Автор: Каутский
- Подследственный Муханько, господин старший следователь!
Конвоир посадил подследственного на табуретку в центре кабинета, завел ему руки назад и защелкнул наручники. Подследственный Муханько, тщедушный мужчина с испуганным небритым лицом, растерянно огляделся.
Выкрашенные в цвет дерьма стены, квадратное окошко под потолком, полное света, далекой свободы, дубовый письменный стол, ореховый, старинного вида шкаф на гнутых ножках, этажерка с аккуратной стопкой документов. На левой стене – портрет Отца-Благодетеля. В углу справа – громоздкий аппарат с мигающими лампочками разных цветов и циферблатами разных размеров.
Человек за столом не обращал на вошедших никакого внимания, продолжая что-то торопливо писать. Круглая, как мяч, голова гладко выбрита – загорелая лысина отражает солнечный свет. Глаза прикрыты морщинистыми веками, черты лица неподвижны. Можно было подумать, что он находится в трансе и записывает речи демонов. Твидовый пиджак расстегнут, под ним красная рубашка, рубашку прикрывает галстук в полоску.
Конвоир, раздувая обезьяньи ноздри, шумно прочистил горло.
- Подследственный…
- Я слышал тебя, Караваев, - механический бесцветный голос заводной куклы. – Можешь идти.
- Я тута… - конвоир попятился в коридор, - ежели что.
Дверь захлопнулась. Следователь отложил стальное перо, прихлопнул его ладонью и посмотрел на Муханько пристальным взглядом. Зрачки у него оказались расширенными, как у лотофага, в сумрачной глубине будто бы мерцали красные искорки.
- Здравствуйте, Андрей Алексеевич.
- Здравствуйте.
- Козлов. Григорий Эдуардович. Будем знакомы.
- Очень приятно.
- Как с вами обходятся?
- Э-э-э. Довольно неплохо.
– Мы не изверги. Но работа у нас, сами понимаете, сложная.
- Понимаю.
- Рад это слышать, - Козлов мотнул головой назад, будто сбрасывая что-то с затылка. – Хочу прояснить вам ваше положение, Андрей Алексеевич. Времени у меня мало, подследственных много, и я не могу позволить себе прелюдии…
Он открыл ящик стола, вынул из него металлический шлем, пульт управления с единственной красной кнопкой, поднялся из-за стола, подключил провода к аппарату в углу, надел шлем на голову Муханько.
- Не жмет?
- А в чем, собственно…
Следователь нажал на кнопку. Острая боль пронзила мозг Муханько, словно сквозь него пропустили ток. В ту же секунду он осознал себя в школьном туалете – сырые грязные стены, исцарапанные пубертатной пошлостью, острый запах хлорки, одноклассник Кумысов, нависающий над ним, как скала.
– Я тебе что говорил, урод? – Кумысов ударил Муханько в лицо, переносица взорвалась болью. – Где мои три рубля, сука?!
- Мне… ы-ы-ы… мама не дала-а-а…
- Мама тебе не дала?! – Кумысов ударил Муханько острым кулаком в грудь. Муханько забился в припадке удушья. – А украсть ты, сука, не мог? Для друга? Я же тебе друг, Муха… - заговорил он неожиданно мягким голосом. – А друзья должны помогать друг другу. Верно?
Муханько кивнул, с надеждой глядя на побитое оспой лицо Кумысова.
- Завтра принесешь шесть. Или тебе еще зарядить?
- Не… не надо…
- Не надо? А знаешь, что нужно сделать, чтобы я тебя простил? Не знаешь? – Кумысов покачал приплюснутой головой. – Ну хорошо. Сейчас я тебе покажу…
Муханько задрыгал ногами, тиски наручников впились в запястья. Не без труда разлепил глаза. Следователь, сцепив пальцы, сидел за столом напротив, глядя на него прежним индифферентным взглядом.
- Все поняли, Андрей Алексеевич? Или напомнить, что было дальше?
- Не… не надо…
Козлов закурил, разогнал дым рукой, аккуратно стряхнул пепел в стеклянную пепельницу в виде змеи, кусающей себя за хвост.
- Мы получили донесение. Из него следует, что вы, Андрей Алексеевич, целенаправленно занимаетесь антисоциальной деятельностью шестой степени. Понимаете, о чем речь?
- Не совсем…
Козлов посмотрел на часы. Тяжело вздохнул.
- Вы страдаете лунатизмом?
Муханько затряс головой.
- Или вы настолько наивны, что пытаетесь меня обмануть? – Козлов накрыл пальцем кнопку. – В последний раз спрашиваю…
- Господин следователь, клянусь… - Муханько бросил благоговейный взгляд на портрет. – Здоровьем Благодетеля клянусь… да будет он вечно здоров! Я и в самом деле не знаю, за что меня арестовали…
Козлов тоже посмотрел на портрет, и лицо его прояснилось, будто он вспомнил что-то хорошее. Застегнув пуговицы пиджака, следователь поднялся из-за стола.
– Кхм. Ну ладно. Вы и в самом деле могли забыть. Всякое бывает… - сняв с головы Муханько шлем, он аккуратно положил его на стол. - Но и вы меня поймите. Я не имею права тратить драгоценное время на наводящие вопросы.
Муханько кивнул, с надеждой глядя на бронзовое от загара лицо Козлова.
- Понимаю.
Следователь раздавил о пепельницу окурок. Качнулся на каблуках. Затем распахнул настежь дверцы шкафа.
– Выходите, - сказал он мягко. - Выходите, Настасья Карловна. Смелее, не бойтесь.
Из шкафа вышла, закрывая грудь руками, голая женщина средних лет. Пепельные волосы, худое лошадиное лицо, остекленевшие глаза навыкате, костлявое тело цвета молока, татуировка в виде китайского иероглифа «возмездие» над гладко выбритым лобком.
- Вам знакома эта женщина, Андрей Алексеевич? – Козлов вернулся к столу. – Ну? Что же вы молчите?
Муханько с ужасом смотрел на женщину, подергивая головой, будто паралитик.
- Я задал вам вопрос.
- Это госпожа Быстрицкая…
- Кем она вам приходится?
– Э-э-э, соседкой.
- Так, - Козлов покивал. Красные искорки в его глазах, казалось, замерцали ярче. – Андрей Алексеевич, не хотите рассказать, чем вы занимались с Настасьей Карловной Быстрицкой, вашей, э-э-э, соседкой, по ночам?
Муханько стиснул зубы.
- Отпираться бессмысленно. Настасья Карловна подтвердит мои слова.
Вздрагивая всем телом, женщина кивнула. Она стояла возле раскрытого шкафа и напоминала восставший из могилы труп.
- Мы… - через силу прошептал Муханько, - проводили ритуалы…
- Проводили ритуалы… - задумчиво повторил следователь. Опустив морщинистые веки, открыл папку, заскрипел стальным пером. – Так… Какие ритуалы?
- Гадание на рунах и внутренностях козла. Употребление психоделиков на кладбище в полнолуние. Спиритические сеансы…
- Про спиритические сеансы подробнее. Кого вызывали?
- Графиню Батори. Маркиза де Сада. Леопольда Захер-Мазоха. Сталина…
- Сталина… - Козлов сделал паузу, поправил свободной рукой воротник. – Сталина?
- Сталина.
- Так… ну и что же вам сказал товарищ Сталин?
- Ну… - Муханько исподлобья взглянул на Быстрицкую, - он сказал…
- Смелее, Андрей Алексеевич. Бояться поздно.
- Он… он сказал, что скоро всему ****ец.
Козлов прекратил писать, поднял морщинистые веки, посмотрел на Муханько напряженным пристальным взглядом. Потом перевел его на портрет Благодетеля. Снова на Муханько.
- Так и сказал?
- Да.
На какое-то время наступила тишина. Следователь и Муханько будто окаменели. Даже Быстрицкая перестала дрожать и только крутила зрачками в разные стороны, словно лошадь в жаркое время дня.
- ****ец, значит, - Козлов взял сигарету, стиснул фильтр зубами, чиркнул спичкой. – И все? Больше ничего?
- Ничего.
- Э-э-э, не совсем… - наклонив голову набок, Быстрицкая шагнула вперед, опустила руки. Ее грудь была такой плоской, будто по ней проехался асфальтоукладочный каток. – Он сказал еще кое-что.
- Что? – хрипло спросил Козлов. Спичка догорела, обжигая его пальцы, но он не шелохнулся.
- Он сказал… - женщина приблизалась к столу, глядя на следователя пустыми глазами заводной куклы. – Он сказал, что ты, Козлов, тупой доверчивый мудозвон!
В тот же миг она схватила со стола металлический шлем и ударила им Козлова по голове. Следователь свалился с кресла, словно убитый в сердце, пару раз дернул ногами, обутыми в начищенные армейские сапоги, после чего затих.
- Долго же мне пришлось ждать, сестренка! – воскликнул Муханько, возбужденно подпрыгивая на стуле. - Я уж подумал грешным делом, что ты испугалась!
- Я ничего не боюсь, Андрюша. Я в аду была, - Быстрицкая наступила ногой следователю на грудь. – И я уже не человек. Но я хочу жить. Жить, понимаешь? Мне нужен муж! Нормальный человеческий муж. С зарплатой и чувством юмора. Мне нужны дети, я хочу рожать! - она ударила Козлова пяткой в переносицу. – Я хочу рожать, ты понимаешь?!
- Как не понять? – отозвался Муханько. – Ты хочешь страдать. И чтобы твои дети тоже страдали.
- Вот именно, – Быстрицкая плюнула на Козлова, сошла с него, хрипло выругалась матом. – Иногда я садистка, но чаще нет. Мне нравится быть жертвой. В этом есть какая-то… - женщина щелкнула пальцами, - гармония с окружающим миром…
- Хватит умничать, Настасья. Сними с меня браслеты. У нас мало времени!
Быстрицкая, глядя на него, задумчиво кивнула.
- Ты прав. Времени у нас мало.
Она быстро подошла, схватила Муханько за волосы, резким движением подняла его голову, вонзилась в шею зубами. Впиваясь глубже и глубже, высасывая кровь, разрывая артерии, Быстрицкая мурчала, как кошка. Муханько трясся, будто смертник на электрическом стуле, истошно хрипел, таращил удивленные глаза в потолок. Быстрицкая толкнула Муханько назад, села ему на грудь, впилась зубами в лицо, обгладывая его как сошедший с ума каннибал.
Дверь распахнулась, и конвоир Караваев, послуживший бы прекрасным натурщиком для изображения недостающего звена между обезьяной и человеком, замер на пороге, смертельно бледнея. Быстрицкая подняла окровавленное лицо, зашипела, разрывая когтями грудь мертвеца, выхаркнула комок густой слизи. Караваев закричал - пронзительно, как женщина, упал на четвереньки, стремительно куда-то уполз.
В тот же миг в левом углу кабинета заклубился мерцающий красными искрами полумрак. Из полумрака вышел товарищ Сталин в белоснежном френче и с трубкой в руке. Поглядев на Быстрицкую, что судорожно, как стервятник, копошилась над трупом, он неспеша, с характерным акцентом, проговорил:
- А вам не кажется, товарищ Бистрицкая, что ви занимаетесь нэмножко нэ своим дэлом?
Женщина повернула к нему обезображенное ненасытимым голодом лицо.
- Здравствуйте, товарищ Сталин, - она вытерла ладонью окровавленные губы и раздвинула их в улыбке, обнажая клыки. Медленно поднялась. – Извините…
- Глядя на вас, товарищ Бистрицкая, - Сталин выпустил из-под пышных усов столбик красного дыма, – я начинаю подозревать, что свэтлое будущее и в самом деле никогда не наступит…
Быстрицкая порывисто шагнула к вождю, поцеловала его в лоб. Сталин добродушно усмехнулся, похлопал ее по плечу, растворился в воздухе. Быстрицкая упала на колени, посмотрела в окошко под потолком - на яркий, весенний, полуденный свет, белые цветы акации, фигурки детей, запускающих воздушного змея на далеком, изумрудно-зеленом холме… Казалось, что там, за окном, нет никакого горя, а есть только чистая солнечная свобода, и где-то там, посреди этой бесконечной свободы, Быстрицкую ждет счастье, обыкновенное женское счастье – веселый обеспеченный мужчина, домик с камином на берегу моря…
Но все это только казалось. В реальности были и будут одни Козловы.
- Подследственный Муханько, госпожа старший следователь! – гаркнул конвоир и втолкнул в кабинет маленького мужчину с испуганным небритым лицом.
- Позже, Караваев, - она медленно покачала головой. – Я занята.
Конвоир вытащил мужчину обратно в коридор, дверь захлопнулась. Быстрицкая сняла шлем, открыла ящик стола, взяла пистолет и быстро, чтобы не передумать, выстрелила себе в сердце.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2019
Свидетельство о публикации №219110300047
http://www.proza.ru/comments.html?2019/11/03/47