Урановая буча. Часть 2. Глава 1

Александр Ведров
ЧАСТЬ 2. Ангарск. Мы жили  в неизвестных городах

Глава 1. Сюда нас привозили впопыхах

Как же он начинался, АЭХК? Ангарское управление строительства (начальник Р.С. Зурабов, главный инженер С.Н. Алешин) с честью справилось с задачей возведения крупнейшего объекта Приангарья. В октябре 1954 года на место грандиозной стройки прибыли два строительных полка и с ними два стройбата. Как и на всякой солидной стройке, в помощь вольнонаемным строителям разбили лагерь для заключенных, располагавшийся за «Четвертым поселком». При выработке задания на сто десять процентов зэкам сокращали сроки наказания, они и старались, как могли.  Их было задействовано две тысячи четыреста человек. Общая численность армии строителей, вольнонаемных, военнослужащих и заключенных, достигала тридцати тысяч человек.

 Строительство и эксплуатация Ангарского комбината потребовали таких громадных материальных, финансовых затрат и притока кадров, что отодвинуло исполнение программы развития Ангаро-Енисейского региона по вовлечению в народное хозяйство природных ресурсов Восточной Сибири. Там, где вдоль Ангары на сотни километров тянулась ровная, словно скатерть, долина, рушилось приволье уткам, козам, кабанам. На территории, отведенной для ТЭЦ, строители-охотники на зорьке отстреливали глухарей. При копке котлована в Юго-Восточном поселке экскаваторщик ковшом черпал грунт вместе с костями мамонта. И тому покоя не дали.

 Уже через три года после того, как директором предприятия,  Виктором Новокшеновым, была повалена первая сосна вековой ангарской тайги, произведен пуск первой очереди атомного производства. 21 октября 1957 года заработали 308 газовых диффузионных машин. Через полгода в работу включился весь первый корпус, а дальше – один за другим вступали в строй все четыре километровых корпуса и с ними жилой массив и громадная производственная инфраструктура. Подобное производство имелось только у американцев, они и надеялись сохранить монополию, ведь Европа и Советский Союз на десятилетия разорены войной. Но не тут-то было! Наперекор всему, как черт из табакерки, выскочил Новокшенов со своим заводом и устроил американцам, по туманному выражению Никиты Хрущева, кузькину мать. Пришлось выяснять, кто такой Кузьма и его мама. Сегодня бешеные сроки ангарского строительства, когда основные центры науки и заводы-поставщики располагались далеко за Уралом, могут показаться чудом, но оно свершилось. Есть ядерный паритет с претендентом на мировое господство! Есть оружие для сокрушительного ответного удара!

Не обошлось без сюрпризов в жилом поселке. Фортель, выкинутый при строительстве Дома культуры,  вынудил обескураженного заказчика надолго заморозить стройку. Причина приостановки работ оказалось такая, что до нее не догадаться здравому человеку, сколько ни старайся. Просто-напросто, здание построили центральным входом к лесу, а запасным – к городу. Построили, посмотрели, а оно – наоборот! Вы представляете? Бывает же такое! Оставалось просить, как в доброй сказке, чтобы избушка повернулась к лесу задом, а к людям передом, но она не поворачивалась. Пришлось заняться перепроектированием отвернувшегося от народа Дома культуры. Но, как говорится, нет худа  без добра. Новый проект явно пошел на пользу ангарскому очагу культуры. Грандиозный стеклянный фасад, редкий по тем временам, украсил не только сооружение, но и всю панораму центральной площади.
***   
В 1963 выпускном году мы писали дипломы на комбинате в том же студенческом составе. Эдуард Марченко обладал восхитительным по красоте лирическим  баритоном, которым мы в урочный час заслушивались, позабыв обо всем на свете, за застольем, украшенным бутылками от винных производителей. Водка, неразлучный напиток алкоголиков, в нашем кругу спросом не пользовалась. Протяжные напевы и раскатистые рулады, разносившиеся из студенческого обиталища, не служили помехой жителям поселка. Красивый сольный голос исполнителя, обладающего богатым песенным репертуаром,  отзывался благостью на душах прохожих. К тому же, в беззаботные советские времена по праздничным и выходным дням народ не знал иных развлечений, как пиршество в тесной дружеской компании. Не обремененные дачами, машинами и заботами частного бизнеса, трудящиеся предавались раскрепощению души, о чем свидетельствовали наперебой рвущиеся из распахнутых окон народные напевы. Можно было устраивать конкурс народного творчества, но до того никто не догадался.

Но потехе час, а делу - время. Дипломная комната нам была выделена не где-нибудь, а в заводоуправлении комбината, а именно - в одном из бараков, построенных на первое время на полпути из поселка до промплощадки. Ознакомительную беседу с дипломниками провел главный инженер комбината Иван Сафронович Парахнюк, участник Великой Отечественной войны, являющий собой образец технического интеллигента. Он разъяснил роль и место комбината в атомной отрасли, с гордостью доложил о достижениях комплексной автоматизации производства, в котором бригады сменного персонала численностью в пять человек обслуживали гигантские технологические корпуса. В то время страна была помешена на автоматизации, даже трактор в фильме «Дело было в Пенькове» обрабатывал колхозное поле самостоятельно, без тракториста в кабине. Уж если в Пенькове запускали тракторы-роботы, то на атомном полигоне отставать было негоже.

 На той встрече Иван Сафронович привел пример яркой трудовой деятельности выпускника нашего факультета Владимира Дрождина. «Быстро вникает в дело, настойчив, широко смотрит», - отзывался главный инженер о молодом специалисте. Его фотографии запомнились мне еще в год поступления на физтех. С факультетских стен широко улыбался симпатичный юноша, тогдашняя институтская знаменитость, кандидат в мастера спорта СССР по беговым конькам. Занятия большим спортом он успешно совмещал с учебой, получив в институте диплом с отличием. Как правило, студенты добивались высоких достижений или в спорте, или в учебе, но совместить их могла личность, отмеченная особым знаком свыше.
 
Очное знакомство с Дрождиным произошло теми же осенними днями на волейбольной площадке, на которой любители перекидывания мяча через сетку сходились в часы обеденного перерыва. Владимир Иванович не отличался высоким ростом, но отлично ориентировался на площадке, сбрасывая мяч на свободные места команды противника. В то время он занимал должность начальника Отдела техники безопасности и вникал в деятельность всех подразделений комбината. Его уже готовили на большую перспективу. Мне тогда и в голову не приходило, что всю свою производственную деятельность предстоит провести под его непосредственным началом.
***
Защита наших дипломов прошла вполне успешно, если не считать частых откладываний из-за занятости директора, назначенного председателем ГЭК.Забот у Новокшенова в то время было выше крыши, комбинат два года работал в авральном режиме, а я без конца совался к нему со своими просьбами по трудоустройству; он же терпеливо сносил мои надоедливые визиты. К тому же, в тот тяжелый для комбината период его, сибирского богатыря, свалил обширный инфаркт. Мои сокурсники для дипломной работы взяли темы расчета каскадов обогащения урана. На заводе насчитывалось триста двадцать восемь блоков по двадцать две машины в каждом. Все это нагромождение, связанное в технологические цепочки, крутилось, вертелось и делилось. Дипломники получили арифмометры и приступили к заумным расчетам с точностью до шестого знака после запятой.
 
В 1943 году Исааку Кикоину было поручено создание диффузионной технологии, при разработке которой выявились три принципиальные проблемы: подобрать технологически пригодное соединение урана, изготовить делящий фильтр с минимальными отверстиями и сконструировать компрессор перекачки газовых потоков. При выборе уранового соединения остановились на гексафториде урана, способном при нагревании  возгоняться без плавления. Академик отвечал за изготовление фильтров по методу спекания мелкодисперсного порошка. Конструирование диффузионных машин одновременно было поручено особым КБ Кировского завода (Ленинград) и Горьковского завода ГАЗ. Научную деятельность академика И.К. Кикоина в Урановом проекте иначе, как грандиозной, не назвать. Он отец двух основополагающих технологий обогащения урана, газодиффузионной и центробежной. Как только он разработал и поставил на ноги диффузионное производство, так в 1954 году был назначен научным руководителем центробежного метода. Обе сложнейшие научно-технические задачи Исаак Константинович, сочетающий таланты ученого и инженера, выполнил на высочайшем уровне.

Суть диффузионного метода деления урана в условиях вакуума сводилась к тому, что газовому потоку в делительной трубке (фильтре) придавался турбулентный (вихревой) режим, при котором через тончайшие микропоры  с большей вероятностью проникали «легкие» и более подвижные изотопы урана-235,  поступавшие в «отбор».  «Тяжелые» изотопы-238, оставшиеся в смеси с «легкими» перед  перегородкой, многократно возвращались в делительный процесс и в конечном итоге отводились в «отвал». Трубчатые насадки тоже являли собой чудо из чудес. Диаметр пор в их порах измерялся сотыми долями микрона, чтобы молекулы в них не толкались, как люди в очередях, а проникали через туннели по одной.

Режим турбулентности просто и наглядно продемонстрировал на экзамене по гидрогазодинамике  студент УПИ Дмитрий Лобанов, отвечавший по билету на конкретном примере. Дима закурил папиросу и выпустил изо рта такую запутанную струю дыма, что профессор пришел в восторг от невообразимых переплетений больших и малых колец, пущенных вдогонку одно за другим и пересекающихся в вихревом потоке. Снова последовала глубокая затяжка, и профессору предстала, как противоположность турбулентному режиму, стабильная дымовая струя равномерного сечения по всей длине.
- Отлично, Лобанов! – воскликнул профессор. – Подобных демонстраций явления газовой динамики мне не приходилось видеть. Ставлю Вам круглую пятерку.
 
Во избежание поступления атмосферного  воздуха во внутренние технологические полости, общая неплотность на миллионы соединений в машинных сборках и коммуникациях по всем корпусам комбината допускалась в пределах одного квадратного миллиметра! Размер такого отверстия можно себе представить, проткнув иголкой лист бумаги, а ведь в корпусах было установлено семь тысяч машин и вдвое больше мощных компрессоров с диаметрами колеса до двух метров. Трубчатых делительных насадок, комплектуемых ярусами в машинных полостях, насчитывалось до ста пятидесяти миллионов штук. Если их выстроить в единую нить, то она могла дважды опоясать земной шар по диаметру. Немало  секретов открыто сегодня читателю, которые долго хранились за семью замками, а нашему поколению посчастливилось участвовать в становлении атомной отрасли.

Когда-то думалось с опаской, сумеет ли молодежь подхватить наши достижения? Ведь мы совершили невероятное, о чем до нас не смели и мечтать. И сделали это, пользуясь логарифмической линейкой, таблицами Брадиса, чертежным пульманом и готовальней. Был еще арифмометр, но не у всех. Смешными и напрасными кажутся сегодня те опасения. Потенциал молодого поколения генетически много выше нашего, и известный анекдот родился неспроста. Внук спрашивает: «Дед, как это вы создали атомную бомбу, запустили в космос человека, а ты  не можешь набрать код на домофоне?»  Это мы для них дикобразы.
***
Мои сотоварищи погрузились в расчеты газодинамических потоков, меня же заинтересовала тема связующего центра всех этих блоков и  каскадов, заполняющих корпуса, словно сотами улей. Связующий центр обогатительных корпусов, прозванный в обиходе «сердцем завода», подавал на диффузионный завод в строго дозированных расходах исходное сырье и принимал из корпусов обогащенные и обедненные потоки. Здесь не обходилось без процессов перевода сырья из твердого состояния в газовую фазу, потом наоборот – принимаемые газовые потоки под воздействием хладагентов конденсировались в емкостях обогащенного продукта (отбор) и обедненного (отвал).

При изучении теории перехода вещества из одной фазы в другую, мне удалось отыскать в Научной библиотеке Иркутского госуниверситета  журнал «Техническая физика» за 1939 год, в котором ученые Гухман и Вейник разработали математическую модель процесса замораживания рыбы. Когда я, вооружившись логарифмической линейкой, применил «рыбные» расчетные формулы к урановым технологиям, то получил результаты, с достаточной точностью совпадающие с практическими данными. Есть яркая находка всему дипломному проекту! Не зря же академик Ландау утверждал: «Метод важнее открытия». Руководитель дипломного проекта Владимир Литманович Коган, тоже с физтеха УПИ, согласился с тем, что нет разницы между объектами охлаждения, будь то уран или рыба, если речь идет о математическом изложении процесса.
 
На дипломной защите директор много хвалил меня за большой объем графического материала и задал вопрос, почему кожа человека легко выдерживает уличный мороз в двадцать пять градусов по Цельсию, тогда как обслуживающий персонал, на руки которого попадает жидкий хладагент той же температуры, получает сильные обморожения? Вопрос, конечно, интересный, в ответе на который пришлось сослаться на многократные различия  в плотности газовой и жидкой среды, воздействующей на объект охлаждения, что и отражается  значениями коэффициентов теплоотдачи (альфа) и теплопередачи (лямбда). Молекулы разреженного воздуха мягко воздействуют на кожную ткань, тогда как плотная жидкость мгновенно передает холод и разрушает ее.
***
За время дипломирования  я, по поручению Виктора Найденова и Вячеслава Тюпаева, трижды ходил к директору, обещавшему оформить в московских командировках наши распределения в Ангарск, но после каждого возвращения он, ссылаясь на занятость, сообщал, что не исполнил наш наказ. Наконец, уже перед нашим отъездом, Виктор Федорович твердо пообещал, что примет нас на работу и без министерского направления. «Мне, конечно, дадут за вас в Министерстве по шее, но видишь, какая она толстая, выдержит», - заверил меня директор, и, наклонившись над столом, постучал по шее ладонью. Эта шея стала залогом моего приезда в Ангарск вопреки полученному в институте направлению в Новоуральск, город моего детства и отрочества, затерянный между Свердловском и Нижним Тагилом.

Были курьезные примеры трудоустройства молодых специалистов на ангарское производство. Анатолий Войлошников, с дипломом энергетика Томского политеха, пришел в железнодорожную кассу за билетом до «почтового ящика 79». Кассир, приглядевшись к странному пассажиру, ответила словами известной песни о невозвратной поре детства: «билетов нет…». В строящемся городе Ангарске станции тоже не было, и Анатолий поехал до ближайшего населенного пункта Китой. Подъезжая к пункту, он увидел, что по лесу идет трамвай. Что за явление? Рассказывали про медведей в городе, а здесь – по лесу трамвай. Видать, секретный, если движется тайным лесным маршрутом, тогда и привезет куда надо. Анатолий соскочил на полустанке и поехал трамваем, но тот увез в обратную сторону, в поселок Майск.

Там  сказали, что почтовых ящиков в поселке много, а семьдесят девятый пусть ищет сам. Пришлось вернуться лесным трамваем до Управления ангарского нефтекомбината. Оттуда его послали на первую букву алфавита, в квартал «А», от которого недалеко «десятка», опять в лесу, но трамваи туда не ходили.
-А где искать «десятку»? – допытывался молодой специалист, утративший надежду добраться до таинственного почтового ящика.
- Так она в тайге, но никто ее не видел. Говорят, что под землей, где копают, там и ищи…

Слухи о подземном заводе оказались сильно преувеличенными, хотя они гуляют до сегодняшнего дня. Не видели таинственную десятку потому, что проезд к ней осуществлялся по закрытым ведомственным дорогам. А «десяткой» в народе оценивалось все то, что создано по особому знаку качества, как общежитие физтеха в Свердловске, так и атомный комбинат в Ангарске.  Дополнительным доводом в пользу распространившегося названия служила ТЭЦ-10, входившая в состав комбината, опять десятка, а также отсутствие вплоть до 1967 года официального названия: АЭХК. Но называть как-то надо было, вот и назвали десяткой.
 
… Игорь Петрович Витушкин, работник Отдела главного энергетика АЭХК, вспоминает, как его, в составе семерых студентов Куйбышевского индустриального института, за полгода до защиты  диплома вызвали в деканат, где человек в штатском дал им направление на распределение в Старомонетный переулок города Москва. Там Игорю сказали, что в хозяйстве некоего Новокшенова нужен теплотехник.
- А где оно?
- В Ангарске.
- А где Ангарск?
- В Восточной Сибири.
Игорь впал в ужас от перспективы оказаться в Сибири, еще и в Восточной, но ему дали день, чтобы он хорошо подумал над ответом. Подумав, как наказывали, он дал согласие. На станции Майск, близкой к  строящемуся Ангарску, молодого специалиста, прибывшего с безбрежной Волги,  встретили на директорской черной «Волге». Уже хорошо, а когда в пусковые годы ему начисляли зарплату в полторы тысячи рублей, то он решил, что лучше Сибири в мире места нет, и не может быть.  Килограмм мяса тогда стоил пятнадцать рублей, литр молока – два рубля сорок копеек. Игорь Петрович оказался востребованным специалистом в Отделе энергетика, подал более ста рацпредложений  и проявил себя искрометной деятельностью в заводском Клубе  веселых и находчивых (КВН).

Случайных людей в отрасли не было. Опытных специалистов передовых предприятий подбирали службы 1-го ГУ и отделы обкомов партии, предпочитая отличившихся участников Великой Отечественной войны. Алексей Александрович Мартынов, ветеран АЭХК и его многолетний профсоюзный лидер, вспоминает, что когда-то на комбинате трудились две с половиной тысячи ветеранов войны. Они и на атомном производстве были как на передовой. В свое время В.Ф. Новокшенов, будучи диспетчером Уралэнерго,  тоже угодил в обкомовский список перспективных работников. Е.П. Славский, будущий министр среднего машиностроения, приехавший в Свердловск  по набору кадров, утвердил его перевод на строящийся атомный объект близ Верх-Нейвинска. Это случилось в 1949 году.
 
Проверку кадров вели органы государственной безопасности. Требования к новобранцам предъявлялись не только по профессиональным оценкам, но и по их благонадежности. Не обходилось без перегибов. Так, в связи с репрессивными мерами по отношению к  Еврейскому антифашистскому комитету и ленинградским делом «врачей-отравителей», студенческие ряды уральского физтеха поредели: из них были «вычищены» студенты еврейской национальности. Начались новые нападки на академика Ландау, руководившего работами по развитию реакции в критической массе урана, за которого заступались М.Г. Первухин и академик Л.Д. Лиханов.
***
Но вот получен диплом. Узнав о намерении тройки  ангарских дипломников остаться на комбинате, заведующий кафедрой Г.Т. Щеголев произнес вещую фразу: «Лучше Сибирью начать, чем ею кончить». Мне же судьба прописала новое место жительства как постоянное, о чем никогда не жалел. Тогда же, в беззаботный 1963 год, надо было обернуться в Уфу, за невестой, Марли Леонорой Яновной, которая годом раньше отбыла по распределению на тамошний завод № 26 по строительству самолетных двигателей. Именно на нем в военные годы работал над конструированием лабораторного центрифужного образца профессор Ланге. В комнатушку планового отдела она ходила через ремонтный цех, в котором был изготовлен опытный образец профессора.
 
Наша переписка не прекращалась весь год, письма летели каждый день да через день, одно за другим, из Ангарска в Уфу и обратно. Руководство уфимского завода вникло в положение молодых специалистов и благословило новую декабристку, устремившуюся за женихом на сибирское поселение. В трудовой книжке декабристки появилась запись: «уволить в связи с переводом по месту работы мужа». С такой формулировкой нам оставалось одно: комсомольский союз скрепить брачным.

Из Уфы – в Свердловск, где сыграли комсомольскую свадьбу в кругу не разъехавшихся сокурсников, друзей и близких родственников. Мои товарищи-комсомольцы подарили шикарный столовый набор серебряных приборов на двенадцать персон, а также набор золоченых рюмок. Дар, сохранивший свою ценность за всю жизнь. Свадьба комсоргов состоялась 20 апреля, а в июне молодожены, уложив свое имущество в два чемодана, совместили свадебное путешествие с переездом в Восточную Сибирь.

В Ангарске – новый визит к директору, сдержавшему свое обещание. С первой встречи, состоявшейся в ведомственной гостинице «Южная», Виктор Федорович распорядился поселить прибывшую семью здесь же, с оплатой по тарифу общежития.  Меня, после короткой стажировки, приняли сменным технологом в подразделение, по теме которого я защищал диплом, а супругу устроили на два месяца вожатой  в летний пионерлагерь, а затем, после проверки документов в компетентных органах, экономистом в один из энергетических цехов комбината. Через пару месяцев нам была выделена комната в общежитии, а через полгода наша счастливая семейная пара въехала в однокомнатную квартиру. Вопросы социального обеспечения решались быстро и добротно. Оставалось жить и трудиться.
 
Вместе со мной на комбинат прибыл Виктор Найденов, тоже с молодой женой, еврейкой Фаей, свадьбу с которой наспех сыграли в городе Копейск Челябинской области.  Мы дружили семьями. Виктор был устроен в структуру ИВЦ комбината, где в начале шестидесятых годов функционировала автоматизированная система управления производством (АСУТП); на ее базе возник информационный вычислительный центр (ИВЦ) под руководством Г.А. Сергеева. С введением вычислительных машин здесь был простор расчетчикам и программистам, но со временем Виктор перебрался в Желтые Воды, что под Днепропетровском, оставив меня одного из группы на освоение Восточной Сибири.

 Третий наш комсомолец-доброволец, Слава Тюпаев, не дождался моего появления в Свердловске.  Утомившись в ожиданиях, он оставил мне разгромную записку за предательское поведение и отбыл по распределению в Свердловск-44. Позже, встречая его там, я всегда ловил себя на мысли, что сама судьба, вмешавшись в намерения молодого человека, правильно распорядилась им; в кругу товарищей-однокурсников он чувствовал себя как рыба в воде, а на чужбине мог не выдержать, потеряться. А рыбку Слава изображал классно, как никто, хотя и не в воде. По просьбе товарищей, он разбегался по коридору общежития, отталкивался от пола и летел ласточкой по воздуху, длинный, тощий и легкий, затем приземлялся на грудь и скользил по полу, задрав ноги и собирая пыль.
***
Первое время на работу добирались паровозной тягой в стареньких вагонах ведомственного поезда, который подвозил трудовой народ от жилого поселка до Первой проходной. Пассажиров набивалось полная коробушка, свет в вагонах исходил от свечек, вставленных в футляры. Счастливчики, занимавшие сидячие места, могли подремать. За проходной, охраняемой автоматчиками, двигались вдоль корпусов пару километров пешим ходом, заменяющим утреннюю зарядку. По зимнему морозу приходилось несладко, ведь за зиму вкупе набиралось до пятнадцати деньков с дневными температурами в сорок градусов и ниже. Сколько ни утепляйся, а коленки дубели от нестерпимого холода. Кто-то спасался от мороза пробежкой.

Но летом – красота и наслаждение от прогулки по тропинке через лесок с таежными цветами. Полевые жарки, сапожки, фиалки и саранки радовали глаз неприхотливостью и скромным очарованием. После уральской межсезонной слякоти сибирская погода радовала солнечными днями. Осень сухая, с прохладой по ночам и легкой изморозью на траве. Земля постепенно остывала, и  третий снег ложился уже до весны. Погода и сегодня нам благоволит. «Середину земли», удаленную на многие тысячи километров от океанов, не достают шторма и шквальные ветра, не заливают ливни и не поражает град. Солнце над нами круглый год.
 
Распорядок рабочей недели на комбинате был необычен и хорош. Пятидневная рабочая неделя! Где это видано и где это слыхано? А на предприятии п/я 79 – пожалуйста! В мае 1959 года директор ввел для дневного персонала эксклюзивный режим труда, принятый народом с горячим одобрением. Министерство требовало отмены ангарского чудачества, но директор оставался непреклонен, хотя на годовом отчете схлопотал выговор со снятием премии и три года склонялся в столичных кабинетах как самодур.
Обстановка разрядилась, когда реформатор Хрущев однажды призвал к переходу на пятидневную рабочую неделю, посетовав на отсутствие в Союзе подобного опыта. Тут-то министр Средмаша Ефим Славский не без гордости заявил, что один из его многотысячных коллективов уже несколько лет работает по новой системе труда и отдыха. Через день начальник ОТиЗ комбината А.М. Татаринов спецрейсом и со всеми материалами о передовом опыте вылетел в Москву. Затем в Ангарск понаехали комиссии, изучили новшество со всех сторон, и вскоре Советский Союз от края и до края перешел на ангарскую пятидневку.
***
Условия труда и быта улучшались год от года. Ангарское Управление рабочего снабжения (УРС) было приписано к системе Минсредмаша и поставляло  в магазины товары, каких в открытых городах было не сыскать. За ними съезжались покупатели из Иркутска и окрестных мест. Когда в магазине «Силуэт», что напротив спорткомплекса «Ермак»,  «выбросили» джинсы, вход в магазин заранее был перекрыт грузовиками и по узенькому проходу пропускали группы покупателей с привлечением милицейского наряда. За колготами выстраивались очереди с улицы в сотню метров.

Пришло время, когда людей на работу стали доставлять на новеньких автобусах, с посадкой не на окраине городка, а в центре, на площади ДК «Современник». Праздник народу. С работы трудящиеся отъезжали от нового здания управления комбината, располагавшегося напротив КПП-1. Пассажиры заполняли автобус в порядке живой очереди. Когда свободных мест не оставалось, желающие занимали стоячие места, на дорогу-то уходило не более десяти  минут. Все-то устраивало людей, пока однажды в отлаженный процесс не вмешался некто Волков, работник одного из вспомогательных цехов, предположительно  - из цеха пароводоканализации. По недостоверным сведениям, его звали Мишей.

В тот день он принялся руководить отправкой служебных автобусов от КПП-1 до жилого района. Для пущей важности активист-доброволец нацепил на руку красную повязку, которая оказывала на людей прямо-таки магическое воздействие. Внештатный распорядитель транспортного движения отправлял автобусы по мере заполнения сидячих мест. На недоуменные вопросы водителей и отъезжающих, привыкших к переездам в переполненных автобусах, Миша пояснял, что с сегодняшнего дня на линию выделено на пять автобусов больше.

    Люди наперебой хвалили довольного собой благодетеля за проявленную заботу. Но наступил момент, когда все автобусы отбыли, но не все желающие уехали. На последнем автобусе предусмотрительно отбыл и руководитель пассажирских перевозок. Одураченный народ возроптал и направил к диспетчеру предприятия делегацию, потребовав обещанные «дежурным с повязкой» дополнительные пять автобусов. Диспетчер подивился проявленной инициативе неведомого организатора, но распорядился направить дополнительные автобусы для застрявшего народа.
 
    … Но был еще не вечер, и Маша Волкова, супруга любителя розыгрышей, увлекла благоверного в «Универсам». В Юго-Западном районе Ангарска, где разместился жилой массив АЭХК, как раз открылся магазин с новой и совершенно непривычной формой обслуживания населения. Новизна состояла в том, что покупатели не выстраивались в осточертевшие очереди, а проходили к прилавкам, где сами набирали в корзины продукты, а на выходе рассчитывались с кассиром. Так Советская власть, поднатужась, предприняла попытку приобщения граждан к цивилизованным формам отношений между продавцами и покупателями.

    Слухи о диковинном магазине самообслуживания распространились среди горожан, привлекая их, как пчел на сладкую патоку. Среди них оказалась семейная пара Волковых. Маша пошла по рядам набирать товары, а Миша, осмотревшись в новой обстановке, двинулся к выходу поджидать супругу. Инициатор нестандартных жизненных ситуаций какое-то время колобродил у выхода в ожидании супруги, пока в его беспокойной голове не блеснула очередная оригинальная идея. Не откладывая задуманное, он доверительно сообщил кассиру, что видел, как одна из покупательниц запихала за пазуху банку консервов, и указал на беспечно разгуливающую по залу собственную женушку.

    Когда Маша подошла к кассе, ее поджидала бригада сотрудников магазина.
    - Предъявите, гражданка, припрятанный Вами товар, тогда и рассчитаем Вас, - потребовала девушка за кассовым аппаратом.
    - Какой такой припрятанный товар? – оторопела Маша.
    - Банка консервов, которая у Вас за пазухой, - подсказала девушка.
    - Почему за пазухой? О чем Вы говорите? У меня все в корзине...
    - Пройдемте, гражданка, в кабинет директора, там разберемся...
    Из кабинета разъяренная Маша ринулась к провокатору, которым, по описаниям извинившихся сотрудников, оказался не кто-нибудь иной, как ее собственный муженек! Всю силу возмущения за испытанный принародный позор она выплеснула на спутника жизни.

    - Тише, Маша! Тише!! – успокаивал наводчик взбешенную супругу, - Так надо, Маша!
    - Кому это так надо? – снова оказалась в замешательстве оклеветанная Маша.
    - Так надо, Маша, чтобы ты вошла в доверие продавцам…
    - Зачем мне это доверие? – не могла взять в разумение недоумевающая Маша.
    - Затем, Маша, что в следующий раз смело клади банку за пазуху - тебя уже никто не заподозрит и не задержит!
    У бедной Маши помутилось сознание то ли от незавидной перспективы таскать из магазина за пазухой банки консервов, то ли от неистощимости Мишиных выходок, в которых непросто было выявить серьезность или дурашливость его поступков.
***
Итак, КИУ (комплекс конденсационно-испарительных установок), связующий узел всей технологической цепочки производства по обогащению урана. С вводом в 1961 году химического, сублиматного, завода, или завода «С», комбинат получил «сырьевую независимость». На химическом производстве АЭХК исходное сырье, тетрафторид урана,  фторированием в факельных реакторах доводилось до гексафторида, очищалось, затаривалось в порошкообразном виде в баллоны объемом один метр кубический и транспортировалось в здание № 3Б. Здесь баллоны устанавливались в электроиндукционные «корзины» (индукторы) для прогревания и подачи газообразного урана в технологические корпуса.

По воспоминаниям директора химзавода  Анатолия Алексеевича Лавелина, химическое производство рождалось в муках и с большими трудностями. Даже в освоенном производстве на некоторых участках без противогаза было не обойтись. Выполнив необходимые операции, люди выходили на улицу, чтобы отдышаться. Однажды контролер Князева оказалась в химцехе №1 без противогаза, что было нарушением правил техники безопасности для нахождения в той категории помещений.  Начальник смены В. Пырков, умница и душа компаний, пошел за ней на поиски, но безуспешно. Хотя он и вернулся из мертвящего смрада, но спасти его медикам не удалось. Погибла и Князева.

Первым директором химического завода был назначен Андрей Максимович Пикалов, выходец с Алтая, окончивший школу с золотой медалью, а химфак Томского университета – с отличием. На Усольском химкомбинате отличник учебы дослужился до начальника цеха, стал парторгом ЦК КПСС, потом – секретарем Усольского и Ангарского горкомов партии по промышленности. Заводной, с быстрой речью и сверлящим слух сильным фальцетом, вдобавок с огненной шевелюрой на голове, он всегда привлекал к себе внимание окружения. Его и приметил В.Ф. Новокшенов, решив, что более заметного директора химзавода ему не подыскать.  К странностям Пикалова можно было отнести приобретение машины марки «Запорожец», пользовавшейся у автомобилистов вечными насмешками. Зато он был ближе к народу. Главным инженером к нему приставили Ф.И. Косинцева, тоже с рыжим отливом волос, чтобы лучше сработались.  Феоктист Иванович – выпускник физтеха УПИ, доктор технических наук.
 
По аналогии с сублиматным заводом «С», диффузионный завод назывался заводом «Т», но что же могла обозначать эта таинственная буква? Не сразу поймешь. Ответ лежит в названии моделей диффузионных машин, начиная с  машины типа «Т-15» и других, в которых применялись трубчатые фильтры, тогда как в первоначальных машинах «ОК» ставились плоские. Они тогда назывались "картами", по размерам игральных карт. По трубчатой машине получил название и «трубчатый завод». Заодно отметим, что название «ОК» пошло от конструкции одноступенчатого компрессора, разработанного в КБ Горьковского автозавода. Кругом секретность. Вместо слова «уран» во всех заводских  документах было напечатано черным по белому: «металл», к примеру, «гексафторид металла» и его формула – МеF6.

 С этими заморочками попал в переплет Евгений Ильич Микерин, будущий главный инженер ПО "Маяк", работавший в Челябинске-40 еще начальником смены, когда он попался на глаза Л.П. Берии при обходе предприятия.
- Ты можешь доходчиво объяснишь суть производства на комбинате? – обратился Лаврентий Павлович к молодому специалисту. В туманных докладах руководящего состава он потерял надежду понять, зачем нужен комбинат. Евгений предельно просто изложил ему производственную цепочку, называя прямыми словами запретные понятия «уран» и «плутоний».
- Нашелся хоть один человек, который ясно рассказал, что тут происходит, - удовлетворенный докладом, Берия пожал Микерину руку и отбыл по своему маршруту. Берия уехал, а молодого инженера затаскали органы. На каком основании он раскрыл названия засекреченных радиоактивных элементов? Откуда он знает о смежных производствах? Помусолили, но не привлекли.

Режимные требования в отрасли были такими, что выше некуда, взять хотя бы трагический случай на АЭХК. В тот день двое демобилизованных  договорились с сослуживцами, чтобы те пропустили их на территорию заводской столовой к знакомым девчатам, с которыми подружились за время службы, но задержались по молодому делу, когда на пост заступили солдаты, только что прибывшие на охрану комбината. Видя такое дело, нарушители воинской дисциплины решили не объявляться с повинной и не подводить товарищей по сговору, а прорвались через охрану КПП-1 и выбежали из проходной, но их настигла автоматная очередь. День окончания службы стал им последним днем жизни.

... Помимо технологического оборудования, производственное здание КИУ имело участок фреоновых установок для приготовления хладоносителя (рассола) с температурой минус двадцать пять градусов, подаваемого в дьюары  коллекторов отбора и отвала, и блок вакуумных насосов для откачки газообразного продукта из корпусов. Для конденсации «проскочившего продукта» применялись промежуточные емкости, охлаждаемые твердой углекислотой, температура минус 78 градусов по Цельсию. Сопутствующие примеси улавливались в «осадителях» с охлаждением жидким азотом при температуре  минус 195 градуса. Подразделение КИУ с его трехступенчатой системой охлаждения часто называлось холодильным отделением.
 
Щитовая площадка состояла  из трех десятков панелей для контроля технологического процесса. Основные показатели круглосуточно фиксировались на лентах самопишущих приборов, этаких прообразов «черных ящиков», которые со временем стали устанавливаться на самолетах.  Ленты с записями молчаливых свидетелей ведения технологического режима ежесуточно снимались операторами и передавались в бюро контроля. На щитовой площадке – рабочее место сменного технолога. Под потолком ходили два мостовых крана грузоподъемностью до десяти тонн.
 
Меня направили инженером-технологом в смену «Б». В каждой смене трудились по пять-шесть аппаратчиков, из них два-три опытнейших, которые были надежной опорой любому технологу. В смене «А» к таким корифеям относился Юрий Васильевич Маскальцов, награжденный орденами «Знак почета» и Трудового Красного Знамени, и Виктор Гаранин. В смене «В» это были Николай Афанасьев, бывалый таежник, Авим Вагин, Валентин Левченко и Владимир Клюкин, который позже будет занимать инженерные должности технолога, начальника смены и нормативно-технического бюро завода; в смене «Г»  - Лев Пушмин, человек твердых жизненных убеждений, и Михаил Лыков, прибывший из Свердловска-44 и опять орденоносец. В моей смене «Б» два аппаратчика-наставника, Вениамин Спиридонович Квакин и Владимир Иванович Герасименко, знали действующее оборудование как свои пять пальцев, с ними мне, вчерашнему студенту, сам черт не был страшен.