правильно, что отшил. Так и надо.
С прогулки в тот день ребята пришли чуть позднее, чем обычно. Дом встретил тишиной. Наталья Ивановна, забыв как обычно пожурить молодёжь за опоздание, отправила их спать.
– Идите, идите, я кефир в комнату принесу.
Лена двинулась было на кухню, но баба Наташа грудью встала на пути.
– Я сказала спать!
3.
В кухне тем временем шёл нелёгкий разговор.
Анна Петровна получила отставку в школе-студии. Точнее отставку получили все, и директор, преподаватели и, конечно, слушатели, так называли учеников школы.
Директор Крючкова Маргарита Павловна собрала преподавательский состав на внеплановое совещание.
– Уважаемые господа, школа подлежит расформированию, как ни прискорбно об этом говорить, но это факт. Финансирование прекращено. Мы боролись, но отстоять школу не получилось. С первого ноября заработная плата выплачиваться не будет.
Преподаватели было зашумели: «Почему внезапно? А как же мы? А кто трудоустраивать будет?» Но все эти вопросы были риторическими. Ответа не было. Коллега Анны Петровны Иванов Иван Сергеевич, на ушко шепнул: «Площади потребовались, вот здание и отдали. В районной администрации на сей счёт, давно разговоры ходили. У меня соседка там работает. Рассказывает, мешок денег главе занесли. Я ещё удивляюсь, что нам дали два месяца поработать. И это всё о справедливости, демократии и порядочности разговор. Вы-то как теперь будете?» Анна Петровна не знала, что и ответить. В расстроенных чувствах она ушла домой.
Наталья Ивановна принялась было её успокаивать, но только ещё больше растревожила душу Седовой. Здесь дома, Анна вдруг осознала, что она теперь безработный человек. Она без-ра-бот-ная!!!
Понятно тут слёзы, нервы и прочее.
Антон Иванович явился в восемь вечера. И, что стало уже традицией, слегка под хмельком. Был он в хорошем настроении, весел, широко улыбался. Занёс на кухню две дыни, высыпал кучку купюр на стол. На кухне, что тоже стало уже привычным, запахло бензином, моторным маслом, прочими ароматами автомастерской и спиртным.
Анна посмотрела на мужа. Тот ухмыльнулся и прошмыгнул в ванную комнату. Седова стояла бледная, шумно дыша, руки нервно мяли скатерть стола.
Наталья Ивановна уловила её состояние.
– Анечка, не надо, успокойся. Успокойся, милая…
А Анна закричала.
– Антон!!!
Тот в мыле через секунду был на кухне. Такой он свою супругу ещё не видел.
– Анечка, что случилось?
Анна, тыча правой рукой в сторону дынь, вновь закричала.
– Что это такое?
Антон, вдруг испугавшись, присел на стул и тихо ответил.
– Ты же знаешь, это моя заработная плата.
И уже громче, тоже в ярости.
– Да, это зарплата подполковника Седова Антона Ивановича. Нет, точнее это аванс! В гараже ещё штук тридцать бутылок спиртного стоят: зарплата – жидкая валюта. Дефицит, можно продавать. Что ты ещё от меня хочешь узнать?
Анна видимо не ожидала такой реакции от мужа. Она как подкошенная рухнула на стул и громко разрыдалась. Нет, она не рыдала, она по-бабьи выла. Сидела, качаясь со стороны в сторону, и выла…
Наталья Ивановна стояла за дверью кухни и тоже тихонько подвывала.
В этот момент раздался звонок. Видимо дети.
Да, это были они. Наталья Ивановна открыв на секунду дверь на кухню, сказала.
– Успокойтесь. Покричали? Хватит! Дети пришли. Вы тут поговорите, я к ребятам.
Ребята под суровым взглядом тётушки быстро успокоились, и тётка Наталья отважилась вновь зайти на кухню.
– Ну что, голубки, угомонились? Ну и хорошо, давайте чай пить. Я всё сделаю, Анечка, отдохни.
Взяла чайник поставила на плиту. Из холодильника достала масло, сыр, в хлебнице батон.
– Колбаски-то нет. Помните, как докторская выглядела. Нет не та, что нынче в продмаге выбрасывают, а та, которая ещё из СССР колбаса.
Мечтательно зацокала языком.
– Вот это был аромат. Ох, у меня варенье есть, сейчас принесу.
И вышла из кухни.
К приходу Натальи Ивановны и Анна и Антон были спокойны, на лицах не было и следа от взрыва эмоций десяток минут назад. Да, тётка Наталья психолог, мудрый человек, жена профессора, и к тому же музыкантша. У них, людей от музыки, особый склад ума, особая тонкость и чуткость в душе. Надо же, такую ситуацию разрулила.
Антон, закончив чаепитие, резюмировал разговор супругов.
– Наталья Ивановна, видимо вам за старшего в доме остаться предстоит. Аннушка хотела бы съездить в Свердловск, навестить городок, да и дела там кое какие остались.
Наталья Ивановна среагировала мгновенно.
– А почему в Свердловск, может в Турцию, Египет, модно сейчас туда ездить на отдых?
Антон посмотрел на жену.
– У нас и паспортов заграничных нет, не думали ещё об этом. Аня, недельки хватит?
Жена кивнула.
– Вот и хорошо. Завтра я смотаюсь, билеты возьму и вперёд. Может, Лену с собой заберёшь?
– Нет, она только на новом месте работать начала.
4.
Анна Петровна не то, чтобы с определённой целью рвалась в Свердловск, нет. Просто этот город был ей родным. Здесь жил её отец, мать, здесь они расписались. В этом городе и она родилась, росла, училась. Замуж вышла здесь. Антон к другу приезжал из Челябинска в отпуск, ещё курсантом. На танцах и познакомились, а летом семьдесят третьего свадьбу сыграли. Детишки здесь родились. Так что этот город действительно был родным. И говорить о поездке в какую-то Турцию, или Египет было смешно. Нет, если уж передохнуть от домашних забот, так это в Свердловске. Остановиться есть где, подруг, коллег по работе, ВУЗовских однокурсников предостаточно.
И ещё одну цель она ставила перед собой в эту поездку.
Судьба семьи её отца весьма сложна. Родовые корни были перерублены в 1937 году, когда в одночасье арестованы и расстреляны, все представители фамилии Штерн: Петер, её дед, мастер-наладчик лесопилки, Эльза счетовод, её бабушка, братья Петера. Враги народа – стандартная формулировка и клеймо на расстрелянных и оставшихся жить родных. Отец до начала шестидесятых не говорил о своих родителях, просто боялся. За себя боялся, за семью, дочь. И лишь в 1962 году в период, когда в стране уже шёл процесс реабилитации репрессированных, написал заявление Генеральному прокурору СССР и в КГБ СССР с просьбой о пересмотре дела Штерн.
В апреле 1961 года пришёл долгожданный ответ. В документе было указано, что определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда УССР, постановление особого совещания при НКВД от… 1937 года, в отношении Штерн Петера и Штерн Эльзы отменены, уголовные дела за необоснованностью обвинений, производством прекращены и по данному делу они реабилитированы. Тогда в 1961 году она, девятилетняя девчушка и не знала об этом документе. И только после смерти родителей, пересматривая фотографии, письма, справки и прочее в архиве отца, нашла эту выцветшую бумажку. Позднее, уже с началом перестройки она ещё раз к ней вернулась.
Так всегда случается, человек с возрастом начинает думать о своей родословной, о стариках. Не может нормальный человек не думать о своих корнях. Вот и её время пришло. Пусть этот толчок перестройка дала, это не важно, но она задумалась: кто её дед, прадед, откуда они родом. И к своему удивлению она поняла: истории её семьи не больше века.
Но так не может быть!
И она попыталась разобраться в хитросплетениях исторических процессов. Много прочла книг, справочной и другой литературы по проблемам миграции, переселенцев, пересмотрела отечественные свежие источники, касающиеся сталинских репрессий, благо периодическая печать дала много публикаций на эти темы. Читала источники и на немецком языке, немецкий язык она знала прекрасно. Эти знания многое позволили понять, но конкретного ответа: за что расстреляны её дед и бабушка, где они похоронены, остались ли после них какие-либо документы, фотографии и прочее, она не получила. И тогда, отталкиваясь от определения судебной коллегии по делу родных, она написала письмо в КГБ СССР с просьбой дать ответ на эти вопросы. Обратный адрес указала свердловский. В тот период она ещё не знала о переводе мужа в Москву.
И ещё. В Свердловске живёт большая диаспора немцев, отец ещё при жизни общался с земляками, он говорил Анне об этом, но с кем конкретно общался, она не знала. А два года назад, она познакомилась с одним из руководителей немецкой национально-культурной автономии области. Это объединение только формировалось в тот период. Одной из целей его было помощь русским немцам в поиске родных в Германии. Но для того чтобы найти родных, там в Германии, сведений о Штернах было крайне мало и этот человек посоветовал обратиться в КГБ, что Анна и сделал.
В аэропорту Анну Петровну встретила её уральская подруга Спиридонова Мария Павловна. Они обнялись, как водиться поплакали, как будто несколько лет не виделись, хотя переписывались, перезванивались, чуть ли не ежедневно. Но так у подруг водится, никуда от этого не денешься.
Первый день Анна отсыпалась. Маша не пустила её никуда.
– Ты такая бледная! Что, Антон на тебе там, в столице, воду возил? Никуда не пущу. Лежи и ешь. Поговорить пожелаешь, я здесь. Но из дому ни шага. Ясно?
Такая сестринская забота была Анне приятна, она так и сделала, в тот день просто отсыпалась, а выспавшись, они с Марией чаёвничала, и бесконечно разговаривали. А уж тем, тем было навалом. Говорили о мужьях, о детях, о «чёртовой» перестройке, о школе, о гарнизоне и прочее, прочее. В общем, к утру следующего дня Анна знала всё, что произошло за те месяцы, что их не было здесь.
– Анечка, теперь можешь спокойно ехать домой, я тебе все секреты нашей жизни рассказала.
Маша обняла подружку, и они рассмеялись.
Наутро она первым делом пошла к своему бывшему дому. Со слов Спиридоновой она уже знала, часть, которой её муж командовал, расформировывается, и вообще в гарнизоне планировались серьезные изменения. Вроде как должны в новом году сюда прибыть части выводимые из-за рубежа. Так что бывшие уезжали, а для новосёлов военные строители только создавал условия для проживания. Конечно, городок увял, и это не деревьев касалось, деревца как раз держались, листву сбросили, но держались молодцом.
Дом их наполовину опустел. Но Петровна была на месте.
– Анна Петровна, вы ли это? Надолго?
Петровна, к которой и она, и соседи, да и детишки всегда относились с усмешкой и иронией, показалась Анне родным человеком. Она обняла старуху, расцеловала.
А та была смущена, но и обрадована.
– Не тискай, не тискай, сломаешь меня. Ишь ты, поди соскучилась по дому. Садись, родная, рассказывай.
Петровна за пять минут выложила ей всю обстановку. Оказалось, офицер, прибывший на замену Антону, пожил в их квартире не больше месяца, жену не перевозил и на днях уехал, новое назначение получил. Соседи с первого этажа так же переехали, вроде как в Воронеж. И так далее и так далее.
– В доме сейчас, милая моя, только пять семей живут. Холодно, отопление ещё не включали, всё деньги экономят. Выживу ли, не знаю.
Петровна грустно глянула на бывшую соседку, вздохнула. И вдруг спохватилась.
– Ой, да что это я. У меня вам письмо, тот с вашей квартиры, Владимир Алексеевич, попросил поискать адрес и передать. Письмо вроде свежее, только пришло, а он вишь, спешил, уехал. Как хорошо, что ты здесь. Посиди, голубка, сейчас сбегаю.
Сбегаю, это конечно громко сказано. Не было Петровны минут с десяток, Анна уж и замёрзла. На улице свежо.
– Вот оно, всё в сохранности.
Анна глянула на обратный адрес. Отправителем письма было УКГБ УССР.
Сердечко тревожно забилось.
У дома вскрывать письмо не стала. Попрощалась с Петровной и пошла к Спиридоновым.
Маша удивилась.
- Что-то ты быстро, подруга.
Та, ничего не сказав, показала конверт. Маша знала о попытках Седовой разыскать след деда и бабушки, и только ойкнула: «Неужто ответ!?»
Анна прошла на кухню. Мария посмотрела подруге вслед, прикрыла за ней дверь и занялась домашними делами, она тактичный человек, поняла, подруге лучше не мешать. Прочтёт, разберётся, потом сама расскажет, что к чему. Седова присела к столу, положила конверт перед собой, провела по нему рукой, будто на ощупь хотела узнать, что там, в этом послании? Ведомство, откуда посылалось письмо, было весьма серьёзным, а конверт, к её удивлению, был совершенно обычный. Даже с марками. К конверту приклеен корешок квитанции уведомления о получении заявителем. Как уж его отдали Петровне, не понятно, но, тем не менее, вот он, конверт с ответом за её запрос.
Она с волнением аккуратно, небольшим кухонным ножом вскрыла конверт и впилась глазами в текст.
«Уважаемая Анна Петровна!
На Ваше заявление сообщаем, Петер Штерн, родился в 1908 году в колонии…, немец, беспартийный, работал на лесопильном предприятии колхоза… , проживал по месту рождения, арестован 23 ноября 1937 года райотделом НКВД города… якобы «за участие в контрреволюционной организации» и постановлением особого совещания при НКВД СССР от 23.11.1937 года приговорён к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 1.12.1937 года. Содержался в тюрьме города... Место захоронения неизвестно и установить его за давностью времени и отсутствием необходимых документов не представляется возможным.
Проведенной дополнительной проверкой в 1961 году, установлено, что Петер Штерн репрессирован необоснованно. Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда УССР реабилитирован (посмертно). Справка о его реабилитации и свидетельство о смерти высланы сыну Петру Штерн по адресу… (Исх…)»
Руки Анны заметно дрожали, горло пересохло. Она отложила письмо, большими глотками выпила стакан воды и продолжила чтение.
«Сведений о точной дате расстрела… не имеется, но согласно постановлению ЦИК СССР от 1.12.1934 г. «Об ускоренном и упрощенном порядке рассмотрения дел о контрреволюционных преступлениях», приговор приводился в исполнение немедленно или на следующий день после его вынесения. Известно, что после ареста П.Ш. содержался в тюрьме города…, возможно в окрестностях и похоронен. Обнаружить место захоронения сложно, т.к. секретным приказом наркома внутренних дел Ежова от 30.01.1937 г. предписывалось во всех актах расстрела мест захоронения не указывать.
…Каких либо документов, фотографий, писем и др. бумаг… в материалах дела не имеется.
Искренне сочувствуем….
Понимая глубину трагедии, постигшей Вас в связи с незаконным репрессированием Вашего деда, примите искренние соболезнования.
Начальник подразделения УКГБ…
Фамилия, дата, подпись».
На втором листке содержалась аналогичная информация только по её бабушке – Эльзе Штерн.
Анна отложила письмо в сторону. Затем вновь, внимательно вчитываясь в каждую строчку, прочла.
И что, это всё?
И она успокоилась. Это действительно всё. Вот ответ на все переживания, думы, размышления и её отца, матери при жизни, а потом и её: «понимаем глубину… искренне сочувствуем».
Это всё!
Никаких следов. Ни адреса могилок, фотографий, документов, каких либо вещей деда и бабушки не будет.
Анна почувствовала опустошённость, бессилие и апатию. Почти четверть века семья её отца пряталась от клейма «враг народа». После 1961 года, когда с семьи старших Штерн были сняты надуманные обвинения, появилась надежда найти какие-то следы родных, но при жизни её отец не смог этого сделать. Она попыталась закончить дело начатое отцом. И вот ответ… – «понимаем глубину… искренне сочувствуем».
…
На следующий день Анна, созвонившись, встретилась с представителем общества российских немцев в Свердловске.
С началом перестройки многие люди получили возможность разобраться со свое родословной, найти родных, близких людей. Это касалось всех наций, национальностей, народностей проживающих на территории Союза ССР, в том числе и немцев. Немецкие диаспоры в Уральском регионе после войны находились в городах, где ранее располагались спецобъекты НКВД. Большая часть уральских немцев находилась в Свердловской области. И не удивительно, что именно здесь, организовывались сообщества, движения отстаивающие права немцев, помогающие найти родных в Германии, помочь выехать на родину.
Вольдемар Ротман, он же Владимир Львов, к своей новой фамилии и имени вернулся в 1985 году. Львовым он был записан по матери, при рождении. Отцом был Карл Ротман. Владимиром Ротман и оставался, но ему больше нравилось имя Вольдемар, как он считал, и не безосновательно, Владимир производное от Вольдемара. В роду Ротманов пострадавших от репрессий не было, но, тем не менее, Вольдемар с невероятной энергией боролся с пережитками сталинизма, и эта его мощь оказалась востребованной. В недавно созданном обществе «Возрождение» Ротман занимался связями Уральских немцев с землячествами в Германии. С Вольдемаром Анна познакомилась в 1989 году, на одной из конференций проводимых «Возрождением» в Свердловске. В перерыве за чашкой кофе она разговорилась с Ротманом, рассказала историю семьи. Вольдемар вызвался помочь, он же порекомендовал написать запрос по деду и бабушке в КГБ.
– Вы не переживайте. Некогда всесильное КГБ нынче не то. Сотрудники осознают вину ведомства в уничтожении людей. Поверьте. Я многим помогал в общении с управлениями ГБ, в том числе и здесь, в Свердловске. И писать надо в Москву, это центр, не на Украину, а именно в Москву. Они ответят. Пишите. А потом ко мне с письмом, нужны ещё фотографии, если есть какие-то документы и прочее.
И вот она у Ротмана.
Вольдемар прочёл ответ на её запрос, отложил письмо в сторонку, задумался.
– Да. Картина нерадостная. Получается, ничего нет, кроме фотографии вашего отца. И даже намёков на место проживание предков в Германии нет. Хотя, стоп! Есть название колхоза, где трудились ваши дедушка и бабушка, а это уже немало, да плюс хорошие фотографии отца и фамилия. Фамилия есть! Что же, попробуем. Вы оставьте адрес и телефон. Я сделаю запросы в Германию по своим каналам и через «Международный красный крест». А вдруг!
5.
Антон по-прежнему с утра до вечера пропадал в гаражах. Работы было много. Зная порядочность и безотказность Иваныча, так его теперь звали в кооперативе, к нему шли за любой мелочью – колесо подкачать, поменять резину, карбюратор почистить и прочее, прочее. Денег вся эта мелочёвка стоила небольших, а труд не пустяшный: машину на домкрат, на яму, снять колесо, поставить на место. Бывало, в день долларов с десяток зарабатывал, ну и пару, тройку бутылок спиртного. И, если первые дни, эта работа радовала: он что-то, да и приносил домой, к тому же временем своим распоряжался, как хотел. По вечерам, всё ещё размышляя, что труд в гараже занятие временное, по телефонам искал работу. Но куда там, командиры не нужны, в маленьких фирмочках своих начальников достаточно, а в крупных компаниях с ним и не разговаривали. Так понемногу «халтура», стала его постоянным занятием и единственным источником существования. С этим он уже почти смирился. И только под рюмочку после трудов праведных, с тоской вспоминая армейскую службу, размышлял о превратностях судьбы.
Но вот в гаражах грянули перемены, и всё прошло в духе перестроечных времён. На собрании членов товарищества отчитывался председатель правления кооператива. Антон Иванович не присутствовал, всё же он не член коллектива, но шум и выкрики участников обсуждения слышны были и в его боксе. Он как-то и не думал об этом сходе: кричат себе и пусть кричат. Однако крики были каждого о своём, и как оказалось, они и о нём кричали.
Утром следующего дня пригласил новый председатель правления, Потапов Василий Петрович.
– Антон Иванович, собрание вчера решило забрать твой бокс и выставить на продажу. И ещё таких же семь гаражей надо продать. Оказывается, предшественник мой мзду за аренду боксов в карман себе клал. Не здорово это.
Говорил председатель, а глаза прятал, он у Антона частенько ремонтировал свой старенький Опель. И как бы оправдываясь, предложил.
– Слушай, Иваныч, а давай я тебя в сервис устрою, тот, что недалеко, на Варшавке находится. И от дома близко и работа приличная: мастером будешь. А? Есть у меня выходы на ребят.
Антон не привык к резким переменам в жизни. Но время, в котором они жили, было абсолютно непредсказуемым, то, что сегодня казалось стабильным, завтра уходит в небытие.
Делать нечего, надо соглашаться.
О сервисе на Варшавском шоссе Седов знал и бывал здесь не раз. Приходилось запасные части, жидкости покупать. Он удивлялся масштабам комплекса. В советские времена здесь прочно и, казалось навечно, осели отечественные «Жигули», но вот пришла перестройка, а с ней дикий российский капитализм, и центр технического обслуживания автомобилей, гордость советской архитектуры семидесятых, не меняя конструкцию, облачился в самиздатовскую рекламу и резко изменился внутри. «Летящий треугольник», некогда солидный, с красивыми выставочными площадями, просторными цехами, оснащёнными импортным оборудованием, стал лакомым куском для развивающегося рынка автоуслуг. За годы перестройки в страну ежегодно поставлялись сотнями тысяч подержанные автомобили, а толковой ремонтной базы не было. И этот гигантский треугольник, удачно расположенный у одной из крупнейших вылетных магистралей столицы, имеющий рядом ГАИ, к зданию которого прижались вагончиками небольшие юридические компании по оформлению договоров купли-продажи, страховые конторы и прочее, так вот, этот треугольник принял на свои площади мастеров, подмастерьев разных мастей и толковых людей и откровенных прощелыг, воришек, желающих заработать свою копеечку на клиентуре. Такую картину ни в каком кино не покажут, но именно так здесь всё и было.
Василий Петрович представил Антона своему приятелю. Чем занимался этот приятель Антон так и не понял, но то, что кавказец был здесь влиятельным человеком, стало понятно с первых минут общения. Аслан Завгаев, человек лет сорока выглядел преуспевающим банкиром. Черная кожанка, брюки со стрелками, словно острие ножа, темно серый шарф с белой окантовкой и до блеска начищенные туфли, явно не с московских рынков, никак не гармонировали с интерьером цехов, боксов и закутков сервиса. В маленьком коморке, где сидел Завгаев, было уютно. Пахло выпечкой и свежеприготовленным кофе. Василий Петрович принялся было объяснять хозяину коморки, что за человек Седов, но Аслан остановил его движение руки.
– Ты что, дорогой, мастером полковника желаешь устроить в цех? Так извини. Мастера уже есть. Подъёмник я могу ему в аренду дать. Место не очень разбитное, но работать можно. И если он сумеет раскрутиться, всё будет нормально.
На том и сошлись. Собственно сошлись Василий Петрович и Аслан. Седов пока молчал.
К подъёмнику Антона привел помощник Аслана, шустрый молодой чеченец с огромным перстнем на правой руке. Звали его Али.
– Осваивайся, завтра помощника приведу. И ещё, ты замки на ящиках поменяй, смотри, не спрячешь инструмент, украдут. Всё, до завтра.
Антон остался один. Осмотрелся. С подъёмным оборудованием он был знаком, у него в части стояли два подъёмника. Покрутившись у своего нового рабочего места ещё с полчасика, он ушел домой. Надо было разобраться с инструментами. Ящики у подъёмника пусты, ушки замков оборваны. На верстаке валялась огромная монтировка и две пивных бутылки.
В половине девятого утра Седов был на рабочем месте. К своему изумлению он увидел на подъёмнике старенький Фольксваген. Рядом с машиной копошились трое мужчин. Вот тебе и бизнес, с его грёбаными бизнесменами.
– Мужики, что-то я не понял. Это мой подъёмник. Давайте, выгоняйте машину.
Из-под заднего моста выглянул пожилой мужчина.
– Почему твой. Али вчера мне сказал…
Позади Антона послышался голос Али.
– Гена, то вчера было, а сегодня решение другое, Аслан это место вот этому человеку отдал. Давай, сворачивайся.
Одним из мужиков у машины, был видимо хозяин автомобиля. Он принялся скандалить, мол, что мне до ваших разборок, взялись ремонтировать, доводите дело до конца.
Али, повернулся к Антону.
– Слушай, пусть Гена закончит, а уж потом и ты приступай, тем более что у тебя и клиентов ещё нет.
Антон согласно кивнул, и примирительно подойдя к Геннадию, протянул руку.
– Меня Антоном зовут, можно Иванычем или полковником ещё называть.
– Что, полковник, на самом деле?
– Да нет, просто в гаражах так называли.
К ним присоединился партнёр Генки, совсем молодой парнишка.
– Так я вас знаю, вы в военных гаражах работали, мне парни рассказывали.
– Ну да, работал, да вот накрылся мой «офис» медным тазом, сюда и пришёл.
До обеда, пока Гена ковырялся с машиной, Антон бродил по цехам. Разобраться, кто есть, кто, он был не в силах. Хозяев многочисленных рабочих мест было много. Системы в ремонте машин он не увидел. У него в парке, в ремонтном блоке всё систематизировано: здесь диагностика ходовой, там трудятся электрики, дальше подъемные устройства. На них можно ходовую смотреть и ремонтировать, можно и под капотом работать. Отдельно была яма для схода-развала и прочее, прочее. А здесь как разобраться?
Закончивший ремонт и получивший деньги за ремонт Гена, добродушно улыбаясь, всё ему рассказал. Занял рассказ не более минуты.
– Клиента ищешь сам, помощник у тебя будет для этого дела. Вон там, на дорожке пусть дежурит и ловит машины. Со временем сам клиентуру получишь, если толково ремонтировать будешь. Учти большая часть тех, кто сюда приезжает, лохи ты их и раскатывай на деньги. В армии психологии учили? Ну вот, будешь психологом работать. Не нарвись только на умных людей, без штанов останешься. Взял машину, на подъёмник её, посмотрел, список хозяину в зубы и пусть по магазинам бегает. Расценки сам поймёшь, а за аренду места с Али расплачивайся. По цехам не броди, можешь и на кулак нарваться. Вот и всё, удачи тебе, браток. Я вон там работаю, если что надо подходи.
Гена показал свою площадку, где на яме стояла «Семёрка».
– Ну, пока!
К вечеру Али привёл ученика мастера.
– Принимай, полковник. Лёхой его зовут. Парень расторопный, но знает мало. Мать в столовке работает, вот и привела. Давай, Лёха, шурши.
Лёха действительно оказался парнем смышленым, и «шуршать» умел. С умным видом, в лоснящемся от времени комбинезоне, что пожертвовали ему соседи Антона на первый случай, с сигаретой в зубах, он чинно прохаживался по дорожке вдоль сервиса и внимательно присматривался к подъезжающим машинам. Увидев нерешительно оглядывающегося владельца личного транспорта, подходил к нему.
– Что, браток, проблемы?
Реагировали люди на вопрос по-разному, кто посылал подальше, кто, равнодушно закрыв дверцу на замок, шёл в цеха, а кто и отвечал. Вот последний и был его добычей. Переговорив по сути проблемы авто и ответив владельцу на главный вопрос: «Сколько будет стоить ремонт?», небрежным: «Сговоримся», Лёха пригонял машину к подъёмнику. Сдавал владельца с рук на руки и тут же смывался.
– Иваныч, мне за ветошью надо сбегать.
Антон посмотрел парню вслед, какая ветошь, опять к мамке на кухню. Вздохнув: придётся одному вертеться, Антон смотрел на клиента.
– Ну что, чем больной страдает?
Его шутливый тон в общении, сформированная годами службы в армии привычка быть предельно корректным в разговорах и конечно профессионализм, располагали клиента. Осмотрев машину, Антон рисовал владельцу реальную картинку: что надо сделать, сколько времени потребуется, где купить запчасти и сколько всё это будет стоить. Да, пока ремонтируя свои первые машины, он был предельно честен. Не умел охать и ахать, увидев якобы «в конец раздолбанную ходовую», как это делали большинство его коллег, разводя на деньги клиента. Многие мастера умели по одному внешнему виду отказывать немощному пенсионеру в ремонте, мол, топай, папаша, не потянешь деньгами. А он брал все машины. Такой уж был характером. К концу первой недели, когда пришло время отчитаться деньгами о работе бригады, Антон вывернул карманы полностью. Али покачал головой.
– Полковник, так дело не пойдёт, у нас не благотворительная контора, деньги нужно платить. Ещё недельку потерплю, не сможешь платить, валяй обратно, в гаражи.
6.
Приезд Анны был настоящим праздником в семье. Антон купил букет роз, Лена принесла с работы богатый ковёр. Тащили эту красоту они с Егоркой пешком, в автобус ковёр по габаритам не входил, а на машину денег не было. Так что подарок этот был обильно полит потом ребят. И Наталья Ивановна сделала подарок: испекла торт и любимые молодёжью печенюшки. И Анна Петровна порадовала семью. Привезла настоящий уральский мёд, набор трав к чаю. Любил Антон эти добавки: душицу, чабрец, мяту. И в Москве всё это есть, но то травы Урала, с их малой родины, как говорил Антон.
Анна была растрогана приёмом. Она смотрела на семью и радовалась. Неделю не была дома, а как будто вечность прошла. Ребята взрослые уже, Леночка хорошеет и хорошеет, у Егорки усики пробиваются, бриться пора. Антон одел давно не ношеный костюм, сидел он на нём не то чтобы ладно, но парадно, это точно.
К чаю, кроме сластей Натальи Ивановны, поданы и новости. Муж нашёл работу, трудится мастером в сервисе, Егорка учится пока без троек, к первенству города по боксу готовится, Леночка работу меняет. Анна внимательно посмотрела на дочь.
– Ты же только ковры продавать начала.
– Мамочка, потом расскажу, не за столом, долгий рассказ будет.
Потом, так потом. Анна повернулась к Наталье Ивановне.
– А у вас, что нового?
Та удивлённо вскинула брови.
– У меня всё стабильно. И это главная новость. Ты рада?
Анна рассмеялась. Пришел и её черёд поделиться новостями и впечатлениями из родных краёв. Ребята нетерпеливо, перебивая друг друга, загалдели.
– Мама, ты Маринку видела? А Павел ещё в городке? А директриса…
Мама на то и мама, что бы всё знать. Конечно, не видела она сердечных друзей своих детей, но Мария Павловна, её подруга, все новости гарнизонной жизни выложила: кто, где и кто с кем.
Рассказала Анна о письме КГБ, встрече с Ротманом. Дети этих новостей уже не слышали, гулять пошли, а вот Антон и Наталья Ивановна слушали с интересом. Антон расстроился, узнав гарнизонные новости.
– Не ожидал я, что так всё сложится. Ещё полгода назад никто и думать не мог, что страна мгновенно развалится. Вот и понимай, к лучшему, что мы переехали в Москву, или нет? А по поводу ответа КГБ и возможностей этого Вольдемара, я вот что думаю. Вполне реально найти следы вашего рода. Действительно реально. Помниться читали мы с тобой, Аннушка, в одной умной книге, что в семнадцатом веке российские земли занимали переселенцы и занимали не стихийно, это был переезд колониями, землячествами. Так что если известно место жительства деда, то вполне можно узнать, откуда Штерны прибыли. Немцы народ аккуратный, всё у них учтено и расписано. И фамилия к тому же есть, так что вполне, вполне… И, вот ещё что, тебе Анна надо немедля заграничный паспорт оформлять, тебе и детям. На родину предков не просто можно, тебе туда нужно ехать. Пусть и не найдётся родня, ну и что, в Берлин съездишь, знания языка обновишь. Поди, уж и забыла, как переводится guten tag ?
Долго ещё взрослые общались, планы на жизнь строили, мечтали. Спать легли в третьем часу.
А утречком, по осенней слякотной погоде, Антон отправился в сервис, Егорка в школу, Наталья Ивановна, покормив мужчин, на дачу выехала. Ленок к мамке под тёплое одеяло устроилась. Не надо ей больше на рынок тащиться и матери мужчины запретили пониматься.
– Анна, не вздумай к плите, всё наготовлено на неделю, отдыхай. Мы с Егоркой добрые. Верно, сын?
Лена, придвинувшись плотнее к матери, тут же заснула. Анна пошевелиться боялась и, слушая мерное, ровное дыхание дочери, сама задремала.
Завтракали ближе к часу, это уже не завтрак, это был скорее обед. Настроение у обоих было прекрасным. Такие мгновения женщины ценят, именно в эти минутки хочется говорить о главном, важном, порой и сокровенном. О сокровенном Лена пока не думала – не было предмета вожделений. А вот сомнениями по поводу работы, она решила поделиться.
– Ты понимаешь, мама, месяц отработала без денег, правда не впустую, опыта поднабралась и ушла. Новая хозяйка, Амина, женщина приличная, молодая, и муж на рынке не последний человек, думала, приживусь. Всё шло хорошо, но тут она объявляет, что ждёт ребёнка – всего-то полтора месяца беременности. Муж как узнал, два дня танцевал, друзей поил, на третий объявил жене, что она увольняется. Та в слёзы, на людях хотелось дольше быть, а тот говорит, собирай вещи, и на родину, под присмотр родных и врачей, мне сын нужен здоровым, крепким, нормальным продолжателем фамилии и рода. Интересный человек, просто уверен, что сын у него родится. А если дочь? Ну ладно, не о том разговор. Ушла Амина, простились по-доброму, она мне ковёр с огромной скидкой дала, считай, подарила. Два магазина объединили, и во главе стала моя первая хозяйка. Пришла и смотрит на меня, дескать, сама уйдёшь, или выгнать. Пришлось уйти. В университете сдружилась я с девушкой, моя ровесница, как и Амина дагестанка, только московская, зовут Гуля. Живёт на Чертановской.
Анна перебила дочь.
– Доченька, а ты не замечаешь, что вокруг тебя кавказцы вьются, или они везде? Пока о женщинах слышу, а потом и парни будут, так?
Лена рассмеялась.
– Нет, конечно. Но дагестанцы, чеченцы, прочий народ с Кавказа, они действительно везде. Вот и у папы начальник чеченец. Однако странного ничего нет. Кавказцы народ отчаянный, с началом перестройки и в коммерцию, и во власть пошли. У Гули мама, знаешь, где работала? В исполкоме Моссовета. А сейчас в округе, на Таганке. Гулю, кстати на занятия машина возит, Мерседес, мама подарила. Так вот, мать дала Гуле прямо на Таганке, у метро, три точки для продажи цветов. Место хорошее, проходное, а самое главное, всё уже организовано: места оборудованы, розы поставляются из Голландии. Розы огромные, долго стоят, высокие, стебли прочные. Я была на этих точках, Гуля возила. Одним словом даёт она мне одно место. Условия очень хорошие. С розы 10 долларов Гуле, а всё что сверху мое. Они там идут по 12 -15 долларов за штуку. Продала букет из девяти роз и заработала, скажем, сорок долларов.
Когда речь зашла о деньгах, Анна насторожилась. Не о том девчонка думает. Ей учиться надо, а она о деньгах. Лена словно услышала мать.
– Мамочка, ты не думай, я не о деньгах сейчас, всё одно работать надо, мы же копейки сейчас считаем. А если я в этот бизнес войду. Узнаю где купить оптом цветы, арендую торговый павильон. Почему бы и нет? Не всё же по кабинетам сидеть с бумажками. А здесь цветы, люди.
Анна укоризненно посмотрела на дочь.
– Святая наивность! Кто тебя туда пустит? Ты же сама рассказываешь: там дагестанцы сидят, там азербайджанцы, там чеченцы.
Лена обиделась. Анна поняла и примирительно поменяла тему.
– Ладно, ладно, закончим этот разговор, может быть, позже к нему вернёмся. Ты лучше скажи, во дворе как у вас? Что нового. У Егорки друзья или подружки есть? А у тебя?
Дочь оживилась.
– А что во дворе? Осень во дворе, на «крест» мало кто ходит, а если и выходят ребята, то не очень-то с ними и поговоришь: пиво, сигареты и разговоры. А разговоры только о деньгах. Ты же знаешь, мы с Егоркой к этим делам равнодушны. Я тебе не рассказывала, девчонка здесь была, Наташка? В нашем доме жила. Так вот, она ещё летом к Егорке клеилась… Извини, извини – приставала. Всё его настраивала, то ли в шутку, или всерьёз, Егор не понимал, банк ограбить. Так вот, неделю назад её за грабёж взяли. Где-то на севере Москвы, у метро они с парнем напали на мужика, по голове его битой и деньги забрали. Там их и взяли. Теперь наверно посадят. Вот тебе и «компания под домом».
Послышался шум у входной двери, кто-то забренчал ключами, кашлянул. Анна насторожилась.
– Наверно Наталья Ивановна пришла, пойдем, встретим. И мужчины наши вот-вот подойдут.
Лена помчалась в коридор. Чуть помедлив, за ней двинулась и Анна Петровна.
День завершался.
Семья собиралась к ужину.
Продолжение следует