Ноябрь. Волшебное утро случилось. Ночью разбилось зеркало неба и полетело к земле бесчисленными, микроскопическими осколками, чтобы на рассвете удивить чей-то взгляд в окно. Небо будто сказало деревьям, траве и всему, на что просыпало свою щедрость: «Вот вам мои блестящие одежды, ими Вы сможете умножить мой свет, пока его мало! Отражать – тоже светить!».
И, действительно, стало светлее. Стало легче. Изживший себя мир чёрной осени сменился контрастной мозаикой, в которой за белыми деталями лишь с трудом стали различимы вытоптанные тропинки и бесцветность чуть слышных луж, суетные перебежки людей и еле угадываемые квадраты тусклых окошек. Двор раскрасился камуфляжными пятнами. Птицы остались прежними, но, кажется, радовались этому непостижимому явлению – снегу.
А, если вдуматься, присмотреться и отбросить в сторону уверенность, что, вот там, дробясь ветвями, собираясь где попросторней и снова дробясь, идёт человек, а вместо этого просто безмолвно понаблюдать за происходящим, картина станет удивительной, захватывающей и, надо признаться, малопонятной тому разуму, что привык всё разбирать на частички и искать выгоду, но в самом корне ясной и гениальной, понятной и радостной – разуму бесстрашному, спрятавшему свои зубы и застывшему в восхищённом смирении.
Но и если называть всё привычными именами, только сохранив подвижность воображения – красота не исчезает, а становится более человеческой, преломляясь сквозь наши призмы.
Я создаю для себя новые объекты. Им даже можно придумывать названия, но в этом нет необходимости – ведь необходимость как раз таки противоположна тому, о чём я толкую – она противоположна любви. Вот, например, чем магазин с точки зрения зрения, простите за каламбур, отличается от кривого многоугольного пространства между перехлестнувшимися ветками и вместившего в себя часть хвоста вороны, немножко стены и окна – я назову это пространство, просто для удобства, «эфорлиная»? Да ничем. Отличие есть только с позиции личной выгоды: магазин греет желудок, но никчёмен для души. А эфорлиная греет её, потому что даже неясно – он это или она? Ведь эти вопросы - тоже хищные и не имеют отношения к любви. Эфорлиная индивидуальна и неприменима в повседневной жизни, она только моя и ничья, она и есть я и никто сразу, я вычленил её из светящейся пустоты своего взгляда и дал имя – но я не против поделиться ей с вами. Или им. Как Вам приятней. Ведь это пространство между ветвями, что уже сто раз изменилось от ветра, а ворона вообще улетела – не имеет цены. Цена ей – мимолётная вспышка чувства, отблеск понимания, возможность на миг остановиться и задуматься о чём-то ещё, кроме постоянной защиты своих интересов. Эфорлиная – это, в конце концов, свобода верить и не верить в её существование, что трудно сказать о магазине или машине. Это глоток свежего воздуха в душном пространстве общепринятого синтаксиса.
Но небо не знает слов, и дарит бесконечностью ледяных отражений всё, что я тщетно пытаюсь назвать.
Волнообразные сплетения рук осин и берёз, замысловатые кляксы оттаявшего асфальта в окантовке блестящей жижи, на долю секунду отразившей мелькнувшие в ветре крылья; семенящие в форме кота бежевые, белые и чёрные пятна, трудно отличимые от ландшафта, грибоподобные береты старушек, будто отдельно летящие над дорогой – всё это не знает предела трансформации в сфере творческой мысли и всегда радо претерпевать эти метаморфозы.
В перерыве от мира необходимости я наблюдаю, как тихо темнеет. Если бы я мог стать таким же спокойным, как та ель, слегка опустившая свои лапы под прохладным весом, то наверняка увидел бы, как это происходит. Но я только отмечаю в промежутках, как подкрадываются сумерки, и предвкушаю темноту. Но и этого достаточно, чтобы вдохнуть полной грудью и в благодарность за вдохновение поздравить всех, кому это не безразлично, с первым снегом.