Выбор газеты
После четвертого курса приближалось время ежегодной производственной практики, а я никак не мог определился с изданием. Требования мои определялись исключительно жадностью к деньгам. Обычно практиканты работают за еду или скромный гонорар в какой-нибудь многотиражке «Подшипник» или «Мелиоратор», но у меня не было ни желания, ни возможности так беспечно тратить месяц. Обременение семьей - дочке почти два года – постоянно заставляло искать кусок хлеба (и приключений на задницу). Среди вывешенных на факультете списков газет для практики редко появлялись те редакции, что могут позволить себе заключить хотя бы временный трудовой договор на месяц-полтора. Иногда для этого надо было дозвониться в редакцию и обговорить условия. Порой помогали знакомые. В этом случае кроме гонораров можно было рассчитывать хотя бы на небольшую фиксированную оплату труда – рублей 60 – 70, что с гонораром давало бы на выходе – 120 - 150 рублей. Это уже было похоже на зарплату в те времена.
Как-то в компании с философского факультета, в университетской общаге, я познакомился с девушкой Аней – подружкой Сережи Абнизова. И она, между прочим, сообщила, что ее мама работает заместителем главного редактора в крупной республиканской молодежной газете. И им очень нужны студенты-практиканты. Выразила уверенность, что с деньгами проблем не будет. Только… это в Туркмении. Газета «Комсомолец Туркменистана» задыхалась от жары и дефицита кадров.
Мы с Виталиком решили посетить в Среднюю Азию. Преддипломная практика продолжалась вплоть до зимней сессии, что позволяло еще и продлить лето на два-три месяца. Ну, и основной мотив: выяснилась возможность не просто трудового договора, а полноценного оформления в штат на приличную ставку (200 рублей) плюс довольно высокие гонорары. Забегая вперед скажу, что при плане 300-400 строк в неделю, мы выдавали порой по 500-600 строк. Таким образом, в месяц у нас выходило более 400 рублей. Кто помнит зарплаты того времени, тот поймет.
По телефону мы обсудили вопросы жилья, зачисления в штат и договорились с Алисой Владимировной Громовой - так звали маму подружки, - что к началу сентября мы будем в Ашхабаде. Впрочем, представлялась она просто Алла.
Покончив с формальностями в деканате (запрос на практику с 1 сентября по 12 октября), мы собрались в дорогу, но билеты удалось взять на разные рейсы. Один из билетов приходился на воскресное утро (вопреки просьбам Аллы не приезжать в выходные дни). Другой – в ночь на понедельник. Виталик взял на себя миссию первопроходчика. А я вылетел следом.
Город
Самолет ударил толстыми колесами в посадочный бетон и с меня спорхнули остатки дремы. До того как наш лайнер остановился, я перевел часы на 5:00 местного времени. После трехчасового полета в салоне было уже достаточно душно и я, наступая на пятки пассажиров, поспешил к выходу. В дверном проеме было еще темно. Я ступил на трап и, вместо ночной прохлады, меня словно обложили поролоном. Я стал задыхаться. Лицо и все тело и мгновенно стали мокрыми. Следующий раз что-то подобное было со мной в Таиланде. Но там был влажный смог. Здесь же меня встретил раскаленный воздух пустыни, которая за ночь не успевала остыть и продолжала отдавать тепло. «Отцы небесные, что же здесь твориться летом и в полдень?» - была моя первая мысль. Я пробрался к одноэтажному зданию аэропорта и стал озираться в поисках места для сна. Впереди было, по крайней мере, три часа вынужденного безделья: в редакции раньше девяти часов появляться было бессмысленно, а возникнуть в шесть утра в прихожей незнакомого человека не позволяла врожденная застенчивость.
Нашел лавку. Но не успел устроить голову между застежек на сумке, передо мной, как видение, возникла небритая физиономия Виталика, который – честь и хвала – решил меня встретить.
В такси водителю была названа незнакомая мне улица, и довольно быстро мы подъехали к гостинице с оригинальным названием «Ашхабад». По дороге Виталик делился впечатлениями от длинного дня. В редакции он еще не был, Алле домой не звонил, устроился в гостиницу, познакомился там с командированными, пил с ними за знакомство, кочуя из ресторана в номер и обратно. Города не видел.
В коридоре отеля с высокими потолками десятки летучих мышей по причудливой траектории с неприятным писком проносились прямо над головами. Мы поднялись в сумеречный номер с кондиционированной прохладой. На столе над спящим соседом и пустыми бутылками возвышалось огромное полушарие арбуза. Я отрезал себе кусок, и, поплевывая семечками, наблюдал, как Виталик бросает вещи в сумку. Арбуз был сладкий и холодный. И все же, прежде чем выяснять, где находится Дом Печати, номер 20 по улице Атабаева, мы решили позавтракать.
Между тем рассвело и нам удалось рассмотреть город. До сих пор Ашхабад представлялся мне городом из «Тысяча и одной ночи». Однако туркменская столица в архитектурном отношении была далека от Бухары или Самарканда. После девятибалльного землетрясения 1948 года практически весь город восстановили заново. Теперь центр города представлял собой причудливую смесь среднеазиатского зодчества и сталинского «ампира». Обилие бетона в громоздких конструкциях зданий, фонтанов, памятников и оросительных каналов – давало надежду, что этот город станет последним оплотом человечества после ядерного апокалипсиса. Любая беседка в ашхабадской версии выглядела грозным фортификационным сооружением с двойной колоннадой. Даже туалет на Русском базаре напоминал бомбоубежище. Само здание рынка по размаху и внушительности не уступало Пентагону.
Наконец, возле какой-то гостиницы, поднявшись по внешней лестнице на второй этаж, мы обнаружили ресторан. В зале было пусто. Заказав холодные закуски, я живо поинтересовался, нет ли чего-нибудь покрепче чая.
- У нас после одиннадцати, - привычно предупредила женщина в кружевном фартучке. После чего принесла по сто граммов водки в двух фарфоровых чайничках.
- Зачем столько бетона в каждом заборе? - вслух озадачил я приятеля. -Восточная щедрость?
- Сейсмоустойчивость слабая, - на правах старожила стал объяснять Виталик, - нормы другие. Мне тут историю рассказали. Жил здесь до войны архитектор, которого в 1938 году осудили за перерасход бетона при строительстве одного из домов. Квалифицировали, как вредительство. А спустя десять лет этот дом единственный уцелел при землетрясении.
Мы разлили содержимое чайничков в чашки.
Когда официантка повторяла, я вспомнил, как перед отъездом расспрашивал всех знакомых, побывавших за Каспием, - что бы отвезти в Среднюю Азию в качестве презентов. «Чайники, – неизменно отвечали мне, - обычные фарфоровые чайнички для заварки». Недоумение прошло у меня лишь после посещений местных чайхан. Чай здесь подавали только в персональных чайничках. В любой туркменской семье таких чайников должно быть не меньше, чем мужчин в доме. Треснувшая посуда – плохая примета.
Под конец завтрака мы чокались чайничками и тянули из носиков.
Редакция и первое задание
Часам к десяти мы, чуть помятые, но бодрые, прибыли в Дом Печати. Это было внушительное здание, где располагались все партийные, комсомольские, профсоюзные и прочие газеты Туркменистана. Как русскоязычные, так и национальные. Здесь находилось множество издательств, редакций, общий автопарк и столовая. А также типография, с которой была налажена пневмопочта. Это была огромная идеологическая фабрика.
Мы позвонили по местному телефону и поднялись в редакцию «Комсомольца Туркменистана». Алла – бесконечно уставшая женщина лет за сорок – бессильно, но искренне обрадовалась. Главный редактор должен был приехать со дня на день с какого-то фестиваля в Индии, и ей приходилось нести весь груз ответственности перед читателями, сотрудниками и начальством.
Поначалу нас решили закрепить за конкретными отделами редакций. Виталика, как холостого и симпатичного, Алла в первый же день решила направить в отдел писем к двум маленьким энергичным хохотушкам Карине и Вике. Меня же бросили на укрепление «учмола» - отдела учащейся молодежи, к Ахмедярову.
Войдя в кабинет, я увидел двух молодых людей сидящих на столе и покатывающихся со смеху. Они хлопали по коленкам и, перебивая друг друга, кричали: «А этот знаешь?!». За одним из столов сидела девушка со светлыми прямыми волосами и, загадочно улыбаясь, изредка трогала клавиши пишущей машинки. Появление незнакомого человека заставило девушку улыбаться еще загадочнее, а одного из сидящих на столе, не прерывая хохота, шлепнуть ладонью рядом с собой, приглашая сесть.
- Ахмедяров! – захлебываясь представился он. - Слушай, анекдот!
Рассказывает анекдот брежневских времен. Взрыв хохота. Я анекдот знал, но из вежливости показал зубы. Последовала еще пара историй. Восторг не спадает.
- А этот знаешь?
- Кажется, это было еще в Повести временных лет.
Отсмеявшись, начальник учмола, представил своих сотрудников.
- Это Игорь – стажер из Ленинграда, а это Дина. А где второй?
- В письмах.
- А тебя значит к нам… - задумался на мгновенье Ахмедяров, и с энтузиазмом предложил, - Слушай, у меня есть для тебя тема: какой-то олух с пятого курса нашего университета сообщил по телефону в аэропорт, что в самолете, вылетающем в Москву, находится взрывчатка. Говорят, у него девушка улетала в Москву учиться – хотел остановить. В общем, черт знает что! Возьмешь?.. А то мне тут надо материал по аттестации закончить.
К концу дня мы попали в гостиницу. Передний фасад спальных пятиэтажек в этом районе был украшен длинными «козырьками» подъездов, под которыми часто располагались дастарханы. Задняя часть здания использовалась как помойка: мусор выбрасывали просто в окна или с балконов. Один из подъездов обычной девятиэтажки, возвышавшейся над этими хрущёвками, считался гостиницей ЦК комсомола. Открыв ключом дверь, мы вошли в двухкомнатную изолированную квартиру с необычно большой кухней и застекленной пустой лоджией, на которой можно было играть в бадминтон.
Перед сном я прокручивал в голове людей, связанных с историей о ложной бомбе. Экипаж, прокурор, декан, следователь, диспетчер аэропорта, друзья «героя», кто-нибудь из пассажиров (если повезет), секретарь комсомольской организации, сам «герой»... Кто он? Нервный влюбленный или беспечный хулиган? Известно, все болезни от нервов, только триппер от любви. Тут налицо были все причины. Каков будет диагноз, я не знал. Возлюбленная героя, как выяснилось, улетела, невзирая на все его старания. Ее в список я не вставил. Не те времена. Я и с домом то связь имел через криворукую почту. Как-то зашел в местный почтамт отправить посылку, а мне говорят: «Приносите свой ящик - отправим». Но это другая история про нервы.
Бомба
Десять следующих дней я метался по незнакомому городу в поисках нужных персонажей.
В начале, вопреки прокуратуре, возбудившей уголовное дело против героя моего расследования Ниязова (по распространенности в Туркмении как фамилия Мюллер в Германии), я хотел поддержать влюбленного и написать, что «жизнь-де не всегда вмещается в заготовленные рамки» и, что возлюбленные во все времена вдохновляли мужчин на подвиги и великие дела. В том числе и уголовные. А иные «будничные женщины тяжелыми тупыми жерновами висят на покорной мужской шее» (Ниязов состоял в браке). В общем, в духе Аркадия Аверченко.
Но после беседы с милой бортпроводницей, достойной называться стюардессой, представив себе, на минуточку, состояние экипажа, которому в воздухе передали о возможной взрывчатке на борту лайнера, я решил не спешить с выводами.
Познакомившись с будущим героем публикации в университете на заседании комитета комсомола, где рассматривали его персональное дело, я и вовсе отказался от первоначальной роли божьей коровки с гуманными замыслами.
Ниязов оказался довольно развитым молодым человеком. В моей защите явно не нуждался. Он уверенно держался, складно выступал, и не испытывал неудобства от последствий своей акции. Им же самим отрабатывалась версия о состоянии аффекта в критический момент его жизни. Он сам делал акценты, на что надо обратить внимание:
- Узнав, что моя девушка уже вылетела, я побежал от аэропорта, что интересно, а не поехал на транспорте.
- Несмотря на аффект, ты, однако, догадался, позвонить в аэропорт с улицы, из автомата.
- Да я же дома устроил погром, разбил телефон, – соседи подтвердят это, – метался, рвал какие-то бумаги, попался под руки телефонный справочник – видимо, он меня и навел на мысль. Вы когда-нибудь… любили? – испытывающий взгляд на активистов.
- А жена, ребенок, - робкий голос какой-то комсомолки, - как же они. Жена, наверное, тоже любит.
- Жизнь не всегда вмещается в заготовленные рамки.
«Сейчас будет что-то о жерновах и мужских шеях», - подумал я. Больше всего, впрочем, меня раздражали не иезуитские речи Ниязова, а установка заседающих очистить комсомольские ряды от уголовника до приговора. Обсуждали не вынужденную посадку в Красноводске, не пятичасовую проверку ручной клади ста шестидесяти куда-то опаздывающих пассажиров, не возможную катастрофу, не нанесение материального и морального ущерба. Речь шла о нарушении четырех подпунктов Устава ВЛКСМ, а именно обязанностях «служить образцом исполнения гражданского долга», «беречь социалистическую собственность», «строго соблюдать нормы коммунистической морали», а также «заботиться об авторитете ВЛКСМ и своей организации». Понимаю, что общественная организация - не прокуратура. Но тогда зачем это всё? Прозвучало даже мнение, что, раз возбуждено уголовное дело, надо исключать из комсомола, но, если суд оправдает, недолго принять его обратно. Из дюжины «присяжных» только один отщепенец ответил на это заявление, что он будет голосовать за исключение даже при оправдательном приговоре. Оппозиционер, наверное, будущий.
В прокуратуре со мной не захотели даже разговаривать: «следствие еще не окончено». Впрочем, мое страстное любопытство отчасти удовлетворила молоденькая делопроизводитель. В отсутствие начальства, разумеется.
Сложно добывать фактическую информацию без официальных запросов и звонков сверху. Чтобы получить одну единственную цифру – материальный ущерб, нанесенный ложным звонком – мне понадобилось два часа рассказывать главному бухгалтеру аэропорта, сын которой был призывного возраста, об армейском рационе питания и прочих прелестях военной службы. Сумму ущерба женщине пришлось долго вычислять. К ней никто с этим до меня не обращался. Я делал работу за следственные органы.
Батыр
Спустя несколько дней, спускаясь с Диной в буфет, я столкнулся с летящим навстречу через две ступеньки круглоголовым симпатичным пареньком. Он на бегу круто развернулся и бросил увлеченной разговором Дине:
– Эй, привет, что начальство не узнаешь?!
– Ой, Батыр, привет!
– То-то! – и он понесся дальше.
– Это кто? – поинтересовался я. - Курьер?
– Это Батыр Бердыев – наш главный редактор.
Официально знакомство главного редактора с практикантами состоялось на следующий день. Утром Алла попросила нас зайти к Бердыеву. Когда мы с Виталиком вошли в кабинет, мне показалось, что редактор едва сдерживает переполняющую его радость от встречи с ними.
– Батыр… Батыр – поочередно протянул руку гостям сияющий хозяин кабинета и отрывисто застрочил. – Мужики, я только, что с фестиваля молодежной прессы. Это фонтан идей, каскад! Каких там только не было газет! Ясно, что у них и тиражи и объемы круче, но главное их реально читают. И ребята не перестают искать! Нам просто необходимо, что бы нашу газету читали. Ведь столько новых тем! Гласность на дворе, а мы все оглядываемся. Я на вас очень надеюсь. Вы люди приезжие, вам боятся нечего. Ваши дома не сожгут, детей не украдут, жен камнями не закидают. Так что пишите откровенно. Будут проблемы – ссылайтесь на меня.
«А на дыбу у вас тут корреспондентов не сажают?» – хотел спросить я, но не отважился. А вдруг сажают. Шутка будет неуместна.
– …Я на вас надеюсь, - продолжал Батыр – Если нужна машина, у Аллы спросите телефон – подадут в течение часа после заказа. Диктофон у Мурата, фотокамера у Аллы в сейфе.
Не хватало разве что вертолета на крыше. Главное, чтобы нас не пришлось опознавать по ДНК.
Маленькая Вера
В ашхабадском прокате шел нашумевший фильм «Маленькая Вера». Попасть на премьеру не было решительно никакой возможности. Мы с Виталиком потолкались возле касс кинотеатра, и я пошел к администратору. Когда я представился корреспондентом, белокурая моложавая женщина неожиданно сменила озабоченное лицо на улыбку, и сообщила, что билетов нет, потому что их скупают спекулянты. Но для нас она выпишет «контрамарки». Я сделал вид, что именно тема спекулянтов меня собственно и привела сюда, но раз уж нам любезно предоставили возможность ознакомиться с репертуаром кинотеатра, мы прервем ненадолго это важное расследование, ради ближайшего сеанса. В этот момент вошли два молодых человека и, представившись артистами цирка, стали просить сделать для «служителей культуры» исключение и найти им два билета на «Маленькую Веру». Мы с хозяйкой с пониманием переглянулись, и я вышел.
Виталик неделю копался в редакционной почте, но ничего путного не обнаружил. Попадались в основном коммунальные жалобы, групповые обращения активистов, отчеты по поводу субботников.
Затем, выяснив, что «Ашхабад» переводится как «Город любви», он начал исследовать возможность использовать этот факт. То ли время, то ли возраст заставляли наше воображение крутиться вокруг «желтых» тем. Одно время мы даже собирались сделать серию материалов о ночной жизни города. Я ночевал в вытрезвителе, Виталик дежурил с бригадой скорой помощи. Вдвоем мы толкались среди проституток у центральных гостиниц. Обсуждали, можно ли использовать для получения нужной информации метод эксперимента в этом случае. Останавливали сомнения, что на это не хватит гонораров, полученных за все время практики. Воображаемый Луна-парк с блек-джеком рушился на глазах из-за отсутствия инвесторов.
В какой-то момент мы потеряли ориентацию. В хорошем смысле. Систему ценностей и интересов местных читателей невозможно было определить в столь короткие сроки. Мы действовали наощупь.
Наконец, Виталику кто-то сообщил о существовании где-то под Ашхабадом венерического диспансера для несовершеннолетних детей. И он погрузился в эту тему со страстью человека, облагаемого налогом на бездетность. «Любите ли вы детей? Детей нет, но сам процесс…».
Для своего материала он придумал название «Маленькие Венеры большого города».
Детонация
К этому времени я разрешился длинной статьей под заголовком «Детонация несостоявшегося взрыва». Материал приняли без комментариев. Только заголовок вызвал сомнения корректора – бывшего афганца. Я до этого и сам хотел заменить заголовок на более короткий и простой. Потому что был убежден, что туркменские комсомольцы слово «детонация» поймут как «юную, молодую нацию» или «национальность ребенка». Но после снисходительных объяснений корректора в кабинете главного, что «детонация» - это причина взрыва, а не его следствие, я не мог не оставить ни открытого на нужной странице словаря на корректорском столе, ни заголовка на газетной полосе. Впрочем, ничего более оригинального я просто не придумал.
Моя детективная статья заняла две трети полосы и вышла практически без изменений, если не считать вставленный в конце Батыром вопрос «Когда же мы, наконец, поймем, что…» и далее что-то об ответственности и моральном облике.
Каждый понедельник на планерку в кабинете у Батыра собиралось полтора десятка сотрудников газеты. Здесь обсуждалось опубликованное на прошлой неделе. Обозреватель журил авторов скверных материалов и объявлял лучший материал недели. Алла традиционно ругала за сорванные сроки сдачи полос в набор и хвалила какую-нибудь статью Карины или спортивный репортаж корреспондента Саши. Батыр возмущался ленью Ахмедярова или восторгался его чувством юмора. Затем следовали дебаты, обмен идеями, упреками и извинениями. Обычная редакционная летучка.
К следующей летучке поспела моя «Детонация…» и в тот понедельник я понял, что означает «проснуться знаменитым». Обозревающей была Карина. Она сказала приблизительно следующее:
- Каждый из нас, выступая на планерках, как правило, отмечал, что обозревать-то по сути нечего. И это как-то оправдывало бесцветность наших обзоров. На прошлой неделе в пятницу была опубликована статья одного из наших практикантов, которая не оставляет сегодня мне надежды оправдаться.
Далее следовала небесная музыка на тему, почему «Детонацию…» можно назвать лучшим материалом не только прошлой недели или месяца, но и квартала, а то и года. Я густо краснел и принимал поздравления. Тут вошла Алла и сообщила, что в редакцию звонит администратор кинотеатра, просит позвать к телефону непременно меня. По словам Аллы, женщина хочет сообщить что-то связанное со спекулянтами билетов.
- Вот! – вскочил со своего кресла Батыр. – Человек неделю работает в редакции, а его уже разыскивают по телефону.
Дальше Батыр высказал мнение, что давно уже пора всем работать с живыми людьми, а не писать пространные опусы, не выходя из кабинетов. Добавил, что следовало бы поставить вопрос о профпригодности Ахмедярова, который держал в руках такую тему и по своей воле отдал ее. Ахмедяров пытался оправдаться аттестациями, но Батыр был неумолим. Закончил свою речь Батыр словами «…и чтобы я никого днем в редакции не видел. Идите – на поля, заводы, в институты, одним словом – в народ!». После чего все разбрелись по кабинетам.
Пресняков
Как-то проезжая мимо стадиона, я обратил внимание на ряд афиш, призывающих не пропустить единственный концерт Владимира Преснякова. Странно, но, листая подшивки «Комсомольца Туркменистана» я не нашел ни одной беседы ни с одним популярным гастролером. Мне пришла в голову простая мысль, а не взять ли у Преснякова интервью? Наверное, ширнармассы простых туркменских тружеников стесняются попросить газету о публикации подробного интервью с восходящей звездой. А если это пожелание не пришло в Отдел писем, то и темы нет. Я поделился дерзновенными помыслами с Виталиком.
Самым трудным оказалось - найти певца. Дата выступления на стадионе была назначена назавтра. Оставалось меньше суток, чтобы найти гастролеров и договориться об интервью Мы разыскивали контакты с возможным устроителем концерта. Ни одна государственная концертная институция Туркмении не имела представления о предстоящем выступлении. В местной филармонии кто-то сообщил, что организатор вероятно из Москвы. Администрация стадиона, с которым был заключен договор на проведение концерта, на связь не выходила. Информация была странным образом зашифрована.
Мы начали искать по гостиницам города. Обзвонили все центральные отели и посетили пять или шесть гостиниц с одним единственным вопросом «У вас забронирован номер для Владимира Преснякова?». Обычный ответ был: «А что к нам приезжает Пресняков?». Все шло хорошо, но мимо.
Жизнь посмеялась над нами. Когда, наконец, мы, безо всякой надежды решили заглянуть в последнюю гостиницу, расположенную в двух шагах от Дома Печати, - аллилуйя! – судьба повернулась к лесу задом. На регистрации состоялся долгий кокетливый разговор с женщиной-администратором:
- Здравствуйте, бронировался у вас номер на имя Преснякова?
- Ни в одном городе мира вам не дадут такой информации.
- В нашем городе для журналистов такая информация доступна. Он публичный человек. Исключительно в интересах горожан.
- А вы из какого города?
- Мы играем в «города»? Ок. Назовите город, и я скажу, на какую букву он начинается.
Лед треснул. В момент таяния случайно обнаружилось, что именно сюда и должны привезти Преснякова из аэропорта сегодня ночью.
Наутро мы были в гостинице. Выяснив номер, мы поднялись на третий этаж и направились по длинному пустому холлу искать нужную цифру на дверях. Вдруг из комнаты в конце коридора вышли трое молодых людей с волосами ниже плеч и направились в противоположную от нас сторону. С явным намерением скрыться от нас в лифте, как нам показалось, навсегда. Мой друг внезапно вскрикнул:
- Володя!
Компания остановилась. Это действительно был Пресняков-младший со своими музыкантами. По тому, как они громко моргали, было ясно - журналистов тут никто не ждал. Мы едва успели представиться и попросить уделить время для небольшого интервью, как из соседнего номера выскочил шумный молодой человек (нетворческой внешности) и встал между певцом и нами в категоричной позе с расставленными руками. В таких случаях обычно пишут «в воздухе запахло скандалом».
- Я директор этих гастролей! Никаких интервью! У нас не будет на это времени! Все должно быть согласовано со мной заранее.
- Вот мы и пришли согласовать. Мы из республиканской популярной молодежной газеты. Дайте нам полчаса для беседы перед концертом.
В рекламе эти гастроли явно не нуждались. Но, учитывая, что и в неприятном информационном шуме нужды тоже не было, директор немного успокоился:
- Ладно. Подходите на стадион к шести часам, – и строго добавил. - У вас будет десять минут.
На том и расстались.
Мы пришли на стадион заранее. Возле одноэтажного здания администрации перед вахтером клубилась стайка туркменских девочек. Мы предъявили удостоверения и под их завистливыми взглядами проникли внутрь. Музыканты пикировались с танцовщицами, которые переодевались в соседнем помещении. Милая девушка сидела и читала книжку. Я заглянул в книжку, спросил о впечатлениях. Она засмущалась и сказала:
- Да вот в институте не успела прочесть классику, теперь наверстываю.
Разве мы проходили в вузах Пикуля?
Пресняков узнал нас, мы отошли в сторону, и присели на какие-то рекреационные лавки. Первое время он еще отвлекался на своих приятелей и их беспечную перепалку с танцовщицами. Затем втянулся в беседу.
Выяснилось, Пресняков только вернулся из первых своих гастролей по Америке. Дружелюбно, с застенчивой улыбкой, Володя рассказывал, как познакомился с Билли Джоэлом. Своих музыкантов он представил как «самых лучших». Доверительно сообщил, что мы скоро еще услышим про группу «Капитан», в которую он собирает таких ребят (где она?). Разговор был очень неофициальный и приятельский. Виталик даже спросил вдруг:
- А были какие-нибудь пенки на гастролях?
Я посмотрел на Виталика. Мне казалось сленговое «пенки» московская тусовка может просто не знать, и уже собирался уточнить, что имелось ввиду.
- Пенки? – задумался на секунду Володя, - Были. Например, когда я начал танцевать во время исполнения… Зал просто весь встал. Никто не ожидал.
Надо понимать, что в Америке в то время исполнители из Советского Союза имели обыкновение петь, твердо попирая ногами планету. Чуть расставленные ноги не отрывались от пола, допускались лишь плавные движения рук, указывающие на неоглядные дали родины. А у Преснякова слово «танцевать» подразумевает такие элементы как полный шпагат, сальто и прочие рондат-фляки.
В общем, проговорили мы минут сорок. Потом еще долго фотографировали во время выступления на подмостках стадиона. Директора я увидел внизу перед сценой. Он так же стоял с разведенными руками, будто хотел обнять весь мир. В этот раз у него было красное и потное лицо. На него сзади наседали толпы фанаток Преснякова-младшего.
Бахарденские пещеры и овраги
Редакция не оставляла нас без внимания. Спустя две недели в субботу нас на редакционной машине повезли показывать местные достопримечательности – Бахарденские пещеры.
Это удивительное место располагалось в ста двадцати километрах от Ашхабада, у северных предгорий Копетдага. Мы ехали по плоской каменистой пустыне, кое-где изрезанной глубокими оврагами. Где-нибудь на Урале или на Кавказе, по мере приближения к горной местности, постепенно начинаются небольшие возвышенности, далее они увеличиваются в размерах, и ты незаметно обнаруживаешь себя высоко на горном серпантине. Совсем другое дело туркменский ландшафт: ты едешь и наблюдаешь, простор до горизонта, как вдруг вдали ты различаешь стену, которая по мере приближения к ней вырастает в горный хребет до небес.
Сопровождали нас Вика и Карина – немного похожие друг на друга – темноволосые маленькие смешливые девушки. В редакции поговаривали, что разница между ними в том, что Вика не написала ни единой строчки – она разбиралась с письмами, с делопроизводством, а на плодовитой Карине держалось полгазеты. Наши проводницы остались наверху – рядом с входом в пещеру расположилось небольшое кафе. А мы с Виталиком вдвоем пошли исследовать бездну.
Солнце проникало не глубоко через довольно узкий проход. Затем мы погрузились в кромешную тьму. Постепенно глаза привыкли, мы стали различать узкую дорожку, едва подсвеченную фонариками. Пещера показалась огромной – мы не видели ни стен, ни потолка. Позже я прочел, что ширина ее достигает 50 метров, а высота – до 26-ти. Дорожка вилась куда-то далеко вниз на четверть километра. По мере спуска все больше пахло дерьмом: воздух в пещере насыщен парами сероводорода и влагой — относительная влажность воздуха в пещере близка к 100%. Периодически над головой шуршали чьи-то крылья. Ближе к концу пещеры своды уже зримо обступали нас. Видны были стаи летучих мышей. На глубине 55 метров на дне пещеры располагалось озеро Коу-Ата («Отец пещер»). Для туристов здесь были предусмотрены скамеечки и шкафчики для одежды, как в бане. Мы конечно разделись и залезли в парную воду. Надо сказать, было довольно жутко плавать под каменными сводами. Дна под ногами не было. Подводная часть пещеры щекотала воображение.
Когда мы выбрались, Карина и Вика фотографировались рядом с Пресняковым, которого тоже – с уже знакомыми нам музыкантами – привезли к знаменитой пещере.
Затем мы поехали на редакционный пикник. Выехать на природу здесь означало найти в пустыне подходящий овраг, поросший скудной пыльной растительностью. Мы издалека увидели несколько машин на равнине. Спустившись вниз в довольно глубокий овраг, мы обнаружили в его складках множество незнакомых нам людей. Оказалось, сюда съехались редакции нескольких газет. Над кострами стояли огромные казаны, в которых варился плов. Было много вина, дынь и арбузов. Здесь был почти весь наш коллектив: балагур Ахмедяров, серьезный Багдасарян, красавица Дина, бабник Андрей, наивный ленинградский стажер Игорь, непьющий Мурат, субтильный Саша из отдела спорта, мрачный фотограф Казавчинский и интеллигентный и обаятельный Бяшим – единственный коренной житель Ашхабада. Не было только Батыра, он опять куда-то улетел в командировку.
На очередной планерке наше интервью с Пресняковым признали лучшим материалом номера. Знаю, мог бы не писать о поощрениях. Но без них бледнеет нить повествования.
Львиная доля
Однажды в поисках темы я решил съездить в прокуратуру. О чем поделился с Аллой. Она любезно заказала мне, как человеку незнакомому с городом, машину. Я с пошлым шиком ехал в черной волге по центру Ашхабада, наслаждаясь ветерком из открытого окна, как вдруг услышал хлопки, напоминающие звуки выстрелов. Мимо по тротуару пробежала девушка. Я окликнул ее:
- Что случилось? Где стреляют?
- Это в зоопарке. Говорят, лев сбежал из клетки.
Планы круто менялись. Я попросил водителя свернуть к зоопарку, выскочил возле входа и отпустил машину. Прокуратура в тот день отменялась. Навстречу мне бежали люди. Я проталкивался в противоположном направлении. Работник зоопарка пытался остановить меня, но я ткнул ему удостоверение, и строго спросил, где находится директор. Он показал, как пройти к администрации. По опустевшему зоопарку мимо меня прошли несколько милиционеров с автоматами в руках. Пытался с ними заговорить – бесполезно.
Директор – суетливый и рассеянный мужчина – стал мне жаловаться на финансирование. По его словам, причины этого инцидента в том, что вольеры и клетки в зоопарке давно нуждаются в ремонте. Лев и львица выбрались через прохудившийся потолок клетки. В прошлом году был такой же случай: из клетки выбралась пантера. Ее чудом удалось загнать обратно. Орудий и средств усыпления животных также нет в наличии. Ничего не оставалось, как вызвать милицию.
Мы проговорили с ним минут сорок, он показывал документы, сметы, мы осмотрели место происшествия, я понял: у меня есть эксклюзив. Прежде чем попрощаться я на всякий случай спросил:
- А кроме меня здесь не было никого из журналистов?
- Э-э, был какой-то парень… С бородой. Откуда вы? Да-да, кажется он тоже из «Комсомольца Туркменистана»… Но мне было некогда, вы же понимаете…
- У вас есть телефон?
Я набрал номер редакции. Ответила Вика.
- Виталик в редакции?
- Нет.
- Если он придет, скажи ему, что я звоню из зоопарка. У меня есть материал о расстрелянных хищниках в следующий номер. И это МОЙ материал. Можете планировать четыреста строк, не меньше.
Когда мы встретились, Виталик резонно заметил, что он был первым. Как он там оказался? Да так же – был в центре, услышал выстрелы. Правда, с сотрудниками зоопарка он не разговаривал, из фактуры у него обнаружились клички убиенных животных. Зато он общался с напуганными очевидцами.
Мы соревновались друг с другом в отсутствии конкурентов.
Договорились писать вместе. Оба писали свои версии, затем монтировали их. Его часть исследовала тонкую сферу эмоций и неизлечимых психологических травм, полученных посетителями. Моя была скорее шершавой документальной аналитикой. Мы не умели писать одинаково. Долго спорили о заголовке. Виталик предлагал «Как убили Диму и Сильву». Мне удачнее казался «Львиная доля».
Вечером к нам пришли Андрей с Игорем, принесли две бутылки портвейна «Сахра» и прямо спросили, где мы берем готовые сенсации.
Надо ли говорить, что на следующей планерке материал под длинным названием «Львиная доля, или Как убили Диму и Сильву» был отмечен обозревателем как лучший в номере.
Лайма
Когда мы с Виталиком узнали о приезде в Ашхабад Лаймы Вайкуле, то сразу решили писать вместе. Удивлять редакцию очередным интервью с поп-звездой второй раз было бы самонадеянно, но мы помнили об интересах читателей вошли во вкус. Как в том анекдоте, «в полночь Золушка превратилась в тыкву, но Принца уже было не остановить».
Полагаться на везение мы не стали. Договорились об интервью заранее. У нас было время на подготовку. Мы направились в Государственную республиканскую библиотеку, заказали все известные журналы и газеты, в которых могли быть материалы о Вайкуле. После проведенного над подшивками дня, мы знали о Лайме больше, чем она знала о себе сама.
Когда мы пришли к ней, с удивлением обнаружили, что кроме нас ее поджидает еще одна девушка из какой-то газеты. Это было уже похоже на пресс-конференцию. Кажется, мы заложили в этом городе традиции общения прессы с заезжими артистами. Рядом первое время крутился муж-продюсер. Певица сразу же устало предупредила, что терпеть не может корреспондентов, потому, что они задают одни и те же вопросы. Девушка сконфужено молчала. Вопросы начали задавать мы с Виталиком:
- Ваши эстрадные номера больше похожи на театральные пластические этюды. Это влияние Юрас Перле?
Наша осведомленность о начале ее карьеры, произвела впечатление. Лайма не стала реагировать односложно. Ответы помогали нащупать следующие вопросы. Разговор налаживался. Мы могли спрашивать ее обо всем. Трудность заключалась в том, что мы о ней уже все знали. По крайней мере, что было бы прилично спрашивать. Мы слушали другую музыку. Но кто знает, что интересует ее поклонников. Лично меня больше интересовала рентабельность гастролей в Средней Азии. Но разве об этом будешь говорить с красивой женщиной и творческим человеком.
Выглядела Лайма прекрасно. Лучше чем, в телевизоре. В заключении я спросил, сколько времени уходит на макияж перед концертом, она засмеялась и неожиданно ответила, что «теперь нисколько». В аэропорту Ашхабада у них украли часть багажа с костюмами и косметикой.
Можно было заканчивать интервью, но тут девушка-корреспондент, все это время молча записывавшая ответы Лаймы, спросила:
- А каковы ваши творческие планы?
Выйдя от Лаймы, мы оказались среди толпы поклонниц, окружавшей крыльцо. Вопросительные взгляды страстно ощупывали всех выходящих из святая святых. В руках многие держали блокноты и шариковые ручки.
- Та-ак, кому автографы? Давайте быстро и по одному! – распорядился я с деловитостью коробейника.
- Да ладно тебе, идем, - тихо подтолкнул меня сзади Виталик, тихо подтолкнул меня сзади Виталик, он не разделял мое игривое настроение. - Растерзают.
- А вы кто? – отважилась одна из фанаток.
- Группа поддержки, - с готовностью стал объяснять я. - Артистке иногда нужно побыть одной... Мы в совершенстве освоили ее почерк и готовы заменить хозяйку на этом ответственном участке работы. Ни один графолог не отличит наши росписи. Скажу честно, известный эксперт после верификации моих автографов с оригиналами, доказывал в своей монографии, что мой почерк является более характерным для певицы, чем ее собственный.
Одна девушка в смятении сделала шаг вперед, но подруги ее отдернули. Я пожал плечами, и мы удалились.
Интервью было опубликовано под рубрикой «Встреча по вашей просьбе», хотя, понятно, об этом никто не просил.
Еще немного про Батыра
Когда мы уезжали, Батыр предложил мне после защиты диплома вернуться в Ашхабад. Он обещал огромную по советским меркам зарплату, трехкомнатную квартиру и карьерный рост. Он даже придумал новую должность для штатного расписания вне всяких отделов - «специальный корреспондент по расследованиям». Я обещал подумать.
На родине после недолгих размышлений я оставил мысль покорять Туркмению. В Ростове и без того начиналась интересная жизнь: первые кооперативы, свобода предпринимательской деятельности, новые издания, совместные предприятия с иностранцами. Неумолимо вырисовывался звериный оскал капитализма. А с ним и веселая реальность общества потребления.
О Батыре я услышал спустя два-три года. Знакомый фотограф Виталика сообщил, что познакомился с Бердыевым на каком-то слете молодежной прессы. Батыр узнав, что фотокорреспондент из Ростова-на-Дону, рассказывал, как в Ашхабад из этого города приезжали двое замечательных ребят. И прочее в превосходных степенях. Приятно, когда твоя полезность определяется не только в категории дурного примера.
Дальнейшую драматическую судьбу Батыра я узнал из публикаций в интернете уже в нулевых. В начале девяностых он работал собкором еженедельных изданий «Союз» и «Жизнь». В 1992 году был назначен на пост заместителя министра иностранных дел Туркмении. Спустя два года Бердыев направлен в Вену в качестве чрезвычайного и полномочного посла Туркменистана в Австрийской Республике, Словацкой Республике и Чешской Республике. А в июле 2000 года Батыр был назначен министром иностранных дел Туркмении.
Через год Батыр Бердыев снят с идиотской формулировкой «ввиду болезненной зависимости от алкоголя». Обвиняли его также в слабом владении родным языком.
По данным оппозиционного сайта «Догры Ел» арестован 8 декабря 2002 года по подозрению в причастности к покушению на Сапармурата Туркменбаши и «трое сотрудников КНБ демонстративно и жестоко избивали Б. Бердыева, прикованного наручниками к двери». Видеозапись его «покаяния» в лучших сталинских традициях была показана по телевидению Туркмении 18 декабря 2002 г. А в январе 2003 года Батыр Бердыев был приговорен к 25 годам лишения свободы.
2003 годом было датировано сообщение Ахмедярова в соцсетях:
«Есть информация из надежных источников, а точнее - от общих с ним знакомых, что недавно в туркменской тюрьме умер Батыр Бердыев».
С тех пор разные международные правозащитные организации выясняют информацию о его судьбе.
В 2007 году появилась призрачная надежда, что Батыр жив. На сессии Генассамблеи ООН в Нью-Йорке выступил новый президент Туркмении Гурбангулы Бердымухаммедов. Первый вопрос, заданный президенту Туркмении, был об узниках. Гостю напомнили о неоднократно выражавшейся госдепом США и ОБСЕ озабоченности судьбой бывших министров иностранных дел Туркмении Бориса Шихмурадова и Батыра Бердыева, арестованных почти пять лет назад по обвинению в так называемом покушении на Туркменбаши. Бердымухаммедова спросили в лоб, живы они или нет. Ведь об их судьбе с тех пор ничего не известно, к ним не допускались ни врачи, ни родственники, ни адвокаты. После длительного отвлеченного пассажа о возможной «широкой амнистии» в связи со священным для мусульман месяцем Рамадан, неожиданно для аудитории туркменский президент, обращаясь к человеку, задавшему вопрос, проговорил: «А что касается тех двух людей, о которых вы спрашиваете, то я уверен, что они живы».
Но в мае 2009 года все еще ничего не известно. Human Rights Watch призвала правительство Туркмении обнародовать сведения о судьбе и местонахождении около 50 человек, осужденных по делу о покушении на Ниязова в 2002 году, включая бывшего посла в ОБСЕ Батыра Бердыева.
С тех пор о Батыре ничего не известно.
***